Похороны - Кейт Уилхелм

Воздух в комнате был слишком спертый и сырой, пахло заплесневелым деревом и непроветриваемым местом. Карла продолжала следить за мадам Трюдо, но чувствовала себя опустошенной и измученной, разговор казался ей бесконечным. Сверкающие глаза не спускали с нее взгляда и она просто молчала. До нее дошло, что теперь мадам Трюдо займет в школе место мадам Вестфол.

— Поощряй девочек говорить, Карла. Пусть они вспомнят как можно больше, что говорила мадам Вестфол, все время возвращай их к этому, если они уклоняются от темы. Письменные отчеты прискорбно недостаточны. — Она остановилась и вопросительно взглянула на Карлу. — Да? Что ты хочешь сказать?

— Но… если она говорят, то ведь могут и записать?.. Или мне надо все это пытаться запомнить и записывать самой?

— В этом нет нужды, — сказала мадам Трюдо. — Просто пусть говорят, сколько захотят.

— Да, мадам.

— Очень хорошо. Вот расписание на следующие несколько дней. Две девочки на службе в Смотровом зале все время с рассвета до заката, упражнения в закрытом саду позади здания, если позволит погода, обязанности на кухне, и так далее. Выучи его и распредели девочек по их обязанностям. В субботу днем все должны присутствовать на погребении, а в воскресенье мы вернемся в школу. Теперь иди.

Карла поклонилась и повернулась уходить. Голос мадам Трюдо остановил ее еще раз.

— Подожди, Карла. Подойди сюда. Перед уходом ты расчешешь мне волосы.

Карла онемевшими пальцами взяла щетку и послушно обошла мадам Трюдо, которая вынула свои заколки и высвободила тяжелые черные волосы. Медленно разворачиваясь, они пали с нее, словно мертвые змеи. Карла начала их расчесывать.

— Сильнее, девочка. Ты так ослабла, что не можешь расчесать волосы?

Она стала сильнее давить на щетку, пока руку не онемела окончательно и мадам Трюдо сказала:

— Достаточно. Ты неуклюжая девочка, неловкая и глупая. Я должна учить тебя всему, даже тому, как правильно расчесывать волосы. — Она вырвала щетку из рук Карлы, на щеках ее разгорелись пятна, а глаза яростно засверкали. — Убирайся! Уходи! Оставь меня! В субботу сразу после похорон ты накажешь Лайзу за рисование в записной книжке. Потом отчитаешься мне. А теперь уходи отсюда!

Карла схватила расписание и попятилась из комнаты, устрашенная Учителем, которая вдруг показалась демонической стороной. Она наткнулась на стул и чуть не упала. Мадам Трюдо коротко хохотнула и крикнула вдогонку:

— Неловкая, неуклюжая! И ты хочешь быть Леди? Ты?

Карла кое-как нашарила за собой дверную ручку и, наконец, убежала в коридор, где прислонилась к стене, слишком дрожа, чтобы двигаться дальше. Что-то с треском ударилось в закрытую дверь, у нее вырвался сдавленный крик, и она побежала. Щетка. Мадам Трюдо швырнула в дверь щетку.

* * *

Призрак мадам Вестфол бродил всю ночь, гоняясь в комнатах за тенями, заставляя полы скрипеть под ногами, эхо ее голоса витало в спальне-дормитории, где беспокойно ворочалась Карла. Дважды, не понимая почему, она вскакивала в страхе, напряженно вслушиваясь. Один раз Лайза расплакалась во сне, она подошла к ней и держала за руку, пока девочка снова не успокоилась. Когда рассвет, наконец, осветил комнату, Карла уже не спала, и, стоя у окна, разглядывала кольцо гор, окружавших город. Как черные тени на фоне рассеивающейся тьмы неба, они вдруг зажглись пожаром, когда солнце ударило по их вершинам. Огонь спускался все ниже, ширился, и стал всего лишь светом на листьях, обернувшимися красными и золотыми. Карла отвернулась, не в силах объяснить боль, охватившую ее. Она разбудила первых двух девочек, которые должны были идти на пост к мадам Вестфол, и после их тихого ухода вернулась к окну. Солнце уже взошло полностью, утренний свет был мягок, смазывая все резкие линии. Деревья рисовались общей зеленой массой без индивидуальных границ, скалы и земля смешались в единое целое. Птицы запели с отчаяньем конца лета и предчувствием приближения зимы.

— Карла? — дотронулась до ее руки Лайза, глядя вверх широко открытыми глазами, полными страха. — Она хочет выпороть меня?

— Тебя накажут после похорон, — с трудом выговорила Карла. — И мне придется написать в рапорте, что ты мне говорила.

Ребенок отшатнулся, уставившись вниз на черную кайму юбки Карлы.

