Кадиллак-Бич - Тим Дорси

Серж не сдавался. Он не смог отказать себе в удовольствии разыграть в приюте для душевнобольных преступников комедию о немецком концлагере — с характерным черным юмором и полным отсутствием вкуса. Это также стало отличным прикрытием для подземного хода, который должен был стать частью шоу. На прогулочном дворе из картонных коробок Серж построил «бараки» и каждый день начинал рыть тоннель, который достигал в длину фута три. К вечеру подземный ход обрушивался, потому что Серж настойчиво заставлял страдающих клаустрофобией пациентов лезть в тоннель, чтобы те «взглянули в глаза своим страхам».

Тоннель даже близко не представлял собой никакого секрета. На самом деле он был развлечением для охранников, которые ежедневно собирались после обеда, чтобы стать свидетелями побега. Рытье тоннеля продвигалось не особенно успешно. Та же проблема. Слишком много разных мероприятий. Кто-то из парней орет на своих усопших родственников в четвертом измерении, кто-то ест камешки, у кого-то дефекация. Серж тянет за ноги, торчащие из рухнувшего подземелья. «Сейчас вытащу, секунду!»

Через месяц после начала фазы «Героев Хогана» Серж обошел всех в дневной комнате и проинформировал, что тоннель закончен. Настал день Великого Побега. Он рассказал обо всем и охранникам.

— Ты был хорошим другом, Шульц, и имеешь право знать. Сегодня я убегу. — Каждому охраннику досталось по слезливому объятию. — Я буду скучать по тебе, приятель.

— Я тоже буду скучать, — говорили те, пытаясь сделать серьезные лица. Побег был явно плохо подготовлен. Тоннель никогда не выкапывали длиннее пары футов; до забора от него оставалось футов пятьдесят. Охранники даже вышли на двор, чтобы проверить.

— Не-а, — сказал один из них, вылезая из картонного ящика и показывая точку замера на рулетке. — Всего три фута.

Суеты в тот день было много, как никогда. Изумленные охранники из всех отделений собрались, наблюдая, как пациенты в пижамах беспорядочными колоннами выходят из корпусов и формируют очередь у входа в картонный ящик. Некоторые явились с вещами.

Первый пациент забрался в ящик. Тот начал вибрировать. Из отверстия высунулась рука. «Фонарик!» Ящик закачался сильнее. Потом — сдавленный крик, несколько пациентов отбрасывают в сторону ящик и за ноги тащат незадачливого беглеца из обрушившейся земли.

А пока охранники смеялись и показывали пальцами, Серж в фургоне с грязным бельем выезжал через главные ворота.

Глава 2

Майами — наши дни

На ступенях Мемориальной больницы имени Джексона собралась большая аудитория. Репортеры, переодетые полицейские, телохранители, зеваки. На случай усмирения толпы — полиция в форме. Известный телевизионный ведущий расположился поодаль и что-то говорил в камеру. Было пасмурно, холодно.

Агенты ФБР Миллер и Биксби сидели на противоположной стороне улицы в «краун-виктори» с бронированными шинами. Миллер настроил увеличение фотоаппарата, моторчик «никона» зажужжал, затвор отщелкал серию крупных планов.

— Узнал кого-нибудь? — спросил Биксби.

— Пока нет, но мы точно снова увидим этих парней в Виргинии и разберемся с ними.

— Если они знают, что их фотографируют, зачем лишний раз светиться?

— Традиция.

— Посмотри на всю эту прессу, как будто он бог весть какая знаменитость.

— А он и есть знаменитость, — сказал Миллер. Объектив снова выехал вперед. Щелк, щелк, щелк.

Миллер носил прическу «с плоским верхом». Он был ветераном, что означало терпение, сарказм и установившиеся музыкальные вкусы. Миллер видел все — от крупного похищения драгоценностей в шестьдесят четвертом до Теда Банди, Адама Уолша и кровавой перестрелки на шоссе Олд-Дикси. Биксби только что окончил академию. Он излучал энтузиазм и сообразительность. К тому же Биксби был молод и, следовательно, наивен.

Из держателей для напитков в «краун-виктори» поднимался пар. Со стороны Миллера стояла обычная чашка из пенистого пластика, заполненная из термоса, приготовленного миссис Миллер. У Биксби — фирменная кружка «Старбакс»[4].

Молодой агент в бинокль изучал больничный вход.

— Не пойму, что привлекает публику в этом парне?

— Америка всегда любила своих мерзавцев, — ответил Миллер, доставая из коричневого пакета завернутый в бумагу бутерброд.

Биксби тем временем снимал пластиковую крышку с упаковки суши. Он заметил, что Миллер с недоумением смотрит на его обед.

