Тайны Ракушечного пляжа - Мари Хермансон

Андерс рассказывал, что сразу заметил в ней нечто необыкновенное. (Я предполагаю, что у нее от ожидания встречи расширились зрачки и разрумянились щеки, поскольку природа всегда выдает стремление к любовным играм.) Он собирался задать ей вопрос насчет того, что искал в ящике, но внезапно забыл, что ему было нужно. От его внимания не ускользнул ее прелестный норвежский акцент и тот факт, что она будет здесь работать. Он пожал протянутую ему руку и в тот же миг услышал слабый, но отчетливый звук, который Карл XVI Густав назвал «щелчком»,[2] — описание, над которым Андерс раньше посмеивался, но теперь счел невероятно метким. «Так и было, — говорил он, описывая их встречу у меня за кухонным столом, — именно так все и было. Просто щелчок. Я правда его услышал».

Как будто соединяются две детали «Лего». Ложится на место кусочек пазла. Сцепляются две детали застежки-кнопки. Звук, завершающий действие. Щелчок.

Странное чувство пустоты исчезло. Он обрел женщину. Ей хотелось свить с ним гнездо, купить дом и завести детей. И он ничего не имел против. Таков закон природы.

Я приняла душ. С ванной я покончила довольно быстро: ее так утомительно каждый раз мыть. Завернувшись в махровый халат, я уселась на диван с чашкой чаю и яблоком из сада Андерса и Осе и принялась перебирать свои бумаги. Вечером мне предстояло прочесть лекцию в Городской библиотеке, и я размышляла, какие истории о пленниках гор лучше рассказать. Когда меня слушают женщины, а в подобных случаях аудитория всегда состоит именно из них, я обычно выбираю «Царапины на подоконнике». Если среди публики попадаются мужчины — то «Шахтера».

Я перебралась к компьютеру и кое-что проверила. У меня шесть разных файлов, в которых я записываю сведения: «Кто оказался в плену?», «Кто взял в плен?», «Похищение», «Время в плену», «Освобождение» и «Последствия». Затем я набросала ключевые слова лекции, запустила принтер и открыла дверцу платяного шкафа.

По будням я предпочитаю ходить в длинных юбках из индийского магазина и пестрых вязаных свитерах, но, отправляясь на подобные мероприятия, я тщательно избегаю одежды с фольклорным оттенком. Пока принтер выплевывал мою лекцию, я примерила костюм какого-то неопределенного цвета — нечто среднее между коричневым и зеленым, — который продавщица по какой-то странной причине назвала «кротом», и сразу же заменила его на черные брюки, красную водолазку и черный пиджак из тонкой кожи. Потом я высушила волосы феном и уложила их на макушке в пышный узел, что должно было создавать профессиональный и в то же время женственный вид. Я собрала портфель, накрасила губы, надела плащ и короткие сапоги и отправилась на лекцию.

~~~

— Мифы о том, как человека похищают сверхъестественные существа и держат в неприступном месте, встречаются в самых разных уголках света.

В греческом языке есть слово «nymphóleptos» — «пойманный нимфой», которое вполне сопоставимо с нашим «плененный горами», но оно может означать также помешательство или состояние экстаза. На Востоке встречается понятие «плененный пустыней», выражающее поверье, что там людей похищают джинны — злые духи. В немецком языке присутствует слово «bergentrückt»,[3] но оно встречается в основном в старом героическом эпосе о плененных великанами королевских дочерях, которых потом освобождают отважные герои. Мифы же о пленниках гор в известной нам форме принадлежат скандинавской и кельтской культуре.

Народу собралось не очень много, но все же прилично, учитывая, что это был вечер пятницы. Я сама знаю, как трудно бывает вновь отправиться в осеннюю темноту, когда ты уже вернулся с работы, поужинал и, сытый и довольный, уселся на диване. Очень сложно. Сколько раз я планировала пойти на лекции, но, когда подходило время, так оставалась дома.

Публика в основном разделялась на две категории, которые обычно и посещают мои лекции: девушки, увлекающиеся современными духовными исканиями — так называемым «нью эйджем», и пожилые дамы, интересующиеся историей родного края.

— Кто же оказывается в плену у гор? — задала я риторический вопрос. — Больше всего достается молодым женщинам и девочкам. В жизни женщины существуют особо опасные периоды. Можно сказать, что непосредственно перед религиозными обрядами: крещением, конфирмацией и свадьбой, а также перед принятием молитвы, которую читают после родов, она оказывается в зоне риска. Пройдя через один из таких обрядов, женщина обретает сильную защиту и некоторое время может чувствовать себя спокойно. Но, — продолжала я, устремив взгляд на одного из немногих присутствовавших мужчин, — пленниками гор могут оказаться и мужчины.

И я рассказала свою излюбленную историю о шахтере с Персбергской шахты в Вермланде:

— Прежде чем спуститься в шахту, рабочие обычно брали в кузнице только что наточенные буры. Один из них имел обыкновение задерживаться дольше остальных. Но когда его товарищи спускались в шахту, он был уже там. Они догадались, что он, должно быть, знает какой-то проход из кузницы прямо в шахту, но сколько ни искали, обнаружить проход им не удавалось. Однажды они решили потихоньку проследить за этим мужчиной. Они притаились у окна и увидели, как он прямо сквозь твердый пол кузницы исчезает в глубине горы. Тут все поняли, что он заколдован. Когда его об этом спросили, мужчина признался, что за время работы в шахте однажды побывал в плену у горы. Он провалился куда-то в самую ее глубину, где были красивые женщины и звучала приятная музыка. Потом ему позволили вернуться, и он продолжил работать в шахте, как обычно. Но было совершенно очевидно, что обитатели гор по-прежнему имеют над ним власть. Не раз люди видели, как он ходит по воде через озеро. Для того, чтобы снять заклятие, позвали мудрую старуху. Но ей удалось добиться лишь того, что этот мужчина больше не мог ходить по поверхности воды, а проваливался по колено и шел по озеру с большим трудом, словно пробираясь через глубокий снег. По словам надзирателя, рассказывавшего эту историю, зрелище было весьма странным. Но долго так ходить ему не пришлось. Вскоре он, с трудом передвигая ноги, отправился через озеро и больше не вернулся.

Мне особенно нравится этот момент с хождением по колено в воде. То, что человек оказался заколдованным как будто наполовину. Вероятно, это состояние ему крайне не нравилось, и он предпочел целиком и полностью отдаться на милость троллей. У меня прямо перед глазами стоит картина, как он борется с бьющейся о ноги водой озера, по которому еще недавно прогуливался с такой легкостью.

— Известны случаи, когда в плену у горы оказывались целые группы людей, — продолжала я. — Например, истории о свадебных процессиях. По пути в церковь в плен к горе попадали не только жених и невеста, но и все гости вместе с лошадьми и экипажами. Однажды в плену у гор Мёссебергского плато оказался целый артиллерийский полк. Но такие случаи массового пленения носят исключительный характер. Кстати, в плен попадают не только люди. Согласно преданиям, горы полны похищенных троллями коров, телят, быков, овец и коз.

Какая-то дама из третьего ряда энергично замахала рукой, демонстрируя, что хочет задать вопрос. Хотя на самом деле ей хотелось не спросить, а рассказать свою историю. Такое на моих лекциях о горных пленниках случается регулярно. Люди всегда стремятся что-нибудь рассказать сами. Старики часто слыхали подобные истории в своих родных местах, и поскольку легенды о пленниках нередко похожи друг на друга, возникает целая цепочка рассказов. «Это напоминает мне…» и так далее. Дама принялась рассказывать о теленке, оказавшемся в плену у горы. Я позволила ей рассказать часть истории, а потом, возможно, чуть резковато прервала ее, сведя суть рассказа к нескольким фразам, и сумела плавно перейти к следующей части лекции, посвященной самому процессу пленения.

— Как правило, это самая туманная часть в легендах, — сказала я. — Те, кто попадал в плен, а затем возвращался, затруднялись описать, что же произошло. В одно мгновение ока они оказывались там, а в следующее — снова здесь. Но сам путь они никогда не описывают. Похоже, речь тут скорее идет о каком-то ином измерении, о другом состоянии, а не о месте.

Потом я заговорила об освобождении, сумев и на этот раз затронуть историю про теленка, рассказанную дамой из третьего ряда. Дама явно была довольна, но часть публики выглядела как-то вяло, и я решила, что пришло время для «Царапин». Эта история принадлежит к совершенно особому жанру горной мифологии — «мифам о двоеженстве».

— В приходе Берг проживала супружеская чета, — начала я, поправив выбившуюся из узла прядь волос. — Жена родила ребенка. Однажды вскоре после этого она отправилась за коровами, и ее похитили выскочившие из леса тролли. Когда муж вернулся домой, он обнаружил, что голодный ребенок плачет в колыбели, а жены нигде нет. Он стал ждать, но она не появилась ни в тот день, ни на следующий. Когда прошел год, а жена так и не вернулась, муж женился снова.