Я не толстая - Мэг Кэбот

Жене президента Эллингтона, Элеонор, кажется, кроме жалоб на студентов, заняться больше и нечем. Всякий раз, когда я ее встречаю, она либо собирается в «Сакс» на Пятой авеню, либо возвращается оттуда. Она предается шоппингу с такой одержимостью, с какой бегун-олимпиец тренируется на беговой дорожке.

Кроме шоппинга, у нее есть еще одно большое увлечение – водка. Когда она и мистер Эллингтон возвращаются с очередного позднего обеда с членами попечительского совета, миссис Эллингтон неизменно поднимает в вестибюле шум по поводу своих какаду. Во всяком случае, так мне сказал Пит, мой любимый охранник.

– Знаешь, толстяк, – сказала она ему как-то раз, – мои птички тебя просто терпеть не могут.

С ее стороны это довольно жестоко. И к тому же не совсем правдиво, потому что Пит совсем не толстый. Он просто, как бы это сказать, средний.

В вестибюле пьяные вопли миссис Эллингтон забавляют дежурных студентов, тех самых студентов, за которыми мне положено надзирать. Иногда, если доктора Эллингтона нет дома, миссис Эллингтон, случается, звонит поздно вечером на ресепшен и жалуется на всякие ужасы. Например, на то, что кто-то съел все ее фаршированные артишоки, или что у нее на террасе бродят койоты, или что по спинке ее кровати барабанят маленькие невидимые гномы.

По словам Пита, студенты в первое время терялись, услышав такие жалобы, и звонили помощникам директора резиденции и классным наставникам, считая, что они за на бесплатное жилье и кормежку должны быть им чем-то вроде мамаш. Помощники, в свою очередь, извещали директора общежития, который поднимался на лифте на двадцатый этаж, чтобы разобраться, в чем дело.

Но когда миссис Эллингтон с красными глазами, одетая в велюровый халат – я так и знала, она носит велюр: он почти так же хорош, как бархат-стрейч, – открывала дверь, она обычно говорила:

– Понятия не имею, о чем речь.

В это время у нее за спиной (по словам многочисленных ассистентов, пересказывавших мне эту историю) свистели, как сумасшедшие, попугаи.

Жуткое дело.

Но, похоже, миссис Эллингтон это не кажется таким диким, как всем нам – наверное, потому, что на следующий день она ничего не помнит и, как обычно, отправляется в «Сакс» с таким видом, будто она королева. Королева Фишер-холла.

Вот и сейчас изображает из себя королеву. Миссис Эллингтон, нагруженная пакетами с покупками, смерила уничижительным взглядом полицейского, который загораживал входную дверь в Фишер-холл, и сказала:

– Извините, но я здесь живу.

– Прошу прощения, леди, но вход разрешен только аварийным службам. Жильцов мы пока не пускаем.

– Я не жилец. Я… я…

Похоже, она затруднялась сказать, кто она такая, но полицейскому было все равно.

– Прошу прощения, леди, – повторил он, – но вам туда нельзя. Почему бы вам не погулять по ярмарке? Или посидите в парке на скамеечке, отдохните, пока нам не дадут команду впускать всех обратно.

Миссис Эллингтон скисла, я бросила Магду и поспешила к ней, мне показалось, что ей я сейчас нужнее. Она тупо стояла на месте в своих супер-обтягивающих дизайнерских джинсах, обвешанная тоннами золотых украшений и магазинными пакетами, и растерянно открывала и закрывала рот, как рыба, вытащенная из воды. Лицо у нее заметно позеленело.

– Мэм, вы меня слышали? – спросил полицейский. – В здание никого не пускают. Видите всех этих ребят? Они тоже ждут. Так что или ждите вместе с ними, или погуляйте.

Но миссис Эллингтон, похоже, потеряла способность ходить. Лично мне показалось, что она не очень твердо держится на ногах. Я подошла и взяла ее за руку, но она даже не отреагировала на мое появление. Очень сомневаюсь, что она меня вообще узнала. Хотя каждый будний день, когда она выходит из лифта и проходит мимо моего кабинета в очередном приступе… то есть я имела в виду, в очередной раз направляясь за покупками, она кивает и говорит: «Доброе утро, Джастин» (сколько бы я ее ни поправляла). Наверное, когда она увидела меня в выходной, да еще за пределами здания, это сбило ее с толку.

– Офицер, ее муж – президент колледжа, – сказала я полицейскому, кивком указывая на миссис Эллингтон, которая, как мне показалось, пристально уставилась на стоящую поблизости студентку с лиловыми волосами и серьгой в брови. – Филипп Эллингтон, знаете? Он живет в пентхаусе. Мне кажется, миссис неважно себя чувствует. Нельзя ли мне проводить ее в здание?

Коп косо посмотрел на меня и спросил:

– Мы с вами случайно не знакомы?

Я знала, что это не попытка познакомиться. В моем случае эта фраза никогда не бывает попыткой познакомиться.

– Наверное, вам знакомо мое лицо, потому что мы соседи, – сказала я с преувеличенной доброжелательностью. – Я работаю в этом здании.

Я показала ему свое служебное удостоверение – то самое, где на фотографии я выгляжу как пьяная, хотя пьяной не была. Пока не увидела фотографию.

– Ну, видите? Я – помощник директора резиденции.

Похоже, моя должность его не впечатлила, но он пожал плечами и сказал:

– Ладно, если хотите, проведите ее внутрь. Только не знаю, как вы собираетесь поднимать ее наверх, лифты отключены.

Я тоже не знала, как мне доставить миссис Эллингтон наверх: она плохо держалась на ногах. Настолько плохо, что мне приходилось буквально тащить ее на себе.

Я оглянулась и покосилась на Магду. Понимая мои трудности, она закатила глаза, но потом затушила сигарету и храбро двинулась в нашу сторону, чтобы помочь.

В это время из здания выбежали две запыхавшиеся девицы, одетые, насколько я понимаю, в типичную униформу нашего колледжа – низко сидящие джинсы, в пупках пирсинг.

– Господи, Джефф, – крикнула одна из них парню, про которого говорили, что он роняет самокрутки, – что стряслось с лифтами? Нам пришлось пешком спускаться с семнадцатого этажа!

– Кажется, я сейчас умру, – заявила вторая.

– Вообще-то, – сказала первая, тяжело дыша, – учитывая, сколько мы отваливаем за обучение и жилье, президент мог бы раскошелиться на ремонт лифтов!

Я заметила, что она бросила враждебный взгляд на миссис Эллингтон, которая в свое время допустила ошибку – разрешила напечатать ее фотографию в газете колледжа и сделалась узнаваемой мишенью для обитателей общежития, я имею в виду резиденции.

– Пойдемте, миссис Эллингтон, – быстро сказала я и слегка дернула ее за руку. – Давайте зайдем внутрь.

– Давно пора, – пробормотала миссис Эллингтон, спотыкаясь.

Тут подоспела Магда и подхватила ее под руку с другой стороны. И мы вдвоем под крики студентов: «Эй, почему их пускают, а нас нет? Мы тоже здесь живем! Это несправедливо! Фашисты!» протащили ее в дверь.

По тому, как миссис Эллингтон ступала на своих высоких каблуках, аккуратно ставя одну ногу перед другой, я догадалась, что она уже под мухой, хотя еще не было и полудня. Мои подозрения подтвердились, когда мы втроем вошли в вестибюль: миссис Эллингтон неожиданно согнулась пополам над одной из кадок с цветами в приступе рвоты.