РАЗБОЙНИК ШМАЯ - Григорий Полянкер

Правда, на Украине, в Киеве, объявились какие-то новые бандиты – Петлюра, гетманы, батьки. Новая каша заваривается, новая война затевается. Как всегда перед войной, повылазили из своих нор головорезы, шарлатаны, дезертиры и прочая мерзость. Доносы летят к батькам и от батьков, полиция и черносотенцы – на ногах. Хватают на улицах ораторов и агитаторов и тащат их в тюрьмы, убивают, выйдет бабка на базар пучок редиски купить, и ее схватят – шпионка…

Времечко… Городишко наш жалко. Война и так уже, почитай что, половину мужчин поглотила. В каждом втором доме – солдатка живет или вдова, ходят по городу девушки, хороши как ясный день, добрые, душевные, а женихов для них не найти. А тут и новые подрастают… И солдатки, когда встречают Шмаю, спрашивают:

«Шмая, вернутся когда-нибудь наши кормильцы? Перестанем мы когда-нибудь мучиться?»

«Ого! Да как ещё вернутся!» – отвечает Шмая.

Так уже оно на свете водится: после дождя, после ливня – погода наступает… В Москве и в Петрограде простой народ взял власть в свои руки. У нас тут, на Украине, дело малость затянулось, всё ходуном ходит. Но ничего. Похоже, что снова придётся винтовку в руки взять и покончить со всеми батьками. Пусть уж настоящий порядок установится…

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Однажды, поздней ночью, когда дождь лил как из ведра, кожевенник Лейбуш прибежал к извозчику Хацкелю, постучал в окно и приглушенно крикнул:

– Хацкель, вставай!

Кожевенник Лейбуш – маленький человечек с грязновато-водянистыми глазками, которые не бегают лишь тогда, когда спят. На нём потёртый полушубок, искривленные сапоги, шапка набекрень, и когда бы вы его ни встретили, он что-то жует: ему некогда поесть по-человечески. При первом взгляде на него невольно возникает мысль: «Хорошо бы собрать для него милостыню» Лицо у него продолговатое, тощее, заостренное. А тощ он не оттого, что ему, упаси бог, жить не на что, не от забот. У него одна забота: «Люди добрые, когда я весь мир ограблю, чем я потом займусь?»

Лейбуш всегда имеет дело с кожей, со шкурами, с интендантством, и до этой ночи никаких претензий не имел ни к богу, ни к людям.

Дела свои вел он не один, а в компании со своим сынком Залманом, который когда-то учился и в Одессе и в Киеве. Но учение не шло впрок, и отец, в конце концов, понял, что сынок его гораздо успешнее будет разбираться в шкурах, чем в науках. Однако со студенческой фуражкой Залман никогда не расставался, а богатые барышни млели при виде этой фуражки.

Кроме сына у Лейбуша были ещё две дочери, состарившиеся в отцовском доме, ожидая, пока отец уладит вопрос о приданом.

– Хацкель, может быть, ты будешь шевелиться быстрее? – Ночной гость сильней забарабанил в окно, всё время оглядываясь в сторону черневшего вдали леса.

– Ох, ты, погибель на врагов моих, кто ж это спать не дает? – послышался в сенях сердитый простуженный голос извозчика.

Он отворил двери и, зевая во все горло, смотрел заспанными глазами на богача:

– Скажи, пожалуйста, какой поздний гость… Что случилось?

– Глаза протри, рожа!

– Ах, это вы, Лейбуш? Как вас теперь называть прикажете: мусье или господин, а может быть, товарищ? Давненько я вас не видал…

– Называй, как хочешь, Хацкель. Накинь-ка на себя лохмотья… холод собачий. Запрягай, дорогой, лошадей и поедем!…

– Куда поедем? Что вы такое говорите? В уме ли вы? Реб Лейбуш, у вас как будто свои фаэтоны и кучера имеются, – чего это вы ко мне пожаловали?

– Заплачу, сколько скажешь, запрягай скорее! – ответил ночной гость. – Мои кучера, сгореть бы им, разбежались. Барами заделались. Запрягай скорее твоих лошадок… Поедем!

– Не понимаю. Ваши лошади стоят там у помещика в экономии…

– Чего ты голову морочишь? Вон что у твоего помещика делается! Полюбуйся!- Лейбуш указал на зарево большого пожара. – Видишь? За Москвой да за Петроградом тянутся… Босяки винтовками завладели и хотят в городишке верховодить. Дружина на мою голову, гвардия… Тоже мне герои. Побежали вместе с мужиками помещика громить…

Извозчик почесал затылок.

– Стало быть, говорите вы, наши ребята руку приложили? Надо бы и мне к помещику наведаться, авось я бы там свою клячу на доброго коня обменял. Что-то она хромать на переднюю ногу стала…

– Болван! Ты тоже думаешь, что свет уже перевернутся? Погоди, придет настоящая власть, разгонят босую команду… всех этих сапожников да мясников, гром их разрази! Погоди. Есть ещё Сибирь… Каторга!

– Постыдились бы вы, Лейбуш! За что это вы людей проклинаете?

