Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

Над горами нависли свинцовые облака. Громадные снежные хлопья грациозно опускались на плечи демисезонной шинели Рамира.

Под шинелью на Савалесе был форменный китель, темно-синий, как броня его лордов. Носить форму, украшенную символом Ордена, было огромной честью, но она, к сожалению, мало защищала от холода. Рамир мимоходом пожалел об удобной одежде, которую обычно носил в крепости. Его зимнее обмундирование, сотканное из толстой шерсти раумасов, гораздо больше подходило для этой погоды. Парадную форму он надевал только раз или два за год и был очень рад, что большая часть поводов, вынуждающих ее доставать, приходилась на весну и лето.

Леденящий порыв ветра сорвался со склона за его спиной и словно насквозь продул Рамира, заставив его громко выругаться. Он оглянулся, но ни ветер, ни его слова, казалось, не беспокоили молчаливые неподвижные фигуры, стоявшие за ним в два ряда.

Сервиторы. Вот их точно ничто не тревожило. Они терпеливо ждали его команды, и каждая пара держала черный лакированный паланкин.

Савалес отвернулся, пробормотав про себя: «Проклятье, неужели я и правда становлюсь таким уязвимым?»

Он ведь когда-то был кандидатом, даже прошел Испытание Окровавленной Руки. Сейчас он мог бы быть боевым братом, практически невосприимчивым к боли и внешним воздействиям. Но вживить импланты не удалось. А без священных имплантов — неважно, насколько хорошим бойцом он был, — он все еще оставался человеком, и его судьба теперь была жить и умереть и чувствовать холод в ноющих старых костях.

Семнадцать священных имплантов, которые сделали бы его Багровым Кулаком…

Ему было всего четырнадцать весен, когда апотекарии Ордена впервые попытались провести процедуру, и Рамир отдал бы все что угодно, только бы она удалась. Как жестока бывает судьба!

С тех пор ему только снилась другая жизнь — жизнь, которая могла бы у него быть. Он мог бы разделить силу и славу облаченных в броню гигантов, которые пересекли межзвездное пространство, чтобы найти его и подвергнуть испытанию. Как много ночей он просыпался с мокрыми от слез щеками, тихо рыдая в темноте своей комнаты, стеная обо всем, что могло бы быть!

Рамир прошел каждый из положенных тестов, справился с каждой из поставленных задач. Смерть старалась изо всех сил, чтобы остановить его, и забрала всех его соперников, кроме одного, но не смогла добраться до Рамира Савалеса. Он выжил и по праву заслужил место среди могучих, пока остальные мальчишки, все, кроме Ульмара Тевеса, лежали парализованные, утонули или истекли кровью в зловонных черных болотах своего родного мира.

Последний тест был самым трудным. Ядовитое жало жирного Зубцового Дракона уже почти пронзило его кожу. Всего один миллиграмм его пылающего яда вверг бы Савалеса в нестерпимую агонию и безумие и в конце концов прикончил бы. Трижды смертоносное чудовище едва не прокололо ему запястья, когда он сцепился с ним. Но все же Рамир победил. Он заслужил свое место. Никто, и меньше всего сам Савалес, не мог представить, что его тело, его собственная проклятая плоть уничтожит все его мечты.

При этой мысли лицо Рамира исказилось. На мгновение он даже позабыл о боли. Прошло пятьдесят семь лет, а он до сих пор слышал слова неулыбчивого апотекария, склонившегося над столом, к которому был привязан Савалес. Слова, которые едва не сокрушили его душу: «Этому не бывать, юноша. Твое тело сопротивляется. Импланты не приживаются. Тебе не суждено служить так, как это делаем мы. Ты никогда не станешь Астартес».

Даже сейчас воспоминания об этом причиняли ему боль. Рана так и не зажила, хотя с тех пор прошло немало лет. В тот день Рамир хотел лишь одного — умереть и чтобы смерть положила конец его страданиям. Это было бы безмерным одолжением с ее стороны. Но вместо смерти появилось другое спасение, пришедшее с совершенно неожиданной стороны. Сам Педро Кантор, магистр Ордена, владыка гор Адского Клинка, пришел к юному Савалесу когда тот рыдал в одиночестве своей темной каменной клетки.

Магистр говорил о достоинстве, увиденном им в юноше с разбитым сердцем, о потенциале, который нельзя растрачивать. Да, сказал магистр, Савалесу не суждено стать Астартес. Конечно, очень жаль. Но возможно, Император уготовил ему иной путь. Орден никогда не выжил бы ценой крови одних лишь космодесантников. Мудрый Педро Кантор предложил потерпевшему неудачу кандидату иное служение.

Юный Савалес попал к управляющему магистра, Арголу Кондрису, чтобы в будущем занять его место, когда старик отойдет от дел.

Быть распорядителем Дома, сенешалем магистра, высшим чином среди избранных — наилучшая судьба, на которую мог надеяться простой смертный. Честь, которую не выразить словами. С тех пор Савалес ежедневно благодарил Императора и Его святых и столь же часто молил о безопасности и долгой жизни того, кто дал ему столь блистательный второй шанс. Магистра, отправившего его приветствовать риннскую знать, прибывающую сюда этим хмурым зимним утром.

«Да, — думал Рамир, — я стою здесь для защиты интересов магистра. Это мой долг и в то же время величайшее благословение. Так что черт с ним, с этим проклятым холодом!»

Одними губами выводя «Девятую литанию стойкости», он еще раз посмотрел в небо, пытаясь сквозь снежную вуаль разглядеть силуэт приближающегося корабля.

Тщетно.

Савалес нахмурился. Он уже хотел было вновь проверить хронометр, когда услышал слабый и далекий звук турбин мощных двигателей. Он становился все громче, и спустя несколько секунд вдалеке показалась черная тень.

«Ну что ж, началось, — подумал Савалес. — По крайней мере, они прибыли вовремя».

Через пару минут рев шаттла стал оглушительным. Пока он заходил на посадку, вертикальные маневровые двигатели опалили поверхность посадочной площадки, а корпус корабля черной громадой заслонил приличный кусок неба. Савалес даже позволил себе на мгновение поразиться увиденному. «Сапсан» был отличным шаттлом, почти тридцать метров в длину, как навскидку решил Савалес, и, возможно, пятнадцать в высоту, с примерно таким же размахом крыльев. Нос судна был украшен блистающим орлом, отлитым из чистого золота. В отличие от эмблемы на посадочной площадке, у этой птицы была лишь одна голова. На сияющих бронзой боках корабля красовались гербы местного правительства и каждой из семей, что управляли девятью провинциями. Все они были с изумительным мастерством украшены самоцветами и драгоценными металлами.

Когда звук двигателей из невыносимого рева превратился в мягкое урчание, Савалес поправил отворот шинели, пригладил редеющие седые волосы, одернул рукава и выступил вперед. Он чувствовал живительное тепло, источаемое громадными турбинами, и пожелал, чтобы его тело впитало этот жар. А затем, стоя в тени длинного, заостренного носа, он услышал новый звук — тонкий визг электродвигателей. Брюхо шаттла легко распахнулось, выпустив трап, по которому спустились двое мужчин в кремового цвета ливреях Риннсгвардии. Ступив на землю, каждый из них сделал шаг в сторону и поднял к правому плечу на караул до блеска отполированный лазган. Они не встречались с Савалесом глазами.

Рамир почувствовал, как улыбка помимо его воли поднимает уголки губ. «Вот ведь пажи-переростки, — подумал он, мысленно усмехнувшись. — Они и полдня не продержались бы на Черной Воде. Дрехниды сожрали бы их живьем, если только болотные валлоки не успели бы первыми».

Но это было нечестно, и на мгновение Савалес ощутил укол вины. Лорд Кантор не этому его учил. У солдат Сил Планетарной Обороны была своя роль. Знать нуждалась в охране, и всегда существовала часть населения, которую стоило держать в узде. Даже здесь, на Мире Ринна. И этим должны были заниматься отнюдь не легендарные Адептус Астартес.

Послышались звуки новых шагов по полированным металлическим пластинам, и вскоре на верхней ступеньке появились чьи-то стройные лодыжки, и вскоре к ним присоединились еще несколько: губернатор планеты и ее окружение стали спускаться к Савалесу.

Он глубоко вдохнул, расправил плечи и подготовился приветствовать самых могущественных должностных лиц планеты, заклиная Святую Терру, чтобы они не выкинули никаких глупостей во время своего пребывания здесь.

Паланкин леди Майи Кальестры был снабжен удобными подушками, но езда все равно оказалась жестковатой, а горная дорога — крутой и неровной. Впрочем, ничто не смогло бы ухудшить ее настроение в эти столь благоприятные дни. Майя ждала этого всю свою жизнь. От одной только мысли, что она наконец войдет в Арке Тираннус, губернатор готова была петь от восторга. Лишь выработанная годами выдержка да безукоризненное соблюдение правил приличия, весьма жестко привитых ей матерью, помогали не выказать радость. В свои девяносто семь — хотя любой, взглянув на эту красавицу, не дал бы ей и сорока — Майя ощущала такой же головокружительный восторг, как ребенок в утро Праздника Урожая.