Уэлихолн - Торин Владимир

Один из бродяг пел хриплым пропитым голосом. Виктор встрепенулся, когда услышал собственное имя.

…Виктор и его демоны ищут тебя… В Лондонском смоге я встретил его, Пропивал свою жизнь и не знал он того, Что хоть пей, хоть не пей, а сгинешь, как все: Скорбя о любви. …Вот я и рядом присел. Он все скулит: «Что за черт? Как же быть? Эй, друг, посоветуй, как мне поступить!» «Вот, выпей, дружище», — налил я ему. И вместе в тот вечер пошли мы ко дну. Виктор болтал — он был навеселе. Уверял, что сбежала она на метле, Что компас его сломан и карт не достать, Что не может невесту нигде отыскать.

Сбоку вдруг раздался скрип, и Виктор, вздрогнув, поглядел на сестру.

Кристина закусила губу и скрючилась, наклонившись всем телом к лобовому стеклу, напоминая в этот миг какого-то жуткого горбуна. При этом она сжимала руль с такой силой, что он, казалось, вот-вот треснет. Сестра испепеляла взглядом старушку, переходившую улицу. А старушка все шла и шла. Дюйм за дюймом…

Бродяги меж тем запели нестройным хором. Судя по всему, это был припев:

…Виктор и его демоны заявились в город, Уж поздно сбегать — им дай только повод, За пинтой не спрячешься, душу скребя. Виктор и его демоны ищут тебя… Сказал он: «Прости мне, друг, это нытье, Мне б в Темзы объятья, чтоб не помнить ее, Но за каждым углом и в каждом окне Ее вижу лицо, ее слышится смех. И зачем обвенчался я с ведьмой?! Вот черт! Уже третий по счету этот город и порт…» Виктору сказал я, чтоб впредь меньше пил. А сам ему виски до края налил.

«Драндулет» фыркал и трясся.

Кристина зашипела. В ее понимании старушка была самым нерасторопным существом во вселенной и волочилась так медленно ей назло. В силу своей энергичности и непоседливости Кристина не могла выносить подобное спокойно. Она явно воспринимала каждое едва заметное движение старушки как личное оскорбление.

Музыканты тем временем продолжали свою заунывную историю:

И вот мы сидим: он говорит, а я пью. Изливает он душу мне, ему я — свою. Не слышу, что наши истории схожи, Что жалобы те же. Эх, две пьяные рожи! Трактирщик кричит вдруг: «Плати-ка за виски!» Я глянул: приятель мой ушел по-английски. Я хотел объясниться, ничего не тая, Но хмуро трактирщик глядит… на меня?.. И виски закончился, и хмель отпустил. Дурно мне — видимо, лишку хватил. И за столом никого, кроме разве меня, Как будто я — это Виктор, а он — это я.

И они снова затянули угрюмый припев про этого Виктора, который то ли существовал, то ли не существовал, и про шайку его демонов.

— Давай… давай… — шептала Кристина. — Еще дюйм… еще полдюйма… Да!

Старушка с покупками наконец сдвинулась на указанные полдюйма, и Кристина вдавила педаль в пол. «Драндулет» рыкнул, фыркнул, чихнул дымом из выхлопов и сорвался с места.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Фигуры бродячих музыкантов в круглом треснутом зеркале заднего вида все уменьшались. А музыка и слова песни постепенно становились тише, поедаемые воем осеннего ветра.

Виктора вдруг посетила тревожная мысль о совпадении…

«Виктор и его демоны заявились в город…»

Конечно же, он слышал раньше эту старую ирландскую песню, но то, что он ее услышал сейчас, когда вернулся домой… когда он вернулся в… город…

А каких демонов он, словно герой песни, мог привезти с собой? Тоску? Свою извечную спутницу — меланхолию? Мрачные воспоминания? Страхи перед возвращением в родной дом? Да, демонов набралось на маленький карманный ад.

«Виктор и его демоны заявились в город…»

О, если бы он только мог знать…

Виктор и до того чувствовал себя неуютно в старой семейной машине, сидя возле родной сестры, которой сейчас он был чужим ровно настолько, насколько был близок в детстве. Но теперь с ними в «Драндулете» присутствовал еще кое-кто. Или, вернее — некто. А уж если учесть его самолюбие, то и вовсе — Некто.

Весьма вальяжный и эксцентричный джентльмен сидел сзади и молчал всю дорогу. Виктор буквально спиной ощущал его многозначительно невысказанное недовольство, презрение ко всему сущему и к этим людишкам спереди.

Кот Коннелли возлежал на мягкой подушке с его же вышитым изображением на наволочке и, несмотря на то что «Драндулет» постоянно подпрыгивал на неровной мостовой, умудрялся не шевелиться. На его шее красовался алый галстук-бабочка, а на глазах — что выглядело весьма странно — была белая повязка.

— Это временно, — пояснила Кристина и свернула возле городской библиотеки. Она помахала какому-то пешеходу — знакомый ответил на приветствие.

— А что с ним?

— Я не разбираюсь во всей этой кошачьей медицине, но кажется, у него появился… эм-м… негативный взгляд.

— Кот-пессимист? — удивился Виктор.

— Нет! — фыркнула сестра. — Просто Кренделек видит все в обращенных тонах — кругом для него, как… ну… негатив фотографии.

Кот раздраженно повернулся к Кристине. Механически медленный и отточенный поворот головы мог значить лишь одно: «Не называй меня этим глупым прозвищем при нем».

— Только представь, — восторженно продолжала Кристина, — белое стало черным, а черное — белым! Ужас! Поэтому с повязкой ему лучше.

Коту, очевидно, вся эта тема была не слишком приятна, и выражалось это в его недовольном выражении видимой части морды. Виктор решил не продолжать расспросы.

«Драндулет» нырнул под ржавую арку, на которой неровными бронзовыми буквами было выведено: «На холм Ковентли».

Туман отступил, будто кто-то разом стянул чехольную ткань со старой мебели, открывая гидранты, почтовые ящики, проволочные линии телеграфа, а еще двух- и трехэтажные дома с черепичными крышами, которыми, точно деревьями, порос холм.

А затем — Виктор даже вздрогнул от неожиданности — показались знакомые очертания их дома.

Это место было старым, морщинистым, от него веяло чем-то нездоровым. Подобные дома обычно обходят стороной, но только не этот. О, только не этот. Здесь всегда ошивалось множество народа: дальние родственники, различные неприятные знакомые родителей и совсем уж странные личности, заявляющиеся порой без приглашения и чувствующие себя как дома.

Крик-Холл был большим особняком: три этажа и чердак в придачу. Стены сплошь поросли плющом, и дом казался одетым в зелень, как огромный зверь в шкуру. Зеленоватая черепичная крыша требовала ремонта, но у хозяев уже примерно с полвека все никак не доходили руки. Как, впрочем, и до окружавшего дом неухоженного, поросшего бурьяном сада.

«Подумать только… семь лет прошло, а здесь ничего не изменилось», — хмуро отметил Виктор.

Он бросил взгляд на свое окно. Чернеет… Значит ли это, что Она никого не поселила в его комнате?

Возле садовой ограды сидел старый соседский пес. Завидев «Драндулет», он вскочил на все четыре лапы и радостно завилял хвостом. Судя по всему, Кристина его подкармливала.