Маньяк районного масштаба - Станислав Росовецкий

– Повторяю, Столбов. Это я настояла на вашем задержании вчера. Так вы и теперь не хотите со мной пообщаться?

Он огляделся. Повод изменить опрометчивое решение очень хорош. Да и в любом случае полезно разузнать об этой безумной, что ни говори, истории как можно больше.

Зелёные, по-настоящему, по-весеннему зелёные тополя сразу за оградой, облака сирени и розовый пух цветущих диких яблонь на самом кладбище. Притормозил у дыры в заборе и сделал приглашающий жест:

– Только после вас, госпожа Веретенникова.

Не чинясь, госпожа полезла в дыру. Бесформенное старушечье платье обтянуло ей зад, а под ногами у неё зашуршало, как у крысы, что копается в газетах. Обертки из-под чипсов, пакеты от сока, пустые сигаретные коробочки… Самое запущенное из трёх городских кладбищ. Теперь, собственно, их два. Из имевшихся некогда самое старое оказалось прямо в центре городка и давно, в дни молодости Столбова, попало под снос, на его месте разбит сквер с танцплощадкой, а её молодежь сразу же и назвала «Гробки». А этот вот некрополь тоже в городской черте, и на нём тоже не хоронят, разве что по особому разрешению, подкладывая покойника к уже лежащим здесь членам семьи. Едва ли все мертвецы при этом довольны, но их никто и не спрашивает. Поскольку нет здесь обслуги, кладбище заросло и, если бы не несколько дорогих и вычурных надгробий, больше походило бы на сельский погост. Стоит снегу сойти, и сюда слетаются местные выпивохи: вокруг голая степь, а здесь старые деревья, свой особый уют и есть где расположиться с удобством. Сейчас Столбов старается не читать надписи на памятниках, чтобы не отвлекаться от предстоящего. Уверенно лавируя между убогими плитами, заржавевшими оградами и шипами карликовой акации, он выводит Веретенникову к столу со скамейками по бокам.

Выбор оказался не самым удачным: посредине столешницы красуется бутылка из-под дешёвой «Геройской», а сверху, на месте пробки – Евграф Иванович прищурился – спущенный воздушный шарик. Синий и… Ан нет, не шарик! Он крякнул, поднял веточку и смахнул похабство.

– Прошу извинить.

– Так ваша была работа? Не смущайтесь, Столбов. Я, знаете ли, уже замужем побывала. Сядем?

Он развел руками, соглашаясь. Это твои личные проблемы, где ты побывала, в каком дерьме. А вот зачем засадила меня во вчерашнее, разродись, наконец. Теперь как бы это, блин, поделикатнее?

– Анна… Извините, не знаю, как вас по батюшке… Хорошо, пусть просто Анна. Выходит, именно по вашей милости я сегодня не выспался, и весь день всё из рук валилось. Объяснитесь, пожалуйста.

– К чему и веду. Следователь, который вас вчера допрашивал, учился на юридическом вместе с Игорем, моим мужем… бывшим мужем, точнее. Когда я переехала сюда к маме, вернее же будет сказать – возвратилась…

– Так вы здешняя? А в какой школе учились?

– В СШ № 3, имени Бориса Ельцина. Конечно, вы меня много раз видели, даже на концертах, но не обращали внимания. Да к тому же, говорят, я здорово после вуза изменилась… Вот я вас хорошо помню, и даже хотела тогда спросить. А почему бы и нет? Скажите, зачем вы сейчас гримасничаете?

– Сам не знаю. Но замечено, что особенно сильно кривляюсь, когда пытаюсь, знаете ли, размышлять. Вот и сейчас хотел бы, наконец, услышать ваши пояснения…

Столбов старался не показать, как сильно обижен. Знает, конечно же, за собой эту странность, однако соседи и коллеги по работе давно к ней привыкли, в классе он приобвык следить за собой и научился пресекать насмешки детей, жестокого народца, поистине не ведающего, что творит, и уж, во всяком случае, дикарски безжалостного к любому физическому недостатку или к чудачествам. А поскольку никто не удивляется гримасам Столбова, начало ему мниться, что их и нет. Понятно, Веретенникова – человек свежий. И к тому же совершенно беспардонна…

– И нечего сердиться, Столбов! Сейчас лицевое заикание поддается лечению. Может быть, просто под гипнозом. Так вот, после первого же убийства Володька в панике прибежал ко мне: даже ему, тупарю (их там, на юридическом, по мужу ещё приметила, специально оглупляют), стало ясно, что это не простое дело. Володька вдобавок в своё время видео насмотрелся…

– Убийца тоже, – промолвил Евграф Иванович.

– Откуда вы знаете? – насторожилась она.

– А как вы думаете, он, что – с луны свалился? Я и триллеры смотрел, и читал про маньяков; вот и знаю, что они всегда кому-то подражают.

– Вот уж не уверена, что всегда, Столбов… Но я тоже кое-чего читала и знаю, что маньяк не останавливается на одной жертве, ему нужно снова и снова испытать те чувства, которые он переживает в первый раз… Опять вы гримасничаете!

