Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

Уильям Смит смачно стукнул рукой по своему правому колену:

— Боже милостивый, мистер Адамс, думаю, что вы положили конец этим нескончаемым спорам. Мистер Бейли никогда не станет предъявлять мне иск, если поймет, что тем самым он создаст прецедент иска к нему самому.

— Хорошо, — сказал Джон Адамс, оседая, словно из него, как из надувной игрушки, выпустили воздух, — приятно выиграть дело. — Он добавил с грустной улыбкой: — Мисс Абигейл, не кажется ли вам, что я заслужил клубничный пирог?

Она принесла тарелку с пирогом и вновь наполнила чаем чашку Адамса, заметив уважительный взгляд отца. По-иному думала ее мать: она выхватила поднос, стоявший перед Адамсом, и перенесла его к Ричарду Кранчу. Абигейл подумала: «Хорошая жена священника должна быть вежливой даже с теми, кто ей не нравится».

— Джон Адамс всего лишь адвокат! — презрительно закричала ее мать, когда имя ее кузины Ханны Куинси было упомянуто вкупе с его именем. — Адвокаты — самые презренные типы в Новой Англии. Так думают все. Их следует поставить вне закона.

— Хороша шутка, мама! — весело воскликнула Абигейл.

— Шутка? Какая шутка! Ты знаешь, Нэбби, что я не шучу. Массачусетс был священным поселением, пока адвокатам не разрешали заниматься своим колдовством.

— Массачусетс никогда не был идеальной общиной, — мягко вмешался ее отец. — И мистер Адамс не колдун. Бывают моменты, когда я нахожу его разумным.

— Разумным? Если бы он не провел четыре года в колледже Гарварда, он стал бы священником. Не для этого ли нужен Гарвард?

Абигейл не знала, для чего нужен колледж Гарварда. Он явно не подходил девушкам, хотя отец взял ее с собой послушать выступления выпускников 1761 года, а потом состоялся пикник на берегу реки Чарлз с семьями молодых людей.

Октябрьские сумерки надвигались, словно низкие тучи. В комнате стемнело. Миссис Смит зажгла на столах бронзовые лампы, а затем сдвинула шторы. Это было сигналом, что скоро ужин. Джон Адамс встал, чтобы откланяться.

— Останьтесь на ужин, мистер Адамс, — сказала миссис Смит.

Абигейл с восхищением посмотрела на мать. Несмотря на то что ей не нравился Адамс, Элизабет Смит не нарушала традицию: все присутствующие в доме в такой час приглашались на ужин.

Она заметила также, что слова матери удивили мистера Адамса, но он не проявил желания покинуть их компанию.

3

Ее родители прошли впереди них через дверь в гостиную, которая находилась в первой постройке, воздвигнутой на этом участке на вершине холма вплотную к первой церкви, которую называли Ясли Господние.[4] Постройка имела полтора этажа и остроконечную крышу с четырьмя слуховыми окнами, смотревшими на верхние спальни основного дома, именовавшегося особняком. Это было большое деревянное побеленное строение, которое построил и присоединил к первой хижине преподобный мистер Торри, бывший пастор Уэймаута. В хижине находились кухня, столовая, две спальни и рабочая комната, где миссис Смит разместила свои ткацкие станки. Стены комнаты были обшиты гладкими деревянными панелями.

Миссис Смит заняла свое место во главе длинного стола, за ее спиной находилась кухня. Пастор Смит сел по другую сторону стола между двумя окнами, рамы которых были переделаны по образцу окон особняка. Билли втиснулся в кресло, самое дальнее от отца. Бетси села рядом с отцом, Мэри и Кранч выбрали кресла около камина, против них сели Абигейл и Джон Адамс; перед их глазами маячил массивный буфет. Прихожане не одобрили приобретения органа для церкви, и посему преподобный мистер Смит приволок старое семейное фортепьяно из Чарлзтауна. Поодаль на подставке стояли французские часы. Это была уютная комната, здесь не допускалось каких-либо семейных споров и распрей, пока шла трапеза.

Феб, одна из рабынь семьи Смит, была принята в дом священника семь лет назад, после смерти негритянки Пэг. Она раскладывала в кухне в тарелки холодную баранину, а Том, муж Пэг, вносил блюда с пудингом, бисквитами и кувшины с молоком. Обветренное лицо Тома было цвета отполированного красного дерева, а коротко остриженные седые волосы торчали щетинкой на голове. Во время сева и уборки урожая он работал бок о бок со священником. Он также прислуживал за столом, когда собиралась компания. Пэг ухаживала за девочками, тогда еще маленькими; теперь же эту роль взяла на себя приземистая толстушка Феб с грудным голосом. Она стала женой Тома.