— Я забыла. — Она повесила голову. — Я так боюсь…

— Время завтракать, а потом нам надо погулять в саду. Ты почувствуешь себя лучше, когда выйдешь на солнце и свежий воздух.

— Хризантемы, далии, маргаритки. Нет, вон те маленькие, с коричневой каймой…

Луэлья показывала цветы другим девочкам. Карла шла сзади, едва прислушиваясь и стараясь спрятать глаза от Лайзы, которая тоже тащилась позади. Она тревожилась за ребенка. Лайза спала плохо, не стала есть за завтраком и была такой бледной и изнуренной, что казалась недостаточно сильной, чтобы участвовать с ними в короткой прогулке по саду.

Важные лица теснились в мрачном старом доме, разговаривая тихими голосами. Карла почти не обращала на них внимания. «Я изменю все, если приобрету какой-нибудь авторитет, — говорила она своему молчаливому внутреннему я, которое слушало, но не отвечало. — Что я могу сейчас? Я собственность. Я принадлежу государству, мадам Трюдо и школе. Что хорошего, если я не стану повиноваться, и меня тоже выпорют? Может ли это хоть чему-то помочь? Я-то не стану бить ее слишком сильно». Внутреннее я ничего не говорило, но ей показалось, что она расслышала насмешливый хохоток столь чтимой всеми мумии.

У них же остались все эти пустые школы, мили и мили школьных коридоров, по которым не ступали ничьи ноги, столы, за которыми не сидели студенты, книги, где не рисовали ученики, и они привели туда детей и сразу увидели, кто не тянет, кто не может научиться новым порядкам, и они избавились от них. Умно. Очень умно. Они были умны, они обладали вещами, деньгами и были полны ненависти. Боже мой, как они ненавидели. Победители ненавидят больше всего. И еще больше боятся. Все время.

Карла заставила свои руки не шевелиться, сложив ладони перед собой, заставила голову остаться склоненной. Голос теперь звучал и звучал, она не могла от него освободиться.

…каждый день шел холодный ледяной дождь и папа не вернулся а мама сказала спрячь ребенка спрячьтесь в пещере где тепло и не шевелись что бы ни случилось не шевелись дай-ка я одену это тебе на руку никогда не снимай если они найдут тебя покажи ми покажи заставь их взглянуть…

Явилась смена, и Карла ушла. В широком коридоре, ведущем к заднему крыльцу, ее остановила жесткая ладонь, вцепившаяся в руку.

— Черт, вот она, кажется. Иди-ка сюда, девочка, дай-ка я на тебя взгляну. — Ее повернули, та же ладонь ухватила ее за подбородок и подняла голову. — А я что говорил! Я заметил ее еще в том конце коридора! То, что у нее есть, не спрятать под длинными юбками и стрижкой наголо, не так ли? Я ее засек! — Он рассмеялся и повернул голову Карлы в сторону, чтобы взглянуть на нее в профиль, а потом засмеялся еще громче.

Она видела только, что он краснорожий, с кустистыми бровями и густыми седыми волосами. Его лапа жестко держала подбородок, пальцы больно вцепились в челюсть по обе стороны.

— Виктор, оставь ее, — сказал затем холодный женский голос. — Ее уже избрали Подмастерьем Учителя.

Он оттолкнул Карлу, продолжая удерживать ее подбородок и посмотрел вниз на юбку с широкой черной каймой по нижнему краю. Он пихнул ее так, что она отлетела к противоположной стене. Она прижалась к ней, чтобы не упасть.

— Чья она? — мрачно спросил он.

— Трюдо.

Он повернулся и затопал прочь, не глядя больше на Карлу. На нем была синяя с белым одежда Законника. Женщина была Леди в розовом и черном.

— Карла, иди наверх. — Из открывшейся двери вышла мадам Трюдо и встала рядом с Карлой. Она с головы до ног осмотрела дрожавшую девушку. — Теперь ты понимаешь, зачем я избрала тебя еще до этой поездки? Для твоей собственной безопасности.

Они пошли на кладбище в субботу, в яркий теплый день с золотистым светом и запахом горящих листьев. Закончились речи, сыграли любимую мелодию мадам Вестфол, и служба завершилась. Карла страшилась возвращаться в дормиторий. Она продолжала пристально следить за Лайзой, которая казалась тенью самой себя. Трижды в течении ночи ей пришлось держать девочку, пока не стихли ее кошмары, и каждый раз она гладила ее тонкие волосы и мягкие щеки, бормоча что-то успокаивающее, но понимала, что только трусость не дает ей сказать, что именно она будет руководить поркой. Первая лопата земли была брошена на крышку гроба и все повернулись уходить, когда вдруг воздух наполнился грубым смехом, непристойными песнями и дикой музыкой. Она кончилась так же внезапно, как и началась, но группа присутствующих замерла, когда стала так неестественно тихо. После такой маниакальной вспышки даже птицы не решались издать ни звука.