– Можете не смотреть на меня. Вон там, за сиренью, замечательный чугунный ангел, одно крыло, правда, отбито… Памятник штейгеру Сыромятникову. 1913 года, да, тысячу девятьсот…

– Да знаю я тут все ваши камни, девчонкой ещё облазила! И вот, сложилась достаточно скверная ситуация. Обещайте, что никому не скажете!

– Обязательно расскажу. Тем более что непонятно мне, отчего я ничего не слыхал про первое убийство. Мышанск – городишко небольшой…

– К тому и веду. Тут им помогли два обстоятельства.

– Кому – им?

– Отцам города, вот кому…

– Яруге? Нашей мышанской мафии?

– Извините меня, но вы имеете то, что имеете. Сами выбирали.

– Я не выбирал. Я не ходил голосовать.

– Послушайте, вы перестанете, наконец, меня перебивать?! Так вот, несмотря на то, что первое убийство имело все атрибуты действий серийного убийцы, маньяка, его удалось замолчать. Во-первых, труп нашли в лесополосе за Гранитным, недалеко от остановки электрички. Вы же сами знаете, в пятнадцати минутах электричкой, и это Мышанский район, но не в городе, а за его чертой…

– А убитая?

– Она-то как раз из Мышанска, но тут-то и возникает второе благоприятное для наших толстосумов обстоятельство. Это одинокая женщина, совсем одна, без семьи. В сумочке рядом с ней нашли документы. Прокурор доложил, кому следует, – и получил указание. Поэтому в её околотке тихо, даже соседи не знают, что она погибла.

– А для чего ж такая секретность? И пресса наша районная почему молчит?

– Так ведь завтра открытие музея – ну, того самого, про первую шахту. Забыли?

– С вашими рассказами забудешь, и как тебя зовут, это точно. Однако же не совсем понимаю, причем тут наш музей.

– А как же! Хозяева города вложили большие деньги в этот проект, пригласили телевидение, понаделали сувениров. Теперь вся надежда на туристов – и расходы оправдать, и прибыль загрести. Если открытие будет шумным, народ повадится сюда ездить – как вон к Столбам или в тот монастырь на скалах, вылетело из головы название… А если рядом маньяк бродит – какие туристы, какая прибыль? Посему будут молчать до последнего… Ещё о чём-то спрашивали?

– Да о прессе… Вопрос снимается. И всё-таки непонятно, причем тут я. Просветите же, наконец.

– Ну, меня пригласил Володька и просит: выручай. Я, говорит, согласовал с начальством. Он по секрету рассказывал, так что я могу только намекнуть: прокурор в прибылях от нового музея тоже очень заинтересован. И вообще, говорит Володька, прокурор здешний не по должности суетлив: тут всякое бывало, но маньяки не возникали, и он теперь буквально икру мечет, хватается за соломинку. Нам, говорит, нужна консультация квалифицированного психолога, а ты ведь имеешь специализацию по психоанализу. Ну, тут я спрашиваю: «А что же такое, Володечка, по-твоему, психоанализ?» Он и отвечает, бедняга: «Психический анализ состава преступления». Каково? Я тут пока без работы; честно скажу, практически на мели и не стала его разуверять. И он в виде исключения пообещал познакомить меня с материалами следствия. И познакомил. Меня сперва чуть не вырвало, и даже подумала: уж не подзалетела ли я, грешным делом…?

– Искренне сочувствую, – со всем возможным сарказмом отозвался Евграф Иванович.

– Сейчас вы состроили совершенно великолепную рожу! Как будто вспомнили, каково вам пришлось, когда сами в последний раз подзалетели. Но сочувствия не требуется: тревога была ложной. А потом я пришла в себя, организовалась, прокачала весь материал. Скажу, не хвастаясь: я таки составила психологический портрет убийцы – пока, разумеется, очень приблизительный – и даже сделала кой-какие прогнозы. И первый, как видите, уже оправдался. А ещё поразмыслив, я предложила некоторые, как они это называют, оперативные мероприятия. Вот таким макаром я вышла на вас, Евграф Иванович Столбов. Кстати, обязана предупредить: в милиции знают, что я сейчас беседую с вами, и не позволят вам засунуть мой прекрасный, хоть и слегка подпорченный труп куда-нибудь в разрытую могилу.

– Совершенно напрасная предосторожность, госпожа Вертельникова. А что вы имели в виду, когда говорили, что первый прогноз…?

– Не Вертельникова – Веретенникова я. А ошибка интересная: по Фрейду, так прямо и выдает она ваше внутреннее состояние… Что же касается прогноза, то я заявила Володьке: вы там, в прокуратуре, и не думайте расслабляться, потому что обязательно произойдет второе убийство. И, как видите, не ошиблась… Скажите, неужели вам совсем не интересно, как я вышла на вас? В Мышанске, как-никак, народу больше пятидесяти тысяч…