Тень и источник - Игорь Гергенрёдер

Возвратившийся от историка Слотов доложил: люди, которые будут фигурировать в очерке, безупречны. Кто погиб на фронте, воюя против фашизма, кто умер позднее, трудясь на ответственных постах, есть и ныне живые – персональные пенсионеры.

В бородатом Вальце проглядывало что-то загадочное, когда он спросил: «А о тех, кого посадили, учёный не говорил?» Слотов ответил «нет», как оно и было, и подавил нетерпеливое: а что? «Диалектика, Вячеслав, – сказал Вальц. – Кто-то немцам служил и спасся, потом даже в герои попал. А другие в подполье за коммунизм боролись, всю войну с фашизмом провоевали, и вдруг ночью их забирают как врагов народа».

Торопливый охотный отклик: я слышал, читал о культе личности... репрессировали невиновных! но сегодня Сталина хвалят: достижения, заслуги...

Роман Маркович внимал, и было видно: слова просятся на язык. Но осмотрительность победила, он смолчал, тема закрылась. Слотов же почувствовал вкус к таким разговорам с людьми постарше и позначимее себя. Как-то зашёл в отдел комсомольской жизни, там были зав Александр Куличов, сотрудница Илона, внештатный корреспондент Бутейко, Павел Раль из отдела писем, ещё кто-то. Куличов рассказывал: ему позвонили из ЦК комсомола и выговорили за зубоскальство.

Газета напечатала юмореску «Как подать женщине отбойный молоток». Вышучивались инструкции по технике безопасности, а затем объяснялось, что лучше всего указание: «Хватай эту байду, Маня, и врубайся!» Куличову сказали: зубоскалите над тем, что у нас некоторые женщины ещё заняты физическим трудом? Он ответил: юморесками занимается не его отдел, а что до мнения, то он думает – это была шутка ради шутки. Тогда ему заявили: искусство ради искусства? вы не изучали принципы идейности?!

Передавая беседу, Куличов обводил взглядом тех, кто был в кабинете. Павел Раль подтрунил:

– Тебе не посоветовали законспектировать работу Ленина «Партийная организация и партийная литература»? Каждое произведение должно служить идее, каждый литератор обязан стать винтиком партийного аппарата...

Слотов не упустил сей миг, ибо, обзаведясь приёмником ВЭФ, ловил радиоголоса и имел что сказать. Он произнёс:

– Ленин написал работу в 1905 году, когда партия боролась за сознание масс и у неё были сильные противники, надо было мобилизовать все усилия. Ленинские слова относились к определённой исторической ситуации, но их превратили в застывшие принципы на все времена. У нас давно не издают идейных противников, но, однако, авторы должны постоянно следить за указкой...

Вячеслав посмотрел на Раля, не глядевшего в его сторону, на Куличова, которому вдруг понадобилась газетная подшивка и он стал её перелистывать. Выступление осталось без комментариев. Слотов пожалел, что высунулся, но сожаление не оказалось настолько острым, дабы он всегда умел промолчать, когда можно было выказать себя критически мыслящей личностью.

Обладая отменной памятью и неплохо учась, он продолжал писать для газеты и после окончания практики. Гонорары добавлялись к стипендии, иногда прирабатывал к ней грузчиком в магазине, и будни жизнелюбивой натуры разнообразились пивом «Сенчу» с седобородым дедом на этикетке и «Рижским оригинальным», которое отличали 0,33-литровые бутылки, а также чересчур резковатая горчинка. Знавал он и сияющие минуты. Раз в пару месяцев приводил девушку в ресторан «Астория», где к цыплятам табака заказывал джин, каковой импортировали из Венгерской Народной Республики, доказывая, что сей напиток умеют производить не только в капиталистической Англии или Голландии. Был посещён ресторан «Русе», где с наступлением ночи выходили танцевать перед публикой шесть полуобнажённых гёрлс. Подобное дозволялось далеко не везде и потому представало необычайно пикантным. Каково же оно на Западе!.. Подёрнутая дымкой даль дразнила ещё более, и тем явственнее становилась убогость окружающих реалий.

Он нёс корреспонденцию Вальцу и встретил его недалеко от редакции, тот шёл с чемоданом.

– Поздравьте меня, Слава: я наконец-то купил чемодан, чей вид не удручает! И знаете, почему он достался мне, а не кому-то по блату? У него ручка бракованная. Я взял – в мастерской починят. Но что это за хозяйство, когда потребитель вынужден покупать бракованную вещь, платя как за качественную?

Слотов подхватил:

– С каким инженером ни говорю, слышу о недоделках: поставщики поставляют брачок. Научные разработки годами ждут внедрения – не хватает того, другого, третьего... Да и как иначе может быть, если всем управляют из центра, а в его планы жизнь не втискивается?

