Копейка - Вильям Козлов

Директор школы за это на линейке объявил ему благодарность. Олег, который не любил попусту рот раскрывать, очень удивился. Он громко спросил: «За парту?!» — «Ты поступил как настоящий школьник», — заявил директор. «Так она ж легкая была», — сказал Олег.

За все время, что я Кривошеева знаю, это было его первое публичное выступление.

Учился Бамбула хорошо. Но отличником не был. Я думаю, если бы он захотел, то мог бы учиться на одни пятерки. Для этого ему нужно было немного побольше говорить. А он не любил. Выйдет к доске, молча решит задачу и спрашивает Киру Андреевну глазами: «Можно ли на место?» Ну, это хорошо на уроках математики. Там особенно нечего языком трепать. А на географии? Или на литературе? Здесь нужно обстоятельно поговорить. А Кривошеев ухитрился «Хаджи Мурата» рассказать за семь минут. Все основное он изложил, а учитель все равно поставил четверку.

Признаться, мне надоело одному сидеть за партой. И когда Олег оказался рядом, я наконец отвел душу в разговорах. Два урока подряд рассказывал ему, какой Леха Грач вредный. Бамбула слушал, ни разу не перебил меня. А когда я спросил, что он думает на этот счет, Олег удивленно спросил:

— Ты это про что?

— Кувшин, говорю, разбил, — растерянно ответил я.

— Какой кувшин?

— Тебе пора в парикмахерскую, — ядовито сказал я. — По тебе, Бамбула, нулевка плачет.

Олег пощупал остриженную голову, улыбнулся и снова уставился на доску. Вот какой сосед по парте мне достался.

6. ДВЕ ДЕВЧОНКИ, С КОТОРЫМИ МОЖНО РАЗГОВАРИВАТЬ

В нашем классе девять девчонок и тринадцать мальчишек. Я не очень люблю девчонок. Я понимаю, что это неправильно, с девчонками нужно дружить и все такое. Нам тысячу раз говорили, что девчонок нехорошо называть девчонками. Надо называть их девочками. Нельзя их обижать. Надо с ними дружить, потому что они тоже могут быть хорошими товарищами.

Про таких хороших девчонок даже в книжках пишут. Наверное, потому, что хороших все-таки очень мало. Про наших девчонок никто писать не будет. Из девяти девчонок можно только с двумя разговаривать, да и то не каждый день. Это с Ниной Шаровой, дочкой агронома, и с Людкой Парамоновой. С Людкой, хочешь не хочешь, надо разговаривать. Она председатель совета отряда. Наш пионерский руководитель. А вот с Ниной… С ней просто интересно поговорить. И потом, она симпатичная. У нее темные густые волосы. Они волной спускаются на белый воротник школьной формы. Глаза карие, насмешливые. А когда она по коридору идет, приятно посмотреть. Походка легкая, быстрая. Будто вот-вот танцевать начнет.

Нина Шарова приехала в Крутой Овраг прошлой осенью. К нам из города направили на работу ее отца, агронома. Сначала агроном прибыл один, а потом, когда отремонтировали дом, приехали Нина и ее мать, учительница. Мать преподавала в старших классах. На руке у Нины были маленькие круглые часики. Отец подарил на день рождения. Нина сидела впереди меня. Иногда, на уроке, я пальцем дотрагивался до ее спины и тихонько спрашивал, сколько осталось до звонка. Нина мельком взглядывала на часы и, чуть повернув в мою сторону голову, шептала: «Семь минут». И верно, через семь минут звонил звонок. У Нины были точные часы.

Шарова мне нравилась. Только я не знал, как ей об этом сказать. И поэтому через каждые пять минут тыкал ей пальцем в спину и спрашивал: «Скоро звонок?» Сначала она охотно отвечала мне, я видел, что ей нравится смотреть на часы. Но потом, наверное, надоело. Она однажды сказала мне: «От того, что ты поминутно спрашиваешь время, урок короче не станет».

И я перестал часто спрашивать. Раза два-три спрошу во время урока, и хватит. Зачем надоедать?

Хотя Нина и симпатичная, характер у нее о-е-ей! Мальчишки предпочитали с ней не связываться. Любому отпор даст.

Одно время Толька Щукин пытался воздействовать на Нинку кулаками, но потом и он отстал. Не потому, что она жаловалась. Этого за Нинкой не водилось.

Она смотрела в глаза и насмешливо говорила: «С девчонкой драться ты герой! Чего махаешь кулаками? Бей!»

У какого мальчишки после этих слов поднимется рука?

Жаловаться Нинка не жаловалась, а вот на сборе дружины могла раскритиковать кого угодно. И Людка Парамонова во всем советовалась с Шаровой. Так что еще неизвестно, кто у нас настоящий председатель совета отряда: Людка или Нина?

Сегодня что-то особенно долго не было звонка. Я уже три раза спрашивал у Нины, когда урок кончится. Больше спрашивать неудобно. Последний урок всегда самый длинный.

