Алая королева - Виктория Авеярд

— Небо и земля, девочки мои, — тихо произнесла мама.

Никого обидеть она не хотела. Мама просто констатировала факт. Гиза — умница, трудяга и красавица, а я, как, смягчая оценки, заявляет мама, немного грубовата. Я являюсь темной стороной Гизы. Единственное, что нас объединяет, — серьги и память о братьях.

Папа шумно сопел, сидя в углу, и время от времени стучал кулаком в свою грудь. Ничего необычного в его поведении нет, поскольку у папы всего лишь одно здоровое легкое. К счастью, лекарь красных его спас, заменив поврежденное легкое устройством, которое «дышало» ненамного хуже настоящего легкого. Это устройство придумали не серебряные. Им оно просто не нужно. У них — свои лекари, которые не тратят время на красных, даже не работают на передовой, спасая солдатам жизни. Большинство лекарей серебряных живут в больших городах, где они продлевают жизнь древним серебряным, лечат печень, разрушенную алкоголем, и тому подобное. Красным приходится иметь дело с подпольным рынком технологий и изобретений, создаваемых ради того, чтобы спасать нам жизни. Кое-что оказывается неэффективным, кое-что — вообще ни на что не годится, но кусок тикающего металла в груди папы спас ему жизнь. Я иногда прислушиваюсь к этому тихому тиканью, поддерживающему в папе жизнь.

— Я и без торта обойдусь.

— Чего бы тебе хотелось, папа? Может, новые часы или…

— Мара!

Прежде чем очередная война разразилась бы в доме Барроу, мама сняла с плиты свое варево и сказала:

— Кушать подано.

Она поставила кастрюлю на стол. Меня обдало волной не особо аппетитного запаха.

— Пахнет вкусно, мама, — соврала Гиза.

Папа, не настолько тактичный, только скривил губы.

Не желая никого обижать, я с трудом запихнула в себя тушеное месиво. Как ни странно, но в этот раз мамина стряпня оказалась не особо плохой.

— Ты поперчила тем перцем, который я тебе принесла?

Вместо того чтобы кивнуть головой, улыбнуться и сказать спасибо дочери, мама лишь покраснела и ничего не ответила. Она знала, что перец ворованный, как и все, что я приношу в дом.

Гиза оторвала взгляд от своей тарелки, понимая, о чем идет речь.

Вы можете подумать, что я уже свыклась с подобного рода отношением, но на самом деле их осуждение каждый раз