Слабый свет подвешенной к потолку масляной лампы заставил их сесть ближе друг к другу, когда беседа перешла к излюбленной теме окрестных жителей о том, как взошедший на престол король Георг III[5] произнес перед парламентом свою первую блестящую речь. В комнате стало оживленно и тепло. Все они были англичанами, глубоко преданными своей родине и гордившимися империей. Они говорили по-английски; их мысли и ощущения, их моды и в значительной мере их поэзия, архитектура, мебель, посуда, серебро, пьесы, политика, проповеди, их музыка, законы, конституция, их культурное наследство были английскими. Массачусетс был вторым домом. Англия — хотя только Кранч пожил там — была источником всего хорошего и надежного в их жизни.

Случались семейные распри вроде той, что началась двадцать восемь лет назад, в 1733 году, когда парламент принял закон о патоке, установивший высокие пошлины на сахар и патоку, ввозившиеся в колонии из Вест-Индии. Поскольку Массачусетс перерабатывал патоку в ром, один из основных товаров экспорта, а новые пошлины грозили подорвать производство и разорить большую часть торговцев, он отказался выплачивать налог. Контрабанда превратилась в почетное, уважаемое искусство. Англия проявляла снисходительность, иногда, правда, делая гримасы, но, подобно доброму родителю, не настаивала на проведении закона в жизнь.

Согласие царило до начала прошлого года, когда Англия разослала своим таможенникам постановления о выполнении закона и общие полномочия на обыск, наделявшие их правом насильственного досмотра любого судна, склада, мастерской или дома в поисках контрабанды. Массачусетс, страшно обидевшись, возразил: «Дом человека — его крепость. Такими же являются его судно, склад, лавка. Они подвластны ветру и дождю, но не королю!»

Джеймс Отис, самый блестящий из массачусетских ученых-юристов, произнес в Верховном суде страстную речь, отвергавшую эту пагубную несправедливость. Все были убеждены, что Англия вскоре отменит постановления. В Массачусетсе полагали, что родина, допустившая ошибку в своих действиях, исправит ее.

Такие случайные размолвки всегда улаживались так, как хотела Новая Англия, усиливая узы лояльности между Британией и ее обожаемыми, хотя и не всегда вежливыми колониями. Если иногда Англия считала, что колонии, в особенности сварливый Массачусетс, действовали, как избалованный выводок, то было справедливо и другое: они были быстро растущими и эффективно действующими отпрысками, наполнявшими казну короля благодаря своей внешней торговле, строго регулировавшейся Англией, которая не допускала отклонений от правил. Жители Новой Англии вели себя плохо только в тех случаях, когда считали, что их родное правительство пытается ущемить их «политические права как свободных англичан».

В то время как Феб и Том подавали яблочный пирог и фрукты, Абигейл восторженно цитировала те разделы речи Георга III, в которых король обещал опекать религию, британскую конституцию, права и свободы всех своих подданных; Массачусетс объявил, что такие чувства достойны короля-патриота.

Теперь, когда ужин был окончен, миссис Смит выполнила свой долг хозяйки.

— Есть и такие, которых нельзя считать настоящими англичанами, — сказала она. — Возьмите, к примеру, Сэмюела Адамса, он всегда старается учинить беспорядки.

Ее муж тихо спросил:

— Он ваш близкий родственник, мистер Адамс?

Абигейл, сидевшая рядом с Джоном, почувствовала, что его вовсе не застали врасплох. И вместе с тем поняла, что в нем пробудился дух борца.

— Мы не столь близки, как кузены: у нас общий прадедушка. Но мы близки как друзья. Мне нравится Сэм, и я им восхищаюсь, даже когда с ним не согласен… а это бывает почти всегда.

— Однако чем тут восхищаться? — упорствовала миссис Смит. — Он несколько раз заваливал дело. Промотал все наследство родителей, занявшись пивоварением. Теперь же, когда стал сборщиком налогов, в его отчетах, по слухам, недостает значительной суммы. Так утверждает молва.

— Согласен, Сэм неважный бизнесмен. — Джон Адамс сказал скорее с задором, чем с раздражением, очевидно, он умел справляться с неприятными ситуациями. — Сэм хотел стать адвокатом и вырос бы в одного из величайших авторитетов в юриспруденции. Но видите ли, миссис Смит, мать Сэмюела презирала право. Есть люди такого склада ума, как бы странно это ни звучало.