Немного сумасбродства не помешает - Лора Райт

Макгрей чуть улыбнулся и несколько секунд смотрел на Трента, словно решая, нужно ли продолжать вопросы в том же духе. Потом сказал:

— Вы не единственный получили такое письмо.

— Кто еще? — удивился Трент.

— Человек живет в вашем доме.

— Вы мне не скажете, кто?

— Это не важно. Важно, действительно важно, чтобы вы точнее вспомнили содержание письма.

Было почти пять, когда Кэрри останавливала такси на углу Двадцать седьмой улицы и Второй авеню. Такси было для нее непозволительной роскошью, слишком большим расходом, но сегодня так слякотно и пронизывающе холодно, что даже думать о метро не хотелось. Кроме того, нужно вовремя попасть к матери и отпустить ее сиделку, иначе придется платить за время переработки.

Кэрри села в такси и назвала адрес. Сотни раз она пыталась уговорить мать переехать к ней — Себастьян Стоун любезно предлагал это, — но Рейчел Грей и слышать не хотела. Она жила в небольшой квартире, которую арендовала почти двадцать лет назад, когда они с Кэрри впервые переехали в центр Нью-Йорка из Олбани. Рейчел была привязана к своему жилищу, к своим вещам. Кэрри больше не поднимала этот вопрос.

Она старалась только сделать жизнь больной матери удобней, приятней и легче.

Кэрри открыла дверь своим ключом. Стены квартиры были сплошь увешаны картинами Рейчел, самыми разными. В течение многих лет Рейчел Грей была очень успешным художником. Ее картины легко и достаточно дорого продавались. Сейчас, когда она не работала, денежные поступления были редки — изредка продавалась картина из старых запасов. Конечно, у нее были кое-какие сбережения, но для жизни на Манхэттене этого явно не хватало.

Поздоровавшись с сиделкой матери Вандой, Кэрри вошла в спальню и села у кровати. Лицо Рейчел было бледно. Всегда худая, она выглядела сейчас усталой и изможденной. Обстановка комнаты не изменилась, те же переполненные книгами полки, фотографии и безделушки, антикварные светильники, картины матери и ее друзей. Много лет Кэрри прибегала сюда после занятий, видела мать за мольбертом и слышала записи «Депеш Мод».

Теперь она попадала в другой мир, с другим смыслом, с другими чувствами и другими словами. Ей требовалось несколько мгновений, чтобы осознать это, каждый раз заново свыкаться с новой реальностью. Рейчел смотрела на нее ищущим взглядом:

— Вы очень похожи на мою дочь.

— Я и есть твоя дочь.

— Как вас зовут?

— Кэрри.

— Совсем как героиню «Маленького дома в прериях», — мягко сказала Рейчел.

— Да. Меня назвали в ее честь.

— Как славно.

— Да.

Кашлянув, Рейчел сказала:

— Пить хочется.

— Сейчас принесу.

Когда первый раз Кэрри услышала «вы очень похожи на мою дочь», она заперлась в ванной и рыдала до рвоты. Есть вещи, которые дочь не может, не должна слышать от матери.

К счастью, не каждый день было так ужасно. Иногда случались хорошие дни. Бывало, что Рейчел точно знала, кто такая Кэрри. Это были светлые дни.

Вернувшись, Кэрри дала матери чай со льдом. Рейчел взглянула на стакан с таким ужасом, как будто ей дают бомбу:

— Я этого не хочу!

— Ты же любишь чай со льдом.

— Да?

— Да.

— Хорошо, — и выпила весь стакан. Снова взглянув на Кэрри, Рейчел спросила: — Кто вы?

— Твоя дочь, Кэрри, — взяв мать за руку, ответила Кэрри.

— Хорошо. Тогда почитай мне.

Что же, не самый плохой день. Бывает гораздо хуже.

Кэрри взяла книгу с ночного столика и начала читать. Потом дала Рейчел поесть и читала вслух, пока та ела. Читая, дождалась, когда мать заснет.

Уходя через несколько часов, Кэрри не могла вспомнить ни единого слова из прочитанного.

Было около девяти, когда Трент, в промокшем насквозь пальто, вошел в лифт. Он покинул полицейский участок несколько часов назад, но домой не пошел, а отправился пообедать.

Когда двери лифта начали закрываться, кто-то снаружи вставил металлическую ручку зонта, и двери открылись.

— Привет, 12В, — улыбнулся вошедшей женщине Трент.

Хорошенькая брюнетка подняла голову посмотреть, кто с ней разговаривает, чуть улыбнулась и ответила:

— Привет.

Она сильно вымокла, вода стекала с длинных волос.

— Попали в ураган?

— Как видите, — ответ звучал резковато.

— И как вы?

— Отлично.

Трент смотрел, как девушка, вынув из сумочки платок, вытирала им свои длинные волосы. Она не была ослепительно красивой, но было в ее губах, в этих изящных округлостях тела, в строгой манере держаться такое, что привлекало Трента. Ему захотелось прижать девушку к себе и целовать, целовать до тех пор, пока ее не покинет это напряжение, пока она не перестанет быть недовольной и сердитой…

Хороший поцелуй и ему помог бы забыть ужасы сегодняшнего дня.

— Извините, — он постарался ослабить ее раздражение.

— За что?

— За это 12В. Когда вы вошли в лифт, мне захотелось пошутить.

Она посмотрела в сторону, потом на него и покачала головой:

— Все хорошо. Сегодня у меня уже были трудности с людьми, забывающими мое имя.

— На работе?

— Нет. Это личное.

— С парнями?

— Нет. Просто личное, — она чуть улыбнулась.

Личное, хм? Но не парень… Черт, и почему его это интересует?

— Ну… извините. Это не любопытство, просто хотел внести хоть немного юмора в этот безрадостный день.

— У вас тоже безрадостный?

— Угу.

Кэрри ощущала себя мокрой и потрепанной, этакой изношенной кухонной тряпкой в сверкающем замкнутом пространстве лифта. Хотелось как можно скорее уйти от этого красавца. Она старалась не смотреть на него, но это было нелегко. Трент тоже промок, мокрыми были лицо и волосы, но он выглядел восхитительно, даже лучше, чем днем, когда она относила ему газету. Как же так? Промокли оба, но она смотрится как мокрая курица, а он — как картинка с обложки журнала «Мужское здоровье».

Она боролась с искушением спросить, что же такого нехорошего было у него сегодня днем? Но с какой стати? Ведь она совсем не знает человека, и зачем вообще ей чужие проблемы?

Двери лифта открылись, и, прощально махнув рукой, Кэрри направилась к своей квартире. Она знала, что Трент идет за ней, чувствовала его спиной.

— Хотите выпить? Бокал вина?

Она не обернулась, только тряхнула головой:

— Нет, спасибо.

— Кажется, вам бы это помогло.

Да, ей нужно что-то, чтобы ослабить внутреннее напряжение. Но не алкоголь. Сейчас был период ее одиночества. Несколько раз в году случалось, что жизнь шла не так, как надо, а словно наоборот. Сегодня она собиралась съесть кусок вкусного пирога, который дожидался в холодильнике, и, наслаждаясь им, постараться не думать о том, что работы пока нет, что матери никогда не станет лучше и что, возможно, она, Кэрри, обречена на постоянное одиночество. А потом, когда она перейдет к пикантной закуске, она постарается забыть, как приятно бывает ощущать на себе вес мужского тела, руки, ласкающие кожу легкими прикосновениями, губы на затылке, на шее возле уха, на пупке…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});