— Что-то не так?

— Ничего, — ответил Миллер, но почувствовал еще один маленький намек на то, что Биксби собирается найти способ поиметь его с будущей пенсией.

Биксби быстро опустил поднос.

— Что-то происходит.

Двери больницы распахнулись, и толпа на противоположной стороне улицы подалась вперед. В дверях появилась медсестра с креслом-каталкой. В кресле восседал болезненный старик со слуховым аппаратом. На голове у него была кепка для гольфа, ноги укутывал плед. Телевизионщики вытянули микрофоны на длинных стойках. Темноволосые люди в черных перчатках и черных плащах оттолкнули их.

— Как ваш стимулятор, мистер Палермо?

— Я чувствую себя, как будто мне двадцать, — ответил старик. — Как это сегодня говорят? Я еду в Диснейленд!

Репортеры засмеялись.

— Мистер Палермо, как обстоят дела с выдвинутыми против вас обвинениями?

Старик усмехнулся.

— Прокуроры — те же политики. Они должны знать, что могут проиграть.

Снова смех.

— А как насчет вашего преступного синдиката? Мейер Лански как-то сказал, что он крупнее «Ю-Эс стил». Это до сих пор верно?

Старик медленно растянул губы в улыбке.

— Мейер был другом семьи, вот и все. Я ничего не знаю ни о каком преступном синдикате. Вы сами его придумали, парни, чтобы ваши газеты лучше продавались.

Люди в черных плащах расчищали в толпе дорогу для кресла-каталки.

— Мистер Палермо!.. Мистер Палермо!..

На больничный пандус въехал белый «кадиллак». Человек с огромными бицепсами что-то прошептал мистеру Палермо на ухо, старик кивнул и повернулся к прессе.

— Надеюсь, вы простите меня, но сейчас мне нужно успеть на похороны.

— Мистер Палермо!..

Телохранители заблокировали журналистов.

— Больше никаких вопросов.

Медсестра подкатила кресло к «кадиллаку», и мистер Палермо забрался внутрь. Камеры и микрофоны прижались к затемненному стеклу, репортеры проорали еще несколько вопросов, оставшихся без ответа, «кадиллак» отъехал.

На другой стороне улицы завелся двигатель «краун-виктори», и машина влилась в поток транспорта. Начинался дождь.

Глава 3

Орландо — наши дни

Шесть семей медленно плыли в небесно-голубой гондоле по затемненному гроту.

«И все ж наш мир настолько мал…»

Дети показывали пальцами на группки пестро наряженных поющих людей. Миниатюрные китайцы, итальянцы, русские, гавайцы с неизменными хулахупами…

— Смотри, мама, — протянула пальчик маленькая девочка.

Двое полноразмерных мужчин возникли из темноты, пробежали вдоль стены, пересекли пластиковые Альпы, миновали группу игрушечных немцев в кожаных штанах.

— Прорвемся! — орал Ленни.

Он и Серж перескочили через миниатюрные ветряные мельницы, тюльпаны и толпу радостного, машущего руками голландского народа, а потом исчезли за поворотом.

Стало тихо, только наркотическая, одуряющая музыка.

«И все ж наш мир настолько мал…»

Лодка достигла Франции. Здесь суеты было больше. Двое запыхавшихся охранников перепрыгнули через Эйфелеву башню и затормозили у лодки.

— Куда они побежали?

Маленькая девочка показала пальчиком.

— Спасибо.

Охранники исчезли за Тадж-Махалом. «И все ж наш мир настолько мал…» Серж и Ленни перепрыгнули через турникеты и оказались на свежем воздухе у входа в аттракцион.

— Я тебе говорил! — сказал Серж. — В Диснейленде нельзя курить травку. Охрана работает!

— Но когда мы пришли, они казались такими дружелюбными.

— А я теперь никак не могу избавиться от этой дурацкой песни.

Они остановились на перекрестке «Страны фантазий», озираясь в поисках маршрута отступления.

Охранники тем временем карабкались через гигантские чайные чашки.

— Думаю, они побежали сюда.

— Скорее за мной! — сказал Серж.

Они промчались мимо грузовых ворот и попали в служебный проход, по которому шла группа работников Диснейленда в костюмах из «Короля Льва», рассуждая о протезировании зубов.

Добрались до еще одного служебного входа — неокрашенная металлическая дверь. Серж попробовал. Не заперто.

— Скорее! Сюда!

Парочка на ощупь стала пробираться в темноте.

— Ни черта не вижу, — сказал Ленни.

— У тебя есть зажигалка. Ленни прикурил косяк.