Диалоги - Картье-Брессон Анри

У них будет по горло работы. Когда хорошая лаборатория работает над фотографиями, это почти как управление оркестром: дирижёр просит флейту играть потише, валторны – играть погромче… Только все вместе могут сыграть симфонию.

Сравниваете ли вы вашу работу с какой-то музыкой или музыкальным направлением?

Нет. Надо постоянно насыщать свой дух музыкой, искусством, живописью. Я не сравниваю то, что делаю, с музыкой.

Но я люблю Баха и Моцарта за их ясность. Они не романтики. Из художников люблю Паоло Уччелло, Тициана, Пьеро Делла Франческа, Сезанна, Сёра, Гойю, Домье (вы заметили, что я не назвал ни одного романтика). […]

Как вам кажется, существует ли связь между фотографией и политикой?

Думаю, что мы можем говорить только о человечестве. Всё, что делает человек, отмечено тем, какое у него представление о мире. Получается, что невозможно отделить какой-то предмет, всё участвует в единстве целого. Любая вещь, прежде чем обрести устойчивую ценность, должна сначала пройти через весь спектр человеческих чувств, и тогда она действительно станет ценностью. Политика – только отражение данной ситуации. Многие фотографии в момент, когда вы их делаете, превосходят вас: это значит, что нет никакого способа точно узнать, какие за этим будут последствия или в какой момент они приобретут свой полный смысл. Работаешь инстинктивно. С фотографией пожилой дамы в клетчатом пальто, сидящей на скамейке в Гайд-Парке, та же самая история. Вдруг я увидел, как она там сидит, перевёл дыхание и сфотографировал её. Я ничего о ней не знаю, мне неизвестно ни её имя, ни почему она там сидела, вообще ничего. Но я её увидел, и мне надо было сделать эту фотографию. […] Политический аспект – это только одна составляющая среди многих других. Однажды я увидел одну вещь, нечто такое, что, возможно, действительно нельзя ни сфотографировать, ни описать. Это было во время репортажа о смерти короля [Георга VI] в Лондоне [6 февраля 1952]. В газетах были броские заголовки, на удивление нескромные (для британцев), а репортажи на радио, в газетах и журналах были довольно слезливые. Но однажды вечером в сумерках люди стояли перед Кларенс-хаусом и ждали прибытия королевы, которая только что прилетела на самолете. Автомобиль вывернул из-за угла и прокладывал себе путь в толпе. И в тот момент, когда королева проезжала через толпу в своём автомобиле, люди задержали дыхание. Они просто все ахнули. Все вместе задержали дыхание. И вот в этом-то как раз и сказалось, кто такие англичане, и что такое смерть короля, и что это за история, когда принцесса становится королевой. Это был решающий момент.

Вы не пользуетесь экспонометром?

У меня он есть, но я им редко пользуюсь. Только в трудных световых условиях. Должно быть, я умею понимать свет. Это что-то инстинктивное.

А фильтрами?

Ими я не пользуюсь. Все плёнки очень чувствительные, а фильтры вносят деформацию.

[В сторону]: Когда я брожу со своим Leica, он всегда отрегулирован между f/11 и f/8 на 1/100 долю секунды. Это хороший способ, он даёт что-то среднее. Я настраиваюсь на дистанцию около трёх метров. Потому что никогда не знаешь, в какой момент захочется что-то снять, и надо быть готовым к неожиданностям. А так глубина поля достаточна, чтобы ухватить практически всё при хороших световых условиях. По крайней мере я почти готов.

Я не считаю себя фотографом. Вообще об этом не думаю. Люблю делать моментальные фотографии, для этого многие вещи должны происходить инстинктивно. Не знаю, как это достигается. Для важного репортажа беру два заряженных чёрно-белой плёнкой аппарата. Тогда, если будет много работы, я смогу сделать семьдесят два кадра без перезарядки. Использую многометровую плёнку, потому что не люблю носить с собой оборудование. Я могу просто взять с собой тридцать метров плёнки и подготовить её в отеле. Тогда мне не так много придётся везти.

