Уголек - Альберто Васкес-Фигероа

Первые лучи зари застали Сьенфуэгоса на носовом фальшборте. Канарец полностью нарисовал в уме воображаемый маршрут, который искал португалец, и пришел к «твердому убеждению», что, следуя его указаниям, не далее чем через две недели плавания они окажутся у берегов Сипанго и Катая.

— В конце концов, — сказал он себе, — кто я такой, чтобы спорить с адмиралом? Если он говорит, что Сипанго близко — значит, так оно и есть.

— На запад-юго-запад... — твердо ответил он завшивленному капитану, когда тот поинтересовался, каким курсом следовать. Сьенфуэгос припомнил указания братьев Пинсонов, которые всегда уверяли, что этот курс — наиболее логичный и простой во время перехода через океан.

— Запад-юго-запад? — эхом откликнулся толстяк, не переставая буравить его свинячьими глазками. — Ты уверен?

— Если море и ветер будут нам благоприятствовать, через четыре или пять дней мы увидим на западе высокий остров, весь покрытый зеленью. Его нужно оставить по левому борту.

И тогда случилось удивительное — старый моряк, который хвастался, что провел в море больше сорока лет, вдруг смутился, уставился на свои руки, сверился с татуировкой на тыльной стороне правой ладони и, яростно замахав руками, стал повторять, как навязчивую мелодию:

— Это левый борт! Это левый борт! Это левый борт! Будь я проклят! Так и помру, не выучив! А ты, чертов испанец, — заревел он, — заруби себе на носу, что на этом судне нет правого и левого борта, нужно пальцем показывать!

— Как прикажете, капитан.

— Так с какой стороны должен остаться остров?

Канарец замешкался, тоже замахал руками, как только что капитан, и наконец убежденно ответил:

— Там. Справа по курсу.

— Справа? — выпалил португалец, брызжа слюной. — Не ты ли сказал, что он должен остаться с левого борта? Слева! Разве не так?

— Наверное, вы правы, капитан, — признал канарец. — Дело в том, что я и сейчас не вполне уверен, а когда вы начали сомневаться, то совсем меня запутали.

— Ну ладно! Можешь пока идти... И позови Сажу.

— Сажу или Уголька, сеньор?

— Негритянку, черт бы тебя подрал! — взорвался тот. — И убирайся с глаз долой, пока по шее не получил!

— Старика подводит память, — пояснил чуть позже Тристан Мадейра, когда Сьенфуэгос рассказал ему об этом любопытном происшествии. — Но обольщаться все же не стоит: если человек путает право и лево, это вовсе не значит, что он глуп: просто если его что-то не слишком интересует, это проходит мимо его памяти. И следи за языком: если твой рассказ не будет в точности соответствовать тому, что явится нашим глазам — считай, что ты покойник.

Канарец понимал, что предупреждение было вполне серьезным, и потому сосредоточился на поиске выхода из трудного положения, в котором непременно окажется, если высокий и зеленый остров в нужный момент не покажется посреди бескрайнего океана.

На закате пришла Уголек и попыталась его утешить.

— Ты боишься? — спросила она.

— Немножко, — признался он. — Эта скотина хочет заставить меня сплясать на веревке.

— Я тебя предупреждала. Этот боров — настоящий убийца. Весь вечер он искал трюфели у меня между ног, а теперь храпит, как буйвол. Ненавижу его!

— Но если все его так ненавидят, то почему бы не сговориться и не вышвырнуть его в море?

— Потому что он капитан. А капитан на португальском корабле — все равно что бог.

— Понятно... А как насчет шлюпок? Нельзя ли выкрасть одну и выйти на ней в море?

— Они все прикованы, а ключи — у него. Все оружие он также хранит у себя, его каюта — настоящая пороховая бочка, и он клянется, что, стоит ему заметить малейшие признаки бунта, корабль тут же взлетит на воздух, — девушка сморщила широкий нос в обаятельной гримаске. — Думаю, он и впрямь способен это сделать. Его ничего не волнует, кроме корабля, и чужие жизни для него — пустое место.

— Так что мы можем сделать?

— Ничего, — безнадежно ответила она. — Можем лишь молиться Богу, чтобы он помог найти выход.

— Ради меня Бог и свечку не зажжет, — посетовал канарец. — Если сам не пошевелюсь, то мне крышка... — Он обернулся и пристально посмотрел на африканку. — Ты правда решила покинуть судно и изменить жизнь?

— Да разве это жизнь? И изменить я ее едва ли могу, — заметила та. — Так что я готова сбежать.

Сьенфуэгос взглянул на нее и пришел к твердому убеждению, что Уголек говорит правду. Он почесал бороду и в конце концов заявил:

— В таком случае давай найдем способ сойти на берег.

— Скорее нам удастся вытряхнуть черепаху из панциря, — заметила негритянка. — Корабль — его крепость, а море — союзник. Ты посмотри на команду! Все худеют, а он жиреет! Все тоскуют, впадая в отчаяние, а он доволен и счастлив; все выглядят полумертвыми, а он — живее всех живых. А потому он заинтересован в том, чтобы так оно оставалось и впредь, и ни за что не допустит перемен.

— Но я вовсе не собираюсь провести всю жизнь на борту этого водоплавающего свинарника, питаясь червивыми галетами и рискуя в любую минуту оказаться на виселице.

— Ты думаешь, остальным этого хочется? Даже офицеры не раз просили меня придушить этого урода, когда он, пьяный и беспомощный, сунет голову мне между ног. Вот только я точно знаю, что, как только это сделаю, они тут же порвут меня на части. Все его ненавидят, но ни у кого не поднимется рука, чтобы его убить.

— Ну так я это сделаю! — пообещал канарец. — С твоей помощью или без, но я откручу ему башку.

Три дня спустя «Сан-Бенто» вдруг сильно просел, затем начал слегка крениться, пока, наконец, его нос не опустился заметно ниже обычного, в результате чего ось румпеля перекосилась, и управлять кораблем стало чрезвычайно трудно даже при спокойном море и попутном ветре.

Капитан Эв немедленно приказал помощнику спуститься в трюм и осмотреть корпус, и тот вскоре вернулся с плохими новостями. Оказалось, что по левому борту корабль дал течь, в трюм просочилась вода, и поскольку корабль бы разделен на несколько отсеков, затопленная часть привела к нарушению равновесия.

— Так в чем дело? — рявкнул омерзительный толстяк. — Немедленно откачать воду и устранить неполадки!

Однако ближе к вечеру пришел плотник и сообщил, что проблема намного серьезнее, чем казалось на первый взгляд, поскольку корабль дал течь не в одном, а сразу в нескольких местах, и теперь вода в любую минуту может хлынуть в трюм, а доски обшивки левого борта ниже ватерлинии оказались какими-то рыхлыми и словно изъеденными червями.

— Быть того не может! — выпалил капитан Ботейро, даже перестав на миг чесать свое раздутое яйцо, «Сан-Бенто» построен из лучшего мантейгашского дуба, и не бывало ни единого случая, чтобы этот дуб тронула гниль.