Тридцатый век. Проза - Сергей Черепанов

Как раз, эти мелкие формальности и мешали им наслаждаться полной интимной жизнью дома. А, засыпая на вахте, в своих «ночных забавах» Денис чувствовал себя полностью раскрепощённым и видел перед собой образ своей жены до безобразия развратной и сексуально-притягательной. Именно этих качеств жены ему и не доставало во время взаимной интимной близости. Открытость и доступность любимой женщины в его снах, наоборот, доводили его до самого сладкого изнеможения и под утро он ощущал себя приятно уставшим и разбитым.

Вставать, даже под трель будильника, Денису было в тягость. Он долго лежал с закрытыми глазами, перематывая вновь и вновь воображаемую плёнку с кадрами постельных сцен сладкого ночного сна. Переворачивался, морщился и с негодованием кряхтел на неумолимо надвигающийся рассвет в окне вагончика. Сослуживцы давно пили за столом обязательный утренний чай, подстёгивая Дениса своими шутками-прибаутками, но это не влияло на его расслабленное состояние. Просто, он хорошо знал, что может ещё понежиться в постели часок – другой по причине позднего приезда с ночного дежурства и в этом он видел свой приоритет над шутниками. Зная это, мужики с завистью, ещё больше распылялись в своём остроумии в адрес Дениса. Увидев равнодушно лежащее тело Дениса, все угомонились и своим разговором переключились на обсуждение планов предстоящего рабочего дня.

Чувствуя свою победу над бездушным отношением со стороны «сокамерников», Денис с удовлетворением сосредоточил своё внимание на прерванном сне. Войдя в состояние Морфея, он вновь продолжил просмотр вожделенных «ночных забав» с любимой женщиной.

Глава вторая

Работа водителем на северной вахте Денису нравилась. Платили хорошо. График «месяц работа – месяц дома» вполне его удовлетворял. Привычный руль старенького УАЗика он держал по двенадцать часов подряд. То днём, то ночью ему выпадала смена дежурить на дальнем стокилометровом участке трассы строящегося газопровода. Трубу улаживали быстрыми темпами, да так, что служба охраны не успевала переводить своих людей для охраны техники на быстро удаляющиеся объекты. Людей не хватало, поэтому, руководством было решено подключать для охраны из числа менее загруженных работой водителей.

А охранять было от кого. Местами трасса проходила в непосредственной близости от небольших деревушек. Во времена буйствующих в стране безработицы и безденежья местное мужское население изыскивало любые способы и вынужденно шло на любые ухищрения и, даже, незаконные действия ради обогащения и пропитания своих семей. Проще говоря – воровали. Чаще всего, в ночные часы деревенские мужики делали наезды на стоянки рабочей техники газовиков. На своих запряжённых лошадьми санях они зарабатывали себе на пропитание. Под соломой в санях укрывались вместительные канистры. С наступлением темноты добытчики выбирали близстоящий трубоукладчик или экскаватор и через шланг начинали переливание солярки из объёмных топливных баков в свою тару. Впоследствии, ворованное дизтопливо мужики сдавали на местную автозаправочную станцию. Хозяин АЗС никогда не интересовался происхождением жидкого топлива, ему было всё равно – кто и сколько ему привозит. Как продавцов, так и покупателя устраивал факт купли-продажи. Все были довольны и, поэтому, топливный бизнес был надёжным источником дохода для обеих сторон. Чаще всего, воришки оставались незамеченными и уезжали безнаказанными и довольными своей удачной ночной работой. Получалось это у них потому, что они были более адаптированные к северному морозу, а те, кто приезжали сюда из южных районов страны на заработки, часто старались спрятаться от леденящего холода в вагончик с «буржуйкой» или отсидеться в салоне заведённой машины. Как раз, из-за работающего мотора в УАЗике, Денис не мог услышать случайного лязга открывающихся крышек бензобаков на стоянке техники. Как правило, к утру ветер заметал снегом следы от саней так, что присутствие ночных воров нельзя было доказать. Приехавшие на трассу механизаторы сокрушённо разводили руками и, с упрёками, наваливались на сонного, ничего не понимающего охранника. А тот недоумённо хлопал глазами, ведь он ничего не видел, ничего не слышал. Такие проколы часто обходились охраннику лишь устным порицанием начальства или неодобрительными, крепкими на слово высказываниями сослуживцев. Через время, успокоившись, рабочие дозаправляли свою технику из подоспевшего бензовоза и каждый уезжал по своим рабочим объектам. После дежурства Денис приезжал в вахтовый городок и, с упоением, отсыпался в своё положенное свободное время.

