Хранитель времени - Митч Элбом

«Восемь тридцать, восемь тридцать!» — повторяет девочка.

Вдруг она слышит сигнал. Это ожил ее сотовый. Она выхватывает его из кармана пальто.

«Время, поторопись», — мысленно стенает Виктор.

Прошел уже час, а он привык к быстрым ответам. И ему ничуть не легче из-за того, что вокруг все в прямом смысле тикает. Идут каминные часы, стоящие на столе. Мелькают секунды на мониторе компьютера. Мобильник, рабочий телефон, принтер и DVD-плеер — все эти устройства снабжены электронными часами. На стене висит деревянное панно с тремя циферблатами, показывающими время в трех часовых поясах, — Нью-Йорке, Лондоне, Пекине, где находятся главные офисы одной из компаний, принадлежащих Виктору.

В общей сложности в кабинете девять разных механизмов, отсчитывающих время.

Звонит телефон. Наконец-то.

— Да? — бросает в трубку Виктор.

— Я отправляю вам факс.

— Хорошо.

Виктор дает отбой. Входит Грейс:

— Кто звонил?

— Кое-что нужно для завтрашних встреч, — лукавит он.

— Ты должен пойти?

— А почему нет?

— Просто я подумала…

Она замолкает. Кивает. Уносит тарелки на кухню.

Раздается звонок факсимильного аппарата, и Виктор подвигается ближе, глядя, как идет факс.

15

Дор лежал на земле рядом с женой и смотрел на звезды, заполонившие небо.

Прошло уже много дней с тех пор, как Алли ела в последний раз. Ее кожа то и дело покрывалась испариной, а затрудненное дыхание приводило мужа в отчаяние.

«Пожалуйста, не покидай меня», — думал Дор.

Без Алли мир становился невыносимым. Днем и ночью она была верной опорой своему мужу, его единственным собеседником. Только Алли могла вызвать улыбку на его устах. Приготовив скудное угощение, она всегда предлагала Дору попробовать первым, даже если он настаивал, чтобы сначала поела она. Супруги прижимались друг к другу на закате. Когда Дор обнимал жену в постели, ему казалось, что это последняя ниточка, связывающая его с человеческим родом.

У Дора всего и было, что инструменты измерения времени да Алли. В этом вся его жизнь. Сколько он себя помнил, Алли всегда была рядом, с самого детства.

— Я не хочу умирать, — прошептала жена.

— Ты не умрешь.

— Я хочу быть с тобой.

— Ты со мной.

Она кашлянула кровью. Он ее вытер.

— Дор…

— Да, любовь моя.

— Попроси богов о помощи.

Дор сделал, как просила Алли. Он всю ночь не сомкнул глаз и молился так, как никогда прежде. В прошлом он верил в меры и числа. Теперь же он обращался к высшим богам, тем, что господствовали над солнцем и луной. Пусть они остановят бег светил, чтобы мир оставался во тьме и вода в часах перелилась через край. Тогда у Дора появится время, и он найдет Асу, который может вылечить его любимую.

Он раскачивался взад и вперед. Шепотом повторял: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», плотно зажмурив глаза, — ему казалось, что так его мольбы становятся чище. Но, позволив векам чуть-чуть разомкнуться, он увидел то, чего опасался: едва заметную смену оттенков на горизонте. Увы, вода в чаше почти достигла отметки, означавшей начало дня. Дор убедился, что его замеры точны, и возненавидел эту точность, проклиная свои знания и богов, оставивших его.

Дор склонился над женой — ее лицо и волосы намокли от пота, и он прижался к ней, своей кожей к ее коже, своей щекой к ее щеке, и его слезы смешались с ее слезами, когда он прошептал:

— Я остановлю твои страдания. Я все остановлю.

Но когда поднялось солнце, Дор не смог разбудить Алли.

Он тряс ее за плечи, теребил за подбородок.

— Алли, — бормотал он. — Алли… жена моя… открой глаза.

Она лежала неподвижно, вяло откинув голову, дыхание было совсем слабым. Дора захлестнул мощный прилив ярости. Первобытный вой, поднимавшийся откуда-то из глубин его тела, разом прорвался через легкие:

— А-а-ахх…

Его вопль несся в пустом воздухе над плоскогорьем.

Он встал — медленно, словно в трансе. И побежал.

Дор бежал под утренним небом и под полуденным солнцем. Мчался так, что у него обожгло легкие, пока наконец не увидел ее.

Нимову башню.