– Хацкель, перестань болтать. Одевайся скорее… Отвезёшь меня в Каменку, к границе…

– Что такое? Туда надо поездом ехать… Знаете, сколько верст до Каменки?

– Какой там поезд? Где теперь поезд? Даже мост через реку взорвали! Запрягай лошадей!

– Легко сказать «запрягай». Мои лошади уже забыли вкус овса… На дорогах все вверх дном, носа не высунешь… банды…

– Бог ты мой! Что ты делаешь со мной, Хацкель? Каждая минута дорога! – стал упрашивать Лейбуш и, выхватив пачку денег, сунул их извозчику в руку. – Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Запрягай скорее, я помогу. По дороге куплю тебе новую пару лошадей, овса, дом свой тебе оставляю, мебель, чего ты ещё от меня хочешь?

Услыхав такие речи, извозчик начал колебаться. Однако Лейбуш не давал ему долго думать, хлопнул его по плечу, и Хацкель пошел в дом одеваться. Из дому в сени он вышел вместе с женой. Увидав Лейбуша, она удивленно сказала:

– Пане Лейбуш, а куда, в самом деле, такая спешка? В такую тьму… Поедете лучше завтра…

– Здрасте, пожалуйста! Только тебя и ждали… Спать ложись! Не бабьего ума это дело. К печке поди, Бейля…

– Это что ещё за «Бейля»? Имени у меня, что ли, нет? Меня зовут Лия…

– А мне все равно, хоть царицей Эсфирью называйся, только не морочь голову. Иди спать! Не твое это дело…

– У вас, пане Лейбуш, вижу я, в голове все перепуталось от испуга. Чего это вы бежите? Вы что, отцовское наследство потеряли?

– Понимаете, – сказал он, чтобы отвязаться от несносной бабы, – сын мой и дочери хотят уехать за границу. Поняли?

– За границу? В такое время? – удивленно всплеснула руками Лия. – В чём же дело? Разве там идет война и интендантство срочно требует, чтобы вы поехали кожу поставлять?

– Вот напасть на мою голову! – уже не на шутку рассердился кожевенник. – Хацкель, запряг ты лошадей? Что ты возишься?

– Ведь вы же видите, что я запрягаю! – ответил Хацкель откуда-то из сарая. – Но, убей меня гром, не понимаю, как ехать в такую суматоху!

– А с кем же я поеду? С лоевским раввином?

– Может быть, вы бы упросили разбойника Шмаю, – опять вмешалась Лия. – Солдат голодный, без работы ходит, хочет заработать. А с ним веселее будет. У него и винтовка должна быть. Он привёз винтовку с войны…

– Знаете, Лейбуш, что я вам скажу? – отозвался извозчик. – Она у меня все-таки умница, честное слово! Надо взять с собою Шмаю!

– Кончай с этим делом! Нанимай, кого хочешь, заплачу втридорога, лишь бы уехать скорее!

… Стояла кромешная тьма, лил дождь, когда они подъехали к дому Шмаи. Хацкель постучал. Разбойник Шмая выслушал всю историю, с усмешкой глянул на нежданных ночных гостей и сказал:

– Стало быть, надо вас, реб Лейбуш, отвезти к границе? Хорошо! – спокойно начал он. – И вы мне хорошо уплатите? Ещё того лучше! Так вот скажите мне, мусью реб Лейбуш, когда вы вертелись вокруг интендантства и набивали карманы золотом, вы на людей смотрели? Помогали кому-нибудь?

– Шмая, опять ты за свои солдатские штуки принимаешься? – крикнул Лейбуш.

– Помолчи, ты! – оборвал Шмая. – Забыл, что ли, когда я с фронта вернулся, больной, а жена моя пошла к тебе несколько рублей одолжить, ты её из дому выгнал. Моя мать у тебя когда-то кухаркой служила. А когда она захворала, ты её прогнал и даже фельдшера прислать не захотел! Пришел просить, чтоб я твою шкуру спасал? А совесть твоя где?

– Ах, вот как! – дрожа от злости, кричал Лейбуш. – И ты политикой занимаешься? Тьфу ты, провались! Весь мир с ума спятил! Одни поедем, Хацкель. Нужен он тебе, как пятое колесо.

Извозчик сунул кнут за пояс, посмотрел на черное небо, на далекие, окрашенные заревом тучи и отрубил:

– Нет! Никуда я не поеду. В такое время не ездят…

– Да ты хоть домой меня отвези! Не слушай ты, что этот разбойник говорит. Не видишь, что ли, ведь сердце у меня вот-вот разорвётся… – плаксивым голосом стал упрашивать Лейбуш, держась обеими руками за край телеги.

– Ну ладно, что мне с тобой делать, – полезай! – проворчал Хацкель и стегнул лошадей. – Домой могу отвезти…

Нахлёстывая лошадей, извозчик чувствовал за спиной прерывистое, хриплое дыхание Лейбуша.

– Сумасшедший! – шипел он. – Повези меня. Одна ночь – и ты разбогатеешь. Плачу тысячи… Одна ночь…

– Будьте уж вы богачом… А мне жизнь дороже.

А Шмая стремительно вошел в дом, схватил фуражку, натянул сапоги и бросился бежать к переулку, где, как он знал, помещался отряд самообороны.