– У вас получается писать так, что этого не видно, – сказал с добродушной подначкой Вальц.

Вячеслав и на другое лето проходил практику под его началом. До выпуска из университета оставался год, идеальное побуждало к переживаниям о его осуществимости. Получить должность корреспондента «Советской молодёжи» – для этого есть основания: у него уже достаточно публикаций. Далее – подкопить денег, купить туристическую путёвку в страну Запада и попросить там политическое убежище. Заминка! Он слышал, путёвки в страны капитализма предназначены начальству, деятелям культуры и искусства, словом, лицам с положением. По меньшей мере, необходимо членство в партии. Но людей, не принадлежащих к классу-гегемону или к труженикам села, принимали в партию не в первую очередь, мечта сталкивалась с неясностью, намекавшей на годы ожидания...

Мечталось об ином, нежели заветная путёвка, ходе. Жениться на еврейской девушке, которая не против выехать в Израиль. Было известно, первый этап пути – полёт до Вены, а там можно изменить маршрут. Надежды на успешную карьеру на Западе вызывали романтический настрой, и к образу той, кто обеспечит выезд, просился ореол любви. Слотов искал дружбы с девушкой, которая влекла бы его и сама по себе. Его знаки внимания приняли, студентка-медичка почти не опаздывала на свидания. И однажды после жаркого поцелуя он сделал ей признание: если бы она за него вышла и они выехали бы, он в Лондоне создал бы для неё жизнь, несравнимую с той, что возможна здесь. «В Лондоне», – было сказано для определённости и вообще как-то хорошо звучало.

Она посмотрела ему в лицо.

– Вон что... – проговорила чуть осекнувшимся голосом.

Слотов услышал: её отец скоро защитит докторскую, родители не собираются никуда уезжать, а она – покидать их. Он постарался снять натянутость, полушутливо-полусмущённо объяснив, что во власти чувства строит воздушные замки. О женитьбе более не заикался, стал приглядываться к другим еврейским девушкам, ловил разговоры об отъезжающих.

В студенческой среде упоминался выпускник отделения журналистики по имени Леонид. Он с отцом и матерью ждал разрешения на выезд, как и они, уволенный с работы. Общение с ним сулило отозваться неприятностями, тем не менее Слотов решился на риск: познакомился со знакомыми Леонида, благодаря чему раз и другой оказался в компании с ним, принося шпроты, банку молотого кофе с цикорием. Атмосферу окрашивала сдержанность, однако, хотя это и не было прямо высказано, Слотов понял: молодой человек запланировал осесть в Европе и работать по специальности. Какие его встретят условия, где он устроится?.. Напрашиваться на письмо не приходилось: оно пройдёт через руки стражей госбезопасности и скомпрометирует получателя. Леонид, видимо, напишет тому, кто этого не боится, так как уже скомпрометирован, и от него Слотов узнает интересующее. Если же судьба ему улыбнётся и он пересечёт границу, в Европе будет хоть один знакомый коллега.

Подумав, как вбить вешку, за которую зацепилась бы память товарища, Вячеслав проговорил:

– В книгах мне попадалось – пьют перно. А я не знаю, что это такое. В словаре нет. Но кто-то скоро будет знать...

Леонид, подув в чашку с горячим кофе, слушал. Слотов сказал:

– Я читал, перно во Франции пьют. Но, думаю, в соседних странах тоже.

Он напомнит об этом разговоре перед отъездом Леонида. Будет прощальное застолье, так называемый отходняк, на который Вячеслав решил не идти, наслышанный, что всех, кто участвует в таких проводах, КГБ берёт на заметку. Практикант работал один в кабинете Вальца, который давал ему ключ. Поглядев на часы, набрал номер телефона: мне Леонида, пожалуйста... Назвав ему себя только по имени, пожелал всех благ на новом месте, а в заключение бодренько произнёс: «Будешь пить перно, за меня выпей рюмку!»

Спустя несколько дней, проходя мимо вахтёра общежития, Вячеслав был окликнут. Женщина зачитала записанное на клочке бумаги: звонили из отдела кадров университета. Слотов должен зайти туда завтра в два часа.

* * *

Вторая банка пива, поздний вечер. Окно кухни открыто, на подоконнике в ящиках с землёй растут цветы. Марта недавно их полила, и он обоняет аромат гортензий. Нервы не успокаиваются. «Влип!» – повторяется в уме то, что впервые подумалось почти тридцать лет назад. Он не находил себе места, слоняясь по общежитию. Вызов в отдел кадров... Но, может, это вовсе не из-за звонка Леониду? Выяснится – и камень с плеч. До чего же станет легко!..