Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

Даурии. Казаки выступили из Якутска, отыскивая не новые царства и земли неизвестные; но леса, обильные пушными зверями и людей, богатых звериным промыслом; они переправились через озеро Байкал, поднялись по Селенге, и вскоре очутились на реках Шилке, Аргуни и потом на Амуре. Нет сомнения, что по обычаю тогдашнего времени, и по своему обычаю преимущественно, казаки начали свое знакомство с маньчжурами, нынешними владетелями Китая, с мечом в руке, и порешили обладание страной, в которую вступили, правом сильного; но есть также доказательства, что они, в свободное от драки время, пересылались с местными властями, по восточному обычаю, подарками и поклонами и посылали своих людей для разведки далее вглубь земель, в которые входили без всякого руководства, без компаса, ощупью. Таким образом, наши архивы упоминают о двух грамотах китайских императоров, Ви-ли и сына его Чжу-Хуан-ди, из последней китайской династии Мин; первая из этих грамот относится к 1619, а вторая к 1649 годам.

Старшина Поярков, отыскивая серебряные руды, первый достиг Великого океана, спустившись по Амуру. Это было около 1644 года. Он возвратился по речкам Алдану и Лене.

В 1647 году является на берегах Амура известный Ерофей Хабаров. Это уже не простой искатель приключений и добычи! Хабаров был богатый житель Великого Устюга и руководился целью, более разумной. Явившись на берега Амура с 150 человеками, он подвигался вперед, обеспечивая свой путь построением острожков, в числе которых был и Албазин, и приведением к покорности народов; о чем и донес царю Алексею Михайловичу, присоединив к своему донесению 120 сороков соболей и множество лисиц, в виде дани от вновь покоренных народов. Государь послал Хабарову и спутникам его 300 золотых медалей и вызвал его самого для устных объяснений, а во вновь завоеванный край отправил князя Лобанова и Зиновьева с 3,000 человек.

К этому отдаленному времени должно отнести счастливую мысль, завести прочные политические и торговые сношения России с Китаем, которые, конечно, могли доставить выгоды, если не столь блестящие, как завоевания казаков, то гораздо надежнейшие. Эта мысль родилась в дальновидном уме царя Алексея Михайловича, который, по вызову Хабарова в Москву, в 1653 году, решился послать первое посольство прямо в Ханбалык (Пекин), с грамотой от своего имени к богдохану. Инструкция, данная по этому поводу посланнику Байкову и сама грамота чрезвычайно любопытны, как первые дипломатические акты наших сношений с Китаем; но здесь не место распространяться о них; скажем только, что одно из данных Байкову поручений было уговорить китайских купцов завести с русскими беспошлинную торговлю.

К сожалению, ни посольство Байкова, ни последующая за тем попытка возобновить наши сношения через бухарца Аблина и боярского сына Перфильева, ни, наконец, вновь отправленный в 1675 году посланец Спафари, переводчик посольского приказа, не имели успеха в Пекине. Причины тому надо искать не в неправильно рассчитанных и соображенных предположениях правительства, действовавшего с удивительной в то время дальновидностью и настоянием, без всяких почти данных для своего руководства; но частью в самих исполнителях его поручений, а частью в обстоятельствах, сопутствовавших их исполнению. Все помянутые люди были слишком не опытны и неловки в делах, которые случайно выпали на долю их, и, можно прибавить, не образованы при дворе одного из ученейших императоров, Кан-си, который в то время уже был окружен иезуитами. Таким образом, когда Кан-си, на одной из аудиенций, спросил Спафари, учился ли он астрономии? Тот отвечал утвердительно; а когда богдохан приказал ему объяснить положение звезды золотой гвоздь на небе, Спафари отвечал, что «Я де на небе не бывал и имен звездам не знаю». Но, повторяю, главнейшая причина неудачи этих посольств заключалась в обстоятельствах, сопровождавших их: в то время, когда велись дружеские переговоры в Пекине, казаки не переставали делать свои набеги и грабежи на границах китайской империи и тем возбуждать справедливое ее негодование против русских.

Наконец, пекинский двор, не получая никакого удовлетворения на жалобы свои, относительно нападений на границы и выдачи бежавшего из Китая Тунгузского князя Кантимура, жалобы, переданные нашим посланцам и изложенные в листах, которые получены путями очень отдаленными, то через Архангельск, от бывшего в Пекине голландского посольства, то через Испагань, посредством иезуитов, распространявших в то время повсюду свое нравственное господство, – пекинский двор двинул целую армию на берега Амура (в 1684 году). Русское правительство, увидя, что дела с китайцами принимают важный вид, дало уполномочие окольничему и наместнику брянскому Федору Алексеевичу Головину порешить дела с китайцами на нашей границе; для чего вверило ему отряд из 500 стрельцов и 1400 человек сибирского гарнизона. Посол Головин был у руки государей Иоанна и Петра и государыни Софии 23 января 1686 года.

Явившись, после продолжительного путешествия, на наши границы, он должен был начать военные действия с монголами, возбужденными против нас китайским двором. Если мы упомянули о славных людях Пояркове и Хабарове; то не должны умолчать о двух других, не менее прославленных этой эпохой и, подобно первым, живущих еще в памяти забайкальских жителей: это о Демьяне и сыне его Петре Многогрешных, из которых первый был гетманом в Малороссии и, сосланный в Сибирь, поселился в Селенгинске.

Последствием посольства Головина был заключенный в полуверсте от Нерчинска, и потому названный нерчинским, первый трактат между российскою и китайскою империями. Трактат этот, написанный на русском, маньчжурском и латинском языках (он был заключен при посредстве иезуитов со стороны китайской) и подписанный уполномоченными обеих сторон 23 августа 1689 года, относящийся преимущественно до разграничения двух империй, слишком известен и мы не станем распространяться о нем.

Между тем, войска, посланные богдоханом Кан-си, осадили Албазин; войска эти в несколько десятков раз превышали слабый гарнизон албазинского укрепления, и потому немудрено, что после продолжительной осады и битв, истребивших большую часть гарнизона, они принудили его, наконец, сдать укрепление. Уцелевшая часть гарнизона уведена была в Пекин, скорее по добровольному соглашению пленных, чем силой; принуждаемая обстоятельствами, она последовала за своими победителями, взявши с собой и священника, отца Димитрия. Люди эти составили роту солдат гвардии богдохановой. Впоследствии времени священник, по старости лет, не в состоянии был удовлетворять духовным нуждам своей паствы, и бывший в Пекине торговый комиссар Осколкин просил трибунал внешних сношений дозволить прислать другого священника для албазинцев. По докладу о том богдохану, он согласился на присылку священника; но не иначе, как, чтобы с ним вместе был прислан и доктор, сведущий особенно в лечении наружных болезней, разрешив им приехать с китайскими посланцами, отправленными с согласия российского двора из Пекина к Аюке, хану волжских калмыков, подданному России. Русский двор с удовольствием принял это