Я, ты, он и телефон - Анар

— Спасибо.

— Слушай, добрый мой гений, я хочу посоветоваться с тобой по одному вопросу. Только, умоляю, не выходи из себя, не рви и не мечи и не вешай трубку, пока я не договорю.

Я ждал этого разговора три дня тому назад и три дня терялся в догадках: почему она не заводит об этом речи?

— Итак, слушай. Только спокойно. Ты запасся валидолом?

— Ну, не тяни душу.

— Хорошо. Три дня назад Сеймур предложил мне выйти за него замуж. Ну что с тобой, ты не упал в обморок?

— Нет, — сказал я. — И что же ты ему ответила?

— Пока ничего. Вот хочу с тобой посоветоваться. Ты же мой самый-самый лучший друг. Самый дорогой человек.

Удивительная вещь — женская психология. Стоит ей, женщине, увлечься другим, как вы сразу становитесь для нее «самым-самым лучшим и дорогим».

— Не надо, — сказал я. И самое ошеломляющее было то, что я говорил это искренне. — Не выходи ни за кого замуж. Или выходи за меня. Я люблю тебя. Ах, если б можно было бы зарегистрироваться по телефону!

Она смеялась долго и чуть истерично.

— Ну, хорошо, будь умным мальчиком. Ты же еще совсем маленький.

— Откуда ты знаешь? Ты же меня не видела.

— Я чувствую по всему: по твоему голосу, по твоему характеру, по твоему отношению ко мне. Умоляю тебя: оставайся таким и не спеши взрослеть.

— Может быть, я старше твоего Сеймура.

— Нет, нет, мой дорогой. Уж в этом ты поверь женской интуиции…

Это смахивало на фарс, но мне было в самом деле очень больно.

— Не надо, Медина. Что буду делать я? Ведь он мне не позволит звонить к тебе в два часа ночи.

— А мы что-нибудь придумаем. Ведь изменять мужу по телефону — это еще не грех. К этому времени у тебя дома будет телефон и я сама буду звонить тебе.

Как мне было объяснить ей, что такого не может быть.

— Пойми меня, — сказала она серьезно и грустно. — Вот вы, мужчины, часто говорите о своем одиночестве, это так смешно, вам никогда не понять, что такое подлинное одиночество, как может быть одинока женщина. Просыпаться ночью и чувствовать, как стены идут на тебя и… В общем, не будем говорить о грустных вещах. Итак, если ты скажешь нет, я откажусь…

Что я мог ей сказать? Она замолчала, потом я услышал гул самолета и понял, что это и есть ответ. Никогда ни одному из нас: ни мне, Рустаму, ни мне, Сеймуру, — не быть соперниками ее мертвого мужа.

Вечером после работы она впервые пригласила меня к себе. Я знал подъезд и этаж, но ошибся дверью квартиры. Долго звонил в темноте, и никто мне не открывал, потом чиркнул спичкой и увидел записку: «Ключи у соседей». Я вдруг заметил, что слова написаны на нотной бумаге, и сразу понял, куда я стучусь. В памяти всплыли гаммы. Я повернулся и постучал в противоположную дверь.

Приемник «Неринга», мягкое кресло, торшер — все оказалось точно таким, как я представлял себе.

— Сейчас я тебе поймаю отличную музыку, Сеймур, — сказала она. — Вот ты пока слушай, а я сварю кофе.

Потом я ее целовал, обнимал, ласкал и чувствовал, как в ней мучительно и сладостно пробуждается женщина. За стеной уже совсем близко заиграли гаммы, потом вдруг она вырвалась из моих объятий, прислушиваясь к чему-то. Я знал и ждал, что вот через несколько мгновений услышу и я гул самолета. Но никакого самолета не было.

И тогда я понял, к чему она прислушивается. Она прислушивалась к телефону. Это было то самое время, когда звонил Он.

Он — это я.

И хотя я знал, что Он больше никогда не позвонит, я тоже в какой-то миг усомнился в этом, и тоже стал ждать, и мне даже захотелось чуда — чтобы телефон зазвонил.

Телефон молчал.