Работать в команде с другими фотографами хорошо. Но я предпочитаю не брать с собой помощников, разве только на трудные или срочные репортажи, и никогда не привожу с собой друзей. Конечно, в некоторых случаях, когда важны имена или факты, надо иметь помощника, который будет делать заметки о событиях. Но надо сохранять сосредоточенность. Если вас сопровождает друг, вы точно будете с ним разговаривать и что-нибудь упустите. Штука в том, что мы стремимся создать напряжение, а его приходится искать, и надо быть один на один с этим напряжением. Фотография – это очень трудно.

Что вы думаете о художественной фотографии в противоположность документальной?

Мне это ничего не говорит. Я думаю, что фотографии делаются для того, чтобы их снять и распространить в массах, а не для коллекционеров. В этой возможности репродукции заключена сила и научная ценность фотографии.

Я уверен, что есть великие фотографы и что они составляют семью. Люблю [Уильяма] Юджина Смита, [Роберта] Капу (за его восхитительное чувство движения), Брассая, [Робера] Дуано, Дэйва [Дэвида Дугласа] Дункана, Карла Майданса. Но особенно высоко ставлю Эдварда Уэстона.

В заключение скажу: для меня Leica – это комбинация идеи аппарата с пластиной 8 × 10, требующего времени, времени, много времени, позволяющего строить композицию на большой стеклянной пластине, и возможности схватывать решающий момент, что достигается благодаря плёнке 35 мм. Хорошо, когда твой аппарат доставляет радость. […] Думаю, нельзя сделать хорошие фотографии, если в голове есть какая-то точная цель. Например, стилизация – печальный результат систематического, а не интуитивного, подхода к композиции. Искусство – это только то, что находится в человечности вашего мышления, в вашем взгляде, в том, что вы в нужное время оказались в нужном месте, а вовсе не в манере строить композицию.

Разговор

Интервью с Байроном Добеллом (1 9 5 7 г.)[11]

Фотографический дневник

Помимо пластических аспектов, связанных с моим интересом к живописи, фотография для меня – это способ вести дневник. То, что я делаю, складывается в фотографический дневник. Я могу снимать в любой момент. Я просто свидетель вещей, привлекающих мой взгляд […]. Когда появляется предмет, который меня вдохновляет, мне достаточно сфотографировать то, чему я стал свидетелем. Иногда меня спрашивают: «Которая из ваших фотографий вам нравится больше всего?» Это меня не интересует. Меня интересует моя следующая фотография, следующее место, куда я отправлюсь. С моей точки зрения, каждый новый проект надо рассматривать как новый опыт. Прошлые успехи вообще ничего не стоят, надо заново всё ставить под вопрос. Это единственный способ сохранить свежий взгляд в своей работе.

Предвзятость и предубеждённость

Если нужно понять предмет в его различных аспектах, не следует иметь о нём никакого предварительного мнения. Надо целиком и полностью сосредоточиться на том, с чем ты работаешь. Я никогда не смотрю другие фотографии предмета, который собираюсь снимать; мне хочется, чтобы мои впечатления сохранили новизну. Ситуацию можно попытаться понять, когда говоришь с людьми, слушаешь их, задаёшь им вопросы. Когда приезжаешь куда-то, следует расстаться с предрассудками, не надо стремиться подтвердить свои прежние представления. Нужно держаться фактов, знать, как их анализировать, изменять свои первые впечатления, опираясь на наблюдения, а не утверждаться в своих предрассудках. Кроме всего прочего, не надо ничего доказывать и не стоит стараться что-то опровергнуть. Если что и важно, так это человечество, это жизнь, богатство жизни. Надо быть чувствительным – вот и всё. Для меня самый великий миф это греческий миф об Антее: он должен был прикасаться к земле, чтобы восстановить силы. Я знаю, что мне всегда нужно сохранять контакт с конкретностью, с конкретной реальностью, маленькой правдой маленьких отдельных случаев, которые могут иметь большие последствия.