Она была очень высокой; ее вершину скрывали облака. Дор бросился к ней, одержимый последней надеждой. Прежде он наблюдал за временем, измерял и анализировал его, считал дни и составлял календари, а теперь твердо решил достичь того единственного места, где время можно изменить.

Он дотянется до небес. Заберется на башню и сделает то, чего не смогли боги.

Он заставит время остановиться.

Башня возвышалась в виде пирамиды, построенной уступами, ее ступени предназначались для блистательного восхождения Нима. Никто не осмеливался ступить на них. Некоторые мужчины даже опускали глаза, проходя мимо. Когда Дор приблизился к подножию сооружения, несколько стражников мельком взглянули на него, но никто из них и представить не мог, что задумал этот оборванец. Они и опомниться не успели, как Дор уже несся вверх по царской лестнице. Рабы смотрели на него в замешательстве. Кто этот человек? Разве он принадлежит к числу избранных? Один что-то крикнул другому. Несколько человек побросали инструменты и кирпичи.

Вскоре рабы устремились за Дором, уверенные, что гонка к небесам началась. За ними кинулись стражники. К ним присоединились случайные прохожие, оказавшиеся рядом с подножием башни. Жажда власти — вещество огнеопасное, и вскоре уже тысячи людей взбирались по фасаду мощного строения. Слышался нарастающий рев, согласный клич свирепых завоевателей, готовых взять то, что им не принадлежит.

Последующие события стали предметом споров.

Из истории нам известно, что Вавилонская башня была не то разрушена, не то заброшена. Но человек, впоследствии ставший Седым Временем, мог представить иные свидетельства, потому что именно в тот день решилась его судьба.

Когда толпы бросились на приступ башни, раздался грохот. Кирпичи раскалились до ярко-красного цвета. Послышался раскат грома, и тут подножие гигантского сооружения расплавилось. Вершина вспыхнула огнем. Средняя часть башни повисла в воздухе, опровергая все представления, когда-либо существовавшие у человечества. Те, кто хотел достичь небес, полетели вниз, словно снег, который стряхнули с ветки дерева.

Несмотря на все это, Дор продолжал подниматься, пока в конце концов не оказался единственной фигурой, цеплявшейся за ступени. Он рвался вверх, преодолевая головокружение, боль, ломоту в ногах и стеснение в груди. Ему приходилось останавливаться на каждой ступени, чтобы устоять в водовороте тел. Перед ним мелькали руки, локти, ноги, волосы.

Легионы были сброшены с башни в тот день, а их речь раздробилась на множество языков. Эгоистичному плану Нима пришел конец еще до того, как он смог выпустить в небо вторую стрелу.

Только одному человеку было позволено совершить восхождение сквозь туман, лишь он добрался до вершины, словно его поддерживали под руки, и… приземлился на пол в каком-то темном и глубоком месте — месте, которое никогда не существовало и которое никто и никогда не смог бы найти.

16

Это скоро произойдет.

У береговой линии океана появляется мальчик на доске для серфинга. Он нажимает на нее пальцами ног и взлетает на пенистый гребень.

Волна замирает. Мальчик тоже.

Парикмахерша стрижет клиентку. Она откидывает назад пучок волос, примеривается и щелкает ножницами. Слышится слабый хруст.

Отрезанные пряди падают на пол и останавливаются в воздухе.

В музее на Хуттенштрассе, что находится в немецком городе Дюссельдорфе, охранник замечает посетителя странного вида. Худой, длинноволосый, он подходит к выставке старинных часов. Открывает стеклянную витрину.

— Будьте… — начинает музейный служитель, грозя пальцем, но вдруг размякает, становится заторможенным, погружается в грезы.

Ему чудится, что человек поочередно достает из витрины часы, изучает их, разбирает на части, а потом собирает вновь, что, по идее, потребовало бы многих недель.

— …любезны не… — хочет договорить охранник, очнувшись от видений.

Но посетителя уже и след простыл.

Пещера

17

Дор проснулся в пещере.

Было темно, но он каким-то образом различил, где находится. Под ногами вздымались каменистые глыбы, а с потолка в него целились зазубренные острия.

Потирая локти и колени, Дор задумался. Жив ли он? Как он сюда попал? Забираясь на башню, он испытывал жуткую боль во всем теле, но теперь она совсем прошла. И дышать было уже не тяжело. В сущности, когда он дотрагивался до своей груди, дыхание еле ощущалось.

На мгновение ему показалось, что он в чертоге богов, но Дор тут же вспомнил о телах, сброшенных с высоты, о плавящемся подножии башни, об обещании, которое он дал Алли.