Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

вымерли до одной скотины, или бродили истощенные, слабые, а у старого монгола уже появились пенки, урму, лакомство монголов; вот в память этого-то события и гора названа Урмухту.

От станции Баин к Хара-голу, на половине дороги, которая здесь так редко отбивается в сторону, и то разве для того, чтобы довести до какого-нибудь перелеска, куда монголы ездят за дровами, вдруг дорога расшибается на трое; две из тропинок обходят крутизну Манхатай, а одна, крайняя к левой стороне, ведет прямо через Сынсу, каменистую и высокую гору; дорога направо к западу слишком далеко отбивается в сторону; по ней ходят купеческие караваны с чаями; мы шли по средней из трех, направляясь на Тумукей.

Не доезжая раздела дороги, на вершине горы Хусуту-дабы (березовая гора) стоит обо: тут граница цзасаков Церен-доин и Церен-доржи; а недалеко от Харинской станции, по речке Боро, впадающей в Хару, по южную сторону Мангатая, живут Олоты-калмыки. – Лет 150 тому, какой-то бытыр отличился в деле против Чжунгарии, за что и получил чин бейлы и семей 20 Олотов, которых привел с собой и впоследствии подарил их ургинскому кутухте; теперь их размножилось до 100 семей; они занимаются хлебопашеством и третью часть своих произведений отвозят кутухте. Их-то пашни мы видели по дороге от станции Хары до Хоримту. Эти калмыки и теперь еще носят название пленников.

Обо встречается почти везде на вершинах гор; а потому пора объяснить значение его. Обо составляет еще остаток шаманских верований. В старину сами шаманы избирали для сооружения его место, большей частью на вершине горы, во всеувидение, близ дороги, чтобы каждый проезжающий или проходящий мог что-нибудь положить на него, хоть, на пример, конский волос, как жертву духу – обитателю горы; это был их жертвенник, возбуждавший к религиозным языческим приношениям. По введении буддийской веры, ламы не могли искоренить верования в обо, вокруг которого обыкновенно происходили сходбища и пиры народа, а потому с ними были связаны его лучшие воспоминания; оставалось только применить обо к понятиям новой религии. Ламы составили для сооружения их особые правила и молитвы и изменили жертвоприношения; но народ, мало-помалу, опять обратился к своим прежним обрядам, применив их только к буддизму; сами жертвоприношения животных, так строго запрещаемые ламой Веджридари-мерген Диянчи[3], опять вводятся между нынешними монголами.

Обо предназначаются для местопребывания духов и драконов земли и вод, которые покровительствуют месту. Правила, предписанные ламами для сооружения обо, правила, которым, впрочем, монголы не очень подчиняются, состоят в том, что избранное место, обводится заколдованным кругом, потом, среди его воздвигают из земли и камней курган, в который зарывают панцырь, лук, оружие, платье, всякие явства, лекарства, писанные на холсте молитвы и проч.; сверх насыпи ставят изображения птицы, зверя, или садят дерево; вокруг главного кургана делают еще 12 меньших и все 13 изображают мир, по понятиям буддийской веры: средний соответствует горе Сумэру, а прочие – 12 частям мира. Потом происходит освящение; читают особые молитвы и приносят жертвы, состоящие из плодов или молока.

По окончании обрядов, начинается пированье, скачка, борьба и проч., подобно тому, как было во времена шаманства.

Станции за три до г. Урги, видели мы в первый раз яка, которого, кажется, неправильно называют в Европе буйволом. Родина яка в Тибете, откуда он и заведен сюда. Там, как и здесь, живет он в горах; приведенные в долины яки хилеют и не размножаются; несколько раз их пригоняли в Кяхту; но они едва доживали здесь свой век и не давали приплода. В знойное время, яки удаляются в горы или лежат в воде. Ростом они с нашего небольшого быка, седлисты, голова небольшая, шея тонкая и короткая, хвост шелковистый, употребляемый в Китае для кистей на шапке, а у нас, иногда, для султанов; на брюхе также длинная шерсть. Яки не ревут.

Глава III

Переезд через хребет Тумукей. – Хоримту, кочевье Тусулакчи. – Облава у древних и нынешних монголов. – Браки у монголов и влияние лам; встреча с ученым ламой; письменность в Монголии. – Приближение к Урге.

Переезд через крутой, поросший лесом, заваленный валежником и камнем, высокий кряж гор Тумукей прежние миссии обыкновенно совершали в два дня; мы одолели его в день; но зато обоз пришел на привал в 11 часов ночи; втаскивали на гору по одной и по две одноколки за раз, подвязывая к ним по несколько лошадей гусем и помогая руками. На вершине горы, как водится, обо, усыпанное и увенчанное различными приношениями от монголов, достигавших благополучно вершины горы. Между множеством тибетских и монгольских молитв, писанных большей частью на бараньих лопатках, мы нашли также русскую надпись, оставленную на камне, вероятно, нашими курьерами, посылаемыми по временам в Ургу.

Окрестность волновалась, как море, в испарениях, которые после дождей обильно стлались на покатах гор.

После трудных переездов через горы, мы дневали на Хоримту. Погода совершенно разгулялась; небо было сине; тучи едва набегали, и мигом, сложившись и разложившись в тысячи форм, исчезали. Днем было около 12° тепла, ночью ртуть в термометре опускалась до 5°.

Провожавший нас тусулакчи, человек лет 28, чистой крови, хорошей кости, как выражаются здесь, т. е. хорошего происхождения и чиновный, был особенно весел, подъезжая к Хоримту; он обгонял обоз, задирал шуткой казаков, рассказывал разные прибаутки мне; его открытая, приятная физиономия дышала счастьем: весело было глядеть на него. По приезде на привал, он явился ко мне, как было при встрече, с полным угощением по монгольскому обычаю: за ним несли два ведра кумысу, ведро кирпичного чая, затурана, вареного с молоком, бараньим жиром и мукой, вино, перегнанное из кумыса, пенки из овечьего молока, поджаренные и очень вкусные, арул, осадок от перегонки кумыса в вино, выжатый и высушенный, острого, кисловатого вкуса. – Что бы это значило, чему обрадовался наш тусулакчи? «Я здесь дома, – сказал он, смеясь, – вы у меня в гостях» и он захохотал громче прежнего. – Действительно, смешно было называть своим домом открытое отовсюду, для всех, место; но это были его кочевья, и он, не шутя, называл их своим домом; он смеялся не над странностью выражения, но от полноты счастья, которым была преисполнена душа его при виде родных мест.

Хоримту – обширная равнина, окруженная горами. По ней извивается речка Боро и ручеек Арганату, в нее впадающий. Там, где горы сжимаются, едва пропуская ручей в другую соседнюю долину, они оканчиваются уступами, несколько обрывистыми, в других же местах переливаются, как волны, из одной гряды в другую, все выше и выше, чем далее от равнины. Возвышенности венчаются