Мареси - Мария Турчанинофф

никогда не приходило в голову, что можно чего-то бояться. Просто не представляю, что там такого может быть, чего можно было бы испугаться.

Впервые я пришла сюда вечером не одна, и все во мне заныло. В Аббатстве мы редко можем побыть одни. Часы, проведенные в сокровищнице, – единственное время за весь день, принадлежавшее только мне. Но я пыталась быть доброй к Яй. «Когда она поймет, куда я иду, – подумала я, – наверняка захочет выйти наружу. Найдет себе котенка, с которым можно поиграть, или другую неофитку, с которой можно поговорить. Хотя она, похоже, не очень разговорчивая».

В сокровищницу ведут высокие двойные двери, как и все двери в Доме Знаний. Они сделаны из какого-то сорта дерева коричневого цвета с красноватым оттенком и так отполированы, что поблескивают. О них заботится сестра О. Несколько раз за лунный цикл она залезает на лестницу с баночкой воска и большой мягкой тряпкой в руке, трет и полирует их. Это совсем не входит в круг ее обязанностей – я поняла это, услышав, как неодобрительно цокает языком сестра Лоэни. Но я-то прекрасно понимаю, зачем сестра О это делает. Одни двери не пускают тебя, другие скрывают тайну, третьи держат взаперти опасность. Эти двери бережно защищают сокровищницу. Я с удовольствием помогла бы сестре О полировать их красивые прожилки. Когда-нибудь попрошу ее об этом.

Я вставила ключ в замок, и пахнущие медом двери беззвучно открылись.

Яй охнула.

Сокровищница – длинная узкая комната. Продольные стены снизу доверху уставлены полками. В дальней стене есть высокое узкое окно, впускающее вечерний свет солнца. Это самое высокое окно, какое я когда-либо видела, в нем двадцать одна ячейка – солнечный свет мягко падает на тысячи книжных корешков. Некоторое время я обычно просто стою, вдыхая запах пыли, пергамента и торжественности. Это самый лучший момент за весь день. Ради него я согласна на все. Жить здесь, вдалеке от семьи, от нашей зеленой долины между высоких гор. Лежать без сна каждую ночь, тоскуя по дому. Есть кашу серым зимним утром. Выслушивать ругань сестер и шипение других неофиток, прежде чем я выучила, что и как здесь надлежит делать, что разрешено, а что неправильно. В течение целого года едва понимать, о чем говорят вокруг. На все это и многое другое – ради того, чтобы стоять здесь, посреди сокровищницы, переполняясь предвкушениями и ожиданиями. Ожиданиями, от которых сердце бьется чаще, а кожа розовеет.

Яй подошла к одной из полок. Трепетно провела кончиками пальцев по корешкам и повернулась ко мне.

– А я и не подозревала, что на свете так много книг!

– Я тоже, пока не попала сюда. Ты умеешь читать?

Яй кивнула.

– Меня научила мама.

Запрокинув голову, она оглядела полки до самого потолка.

– Так много… – восхищенно повторила она.

– Их все можно читать. Только вон те пергаментные свитки на самом верху такие старинные и хрупкие, что их можно доставать только вместе с сестрой О.

Больше я не могла сдерживаться. Дальше пускай Яй справляется сама. Подойдя к полке, я достала книгу, которую читала накануне вечером, и еще одну, и еще одну, и отнесла их к пульпитру у окна. Там свет падает мне через плечо, так что я могу читать. Масляные лампы зажигать не разрешается. Но это не страшно – окно допоздна пропускает солнечные лучи, а у меня молодые острые глаза. Я могу читать даже в сумерках. Однажды я так зачиталась, что забыла о времени и благодарение началось без меня – я заметила, что опоздала, только когда увидела в дверях сестру О, смотревшую на меня. Я не знала, как долго она простояла там – я кинулась бежать, бормоча на ходу извинения. Пробежала по кругу, расставив на место книги – сердце в груди у меня трепетало, как напуганная птица. Сестра О все стояла и смотрела на меня. Ее молчание напугало меня больше, чем обычные суровые слова. Но, приблизившись к ней, я заметила, что ее тонкие губы тронула улыбка, а глаза смотрят на меня с теплотой. Она провела рукой по моим волосам. Впервые кто-то погладил меня по волосам с тех пор, как я рассталась с мамой.

В горле у меня все сжалось, я не могла говорить. Локон моих каштановых волос выпал из платка, и она заправила его мне за ухо, похлопав меня по щеке. Потом мы вместе вышли через двойные двери, которые я заперла за нами, и отдала ей ключ. Мы вышли из Дома Знаний, она отвела меня к Храму Розы и помогла мне войти так тихо, что никто не заметил, и я избежала наказания. По крайней мере, в тот раз.

Сестра О продолжала держаться со мной так же строго, как и раньше, но теперь я ее уже не боялась. А однажды, когда я вошла в ее комнату, она сидела, так глубоко погрузившись в книгу, что не заметила моего присутствия. Ее головной платок съехал набекрень, одной рукой она рассеянно чесала в своей седой голове, второй медленно переворачивая страницы книги. Так что теперь я все знаю. Она такая же, как и я.

С жадностью открыв книгу, я принялась читать. В помещении стояла полная тишина. Снаружи доносился вечный шепот моря да еще крики морских птиц. Я читала долго. Только дочитав книгу и взявшись за вторую, я вспомнила о Яй и подняла глаза.

Яй сидела на полу в пятне солнечного света с раскрытой книгой. Книга была такая большая, что полностью скрывала ее ноги. Когда свет вечернего солнца медленно передвинулся и соскользнул со страницы, Яй, не вставая, переползла вслед за ним. Ее склоненный затылок казался мягким и расслабленным. Когда пришло время поставить книги на место и отправляться на благодарение, мне пришлось окликнуть ее несколько раз, прежде чем она меня услышала.

После этого я уже никогда не бывала одна в сокровищнице по вечерам. Но я скоро привыкла к присутствию Яй, поскольку она сидела тихо, как мышка, и всегда делала то, о чем я ее просила. Вскоре у меня возникло ощущение, что мы всегда ходили туда вместе.

Первое утро Яй в Аббатстве выдалось солнечным. Весной у нас нередко стоит хорошая погода. Это осенью Праматерь расчесывает свои волосы, так что по острову хлещут шторма. В это время мы и носа не решаемся высунуть, боясь, что нас швырнет о скалы. Пока что наш остров Менос еще не украсился весенними цветами, однако козы уже