Глава третья

Близлежащая к газопроводу деревенька под названием Журавка состояла из двух десятков деревянных срубов, поставленных в форме круга. Никто не помнит, отчего деревню так прозвали, ведь и журавлей тут никогда не было, просто не долетали до этих краёв. Зато название красивое и всем нравилось, и каждый произносил его с любовью и гордостью. Посередине жилых строений возвышалась небольшая церквушка, где местные верующие совершали христианские обряды по праздникам. Верующими в деревне Журавка были все от мала до велика. В семьях с детства прививалась любовь к Всевышнему и почитание взрослых младшими. Местными жителями строго соблюдались старинные обычаи сватовства, свадебные обряды, крестины и похоронные ритуалы. Но была у деревенских одна беда, которая вносила в семьи некоторый разлад – это пьянство. Мужики пили от безработицы по-чёрному, а бабы с ними за компанию от безысходности. Зато, детей рожали исправно и помногу, а чем ещё заниматься в таких условиях? Многодетной считалась каждая вторая семья. Этот показатель ставил деревню Журавку в разряд перспективных, хотя молодёжь старалась здесь не задерживаться. После школьной скамьи все выпускники перебирались в многообещающие города.

Жила в деревне, кроме всех прочих, одна неприметная семья – престарелая, больная мать Клавдия и с ней двадцатипятилетняя дочь Оксана. Глубоко верующие женщины были единственными в деревне, кто старался не общаться с мужской половиной. Не то, чтобы они были мужененавистницами, но считали не обязательным присутствие мужика рядом с собой в одном доме. А причина такого отношения к противоположному полу была. Двадцать пять лет тому назад Клавдия носила под сердцем ребёнка, будущую дочь Оксану. В то время Клавдия жила со своим мужем Антипом. Муж работал в деревне кузнецом. Славился на всю округу своей силой и мастерством. Никто из мужиков с ним никогда не спорил, даже по пьяни. Стоило с Антипом не согласиться, как тот сразу бил в морду, да так, что любая «правда» или «неправда» автоматически переходила на сторону ударившего. Так, как за каждую выполненную работу с Антипом, обычно, расплачивались «горькой», то и приходил он домой уже «на бровях». Нерастраченную до конца на работе силушку свою пьяный муж выкладывал на теле Клавдии. Бил Антип жену без разбора, и по поводу и без повода. Бил так, что женщина летала из угла в угол, как осенний лист от ветра. Потом, когда хмель выветривалась из его головы, Антип приходил в себя и начинал просить у Клавдии прощение. Свыкнуться с таким деспотом женщина не могла, но беременность не позволяла ей пойти на крайний шаг – расстаться с мужем. Она терпела побои мужа, но не представляла себя одной и с будущим ребёнком на руках. Шли месяцы, но в семейной жизни Клавдии ничего не менялось, лишь приближалось долгожданное время – рожать. На работе у Антипа, если денег не давали, значит и от бутылки в счёт оплаты он не мог отказаться. А случалось это часто и густо, да так, что спился мужик Клавдии незаметно и вскоре поплатился за это. Как-то, холодной зимой, в своей кузнице Антип выполнял очередной заказ. К вечеру, доделав работу, кузнец в одиночку опорожнил поллитровку, привычно закусил целой головкой лука и, усталый, рухнул на топчан рядом с горящим горном. В печи ещё больше разгорелись недавно подброшенные кузнецом угли и искры зловеще стали выскакивать на волю из топки. Упав на рядом стоящий деревянный топчан, искры превратились в горящую струю. Пламя мгновенно охватило лежащего без сил и без памяти человека и стало быстро и безжалостно его поглощать.

Горящую кузницу люди заметили поздно, лишь, когда огонь начал вырываться из окон строения и осветил ночное небо заревом. Полусонные, испуганные люди выбегали из своих жилищ и направлялись в сторону кузницы с вёдрами и баграми… Но было уже поздно.

За всем этим ужасом, с горечью, наблюдала Клавдия в своё окно. Она знала, что Антип там, в кузнице, но, при всём своём желании, не смогла бы помочь своему заживо сгорающему мужу. Тяжесть восьмимесячного живота не давала ей сделать какие-либо резкие движения. Она только одно и запомнила, что от бессилия ухватилась за оконную занавеску и, теряя сознание, медленно сползла с ней на пол своей избы.