Учительница математики Кира Андреевна объясняла новую теорему.

Я не слушал, смотрел в окно. На улице солнечно, весело. В школьном саду шевелят зелеными ветками яблони, вишни. На лужайке стоит пегий теленок и задумчиво смотрит на дерево. Сквозь круглые жерди забора видна широкая дорога.

В доме напротив отворилась калитка, и на дорогу в одной распашонке выкатился мальчишка. Пушок на его голове засиял. Мальчишка потоптался на одном месте, подпрыгнул и побежал по тропинке. Куда это он, интересно? На речку или в бор?

По дороге прошел дядя Давид. На нем брезентовый дождевик с капюшоном. Хорошая у него работа — сторож. Весь день делай что хочешь, а вечером спи себе на свежем воздухе. И за это еще трудодни идут. Ну какие у нас в деревне воры?

Послышался раскатистый гул. Все ближе, громче. Взых! Над крышей пронесся реактивный. Сидит летчик в кабине и не знает, что пролетел над нашей школой. Не знает летчик, что скучно мне, Ганьке Куклину, сидеть за партой и слушать Киру Андреевну. И кто только выдумал эту геометрию?

Я забылся и в четвертый раз ткнул пальцем в Нинкину спину, хотел спросить, когда все-таки кончится урок, но тут произошло неожиданное…

7. СЛОВО НЕ ВОРОБЕЙ…

В тот самый момент, когда я хотел спросить, сколько минут осталось до звонка, вдруг раздалось громкое жужжание и что-то сверкающее взмыло к потолку. Ребята загалдели, учительница удивленно повернулась к классу. Она проводила линию на доске. Сверкающая штука ударилась о печку и, зазвенев, упала на мою парту.

Пропеллер! Чтобы запустить его, нужна катушка, бечевка и легкая, вырезанная из консервной банки жестянка.

— Положи на стол, — сказала учительница. Я вертел в пальцах железку и не знал что делать. Весь класс смотрел на меня.

— Упала сверху — пробормотал я, вручая Кире Андреевне пропеллер.

— Кто это сделал? — спросила она, разглядывая железку.

Класс молчал. Все смотрели на учительницу. Один Кривошеев старательно переносит с доски в тетрадь чертеж.

— Если тот, кто это сделал, сейчас же не встанет, весь класс останется после уроков, — произнесла Кира Андреевна. Пробежал легкий шум, и снова тишина. Все знали, что так и будет. Хотя математичка и молодая, но с характером. Может до вечера продержать.

Я посмотрел на Щуку. Депо в том, что я случайно видел, как он запустил этот несчастный пропеллер, только сразу не сообразил, в чем тут дело. Одна створка окна была распахнута, и на стекле, как в зеркале, все было видно, что творится сбоку и за спиной.

Щука как ни в чем не бывало смотрел на учительницу и не думал сознаваться. Ему наплевать, что другие из-за него будут в этот солнечный день сидеть после уроков.

Лицо у Тольки худощавое, острое. Жесткие темные волосы косой прядью спускаются на лоб. Толька жил в маленьком доме на окраине. Два года назад приехали они с матерью из Ленинграда. Раньше в этом доме жила их дальняя родственница. Она куда-то уехала, а они поселились в ее доме. Толькиной матери врачи запретили жить в городе. У нее слабые легкие. А здесь она стала быстро поправляться. Взяли ее в правление на работу бухгалтером. Сначала временно, а потом постоянно. Так и остались жить Щукины в Крутом Овраге. Каждую весну они ездили в Ленинград. В деревне говорили, что они больше не возвратятся. Но они всегда возвращались и снова жили в своем домишке.

Я Тольку Щукина невзлюбил с первого взгляда. Не понравился он мне. Не потому, что придумал мне прозвище Губан. Я его тут же Щукой окрестил. Нина Шарова сказала, что мы оба принадлежим к классу рыб. Оказывается, есть такая рыба губан. Она водится в морях и океанах. А щука — в речках и озерах. В океане щука не может жить. Невзлюбил я Тольку за другое. Не успел приехать в деревню, как сразу нос стал задирать. Дескать, вы тут люди серые, лапти, а мы — городские — это другое дело. Он жил в Ленинграде и каждый день ездил на троллейбусе. Сто раз в метро, а из окна своей ленинградской комнаты видел «Аврору». Выходит, если я не жил в Ленинграде, значит, я лапоть? Если надо, я могу забраться на самую высокую сосну. А пусть Щука заберется! Он не знает, что такое муравьиная кислота и где растет кислица. По городскому — щавель. Он в жизни не отличит ужа от гадюки. А в лесу в трех соснах заблудится. Его уже два раза всей деревней почти до ночи разыскивали. Как за грибами пойдет, так обязательно заблудится.

И еще мне не нравилось, что Щука везде хотел быть первым. Почему это он должен быть первым? Может быть, я тоже хочу?