Не верь никому - Джиллиан Френч

гриля нужен газ.

Отец тихо выругался.

— Можно пожарить на плите. Сделаешь салат с макаронами? — Перл была вознаграждена кивком и полуулыбкой. — Давай наперегонки.

Отец направился к газонокосилке, Перл побежала к гольф-кару и тронулась с места еще до того, как он завел свою машину. Всю дорогу она следила за ним в боковое зеркало. Лучше сосредоточиться на гонке и не думать о том, как у нее перехватило дух, когда она увидела отца на краю обрыва, как все ее страхи ожили в тот момент. Да, это лучше, чем задавать отцу трудные вопросы, которые требовали ответа: ты думал о них? когда же ты придешь в себя?

Во дворе перед домом стояла на прицепе для лодок отцовская парусная шлюпка «Битл Кэт», которую в семье называли Котом, а прислоненная к ней табличка с надписью аэрозольной краской гласила: «Продается. $3500, возможен торг». Изначальные цены — $4500, $4000 — были закрашены. Отец стоял к лодке спиной и смывал из шланга пыль со своего обшарпанного пикапа, свободной рукой держа первую банку пива за вечер.

Необходимость продать лодку стала последним действием драмы. Отец приобрел шлюпку еще до рождения Перл. В детстве они с дочерью по воскресеньям иногда забрасывали удочки в гавани — мать никогда с собой не брали, да она и не рвалась ехать с ними. Родители имели так мало общего, что непонятно, как Перл вообще появилась на свет. Отец и дочь были товарищами по рыбалке, партнерами в покере, бросали мячик теплыми вечерами и паяли что-то в сарае. Мама часто жаловалась, что ее в их клуб для двоих не принимают, но стоило ей и Перл затеять вместе какое-нибудь женское дело, это всегда кончалось ссорой; казалось, они говорят на разных языках. Когда наконец состоялся развод, Перл было тринадцать, и судья позволил ей самой выбрать, с кем жить. Девочка даже удивилась, когда ее спросили об этом. А мать так никогда и не простила ей выбора. Почему еще она устроилась на работу в Киттери, почти в четырех часах езды отсюда?

Проезжавший по Эббот-стрит седан замедлил ход — водитель рассматривал Кота. Перл, сидевшая в шезлонге, выпрямилась, но машина быстро укатила. Девушка расслабилась, снова подобрала под себя ноги по-турецки и продолжила читать на планшете роман Джейн Остин «Разум и чувства».

— Наверно, надо снизить цену. — Отец открыл вторую банку пива.

— Она и так уже ниже некуда.

— Иначе мы никогда не сбагрим чертову лодку. — Он с каменным лицом поливал из шланга брызговики.

Отец и дочь не хотели продавать шлюпку, но ничего не оставалось — они шли ко дну. Почтовый ящик был забит предупреждениями от коллекторских агентств; теперь они могли связаться с семейством Хаскинс только по обычной почте: отец отключил телефонную линию, чтобы сэкономить деньги, а также избавиться от репортеров, которые осаждали его вопросами, что он видел в вечер трагедии. Отцовский бизнес — уход за коттеджами, — который держал их на плаву с осени по весну, был разрушен. И все из-за Гаррисонов и распространявшихся по городу сплетен о том, что во всем виноват Уин Хаскинс. Залил глаза и проворонил преступника, говорили все.

Перл вспомнила о Тристане, сидевшем сегодня так близко от нее, что она могла добавить бренд его лосьона после бритья к собираемым тайком сведениям о Гаррисоне. Утонув в шезлонге, Перл закрыла свои страницы в соцсетях — после последней ссоры она общалась с матерью только онлайн, и та постоянно пыталась застать ее в интернете, — открыла Google и под звон маминой старой подвески в виде миниатюрных якорей ввела знакомый поисковый запрос «Гибель семьи Дэвида Гаррисона».

Перл перечитывала первые статьи в «Маунт-Дезерт айлендер» и «Элсуорт американ» сотни раз. Она до малейших подробностей знала опубликованные там фотографии начиная от полноцветного изображения дома Гаррисонов с обгорелой дырой в крыше, закопченной обшивкой стен и зияющим восточным окном на втором этаже, где находилась хозяйская спальня. По двору сновали пожарные с испачканным сажей инвентарем. Заголовок в «Американ» гласил: «Мультимиллионер Дэвид Гаррисон и три члена его семьи погибли при пожаре в Тенни-Харбор».

Пожар — причина его тогда была еще неизвестна — начался в спальне Дэвида и Слоан, распространился по коридору второго этажа и добрался до комнат Кэссиди и Джозефа, а затем через потолок до мансарды, где три года назад, когда семья купила особняк, устроили комнату Тристана. Утром 24 декабря тела Дэвида, Слоун, Кэссиди и Джозефа отвезли в морг округа; Тристан в ту ночь находился в другом месте.

Перл потянулась. Тем утром она проснулась одна в пустом доме и прочитала эсэмэску, которую отец отправил ей в три часа ночи: «Непредвиденные обстоятельства; буду дома, как только смогу». Позже выяснилось, что он писал из больницы, где ему оказывали помощь из-за ожогов рук второй степени и порезов, полученных, когда он разбил кулаком оконное стекло. За завтраком Перл сидела лицом к окну, ожидая появления отца. Елочная мишура раскачивалась в такт вентиляции обогревателя. Потом он позвонил и рассказал, что произошло.

«Пожар в доме Гаррисонов вызван поджогом. Есть жертвы». В следующей статье впервые использовали семейную фотографию, которая так и будет сопровождать материалы по этому — до сих пор не раскрытому — делу. Снимок всей семьи в различных костюмах, выдержанных в бело-синей цветовой гамме, был сделан около двух лет назад. А какие Гаррисоны серьезные: можно подумать, что фотограф специально попросил их не улыбаться.

Зазвонил телефон, и Перл вздрогнула; потом, не отрывая взгляда от лица Тристана на экране, ответила:

— Что случилось?

— Ничего. Просто у нас тут торт девать некуда, — прочавкал Риз с набитым ртом.

Перл надеялась, что он позвонит, а он всегда держал ее в напряжении до самых сумерек.

— Торт — это прекрасно. — Перл посмотрела на отца, который теперь сидел на ступенях крыльца. Она уже потеряла счет банкам пива. — Приноси к нам.

— Но я смогу зайти только на минутку. — Риз помолчал. — Пе-ерл, да брось. Я собираюсь смотреть вторую часть «Зловещих мертвецов».

Это уже была грязная уловка.

— Напишу тебе через секунду. — Перл нажала на «отбой», крутя телефон в руках.

— Риз звонил? — Отец наблюдал закат над крышами соседских домов.

— Да. Но я, пожалуй, не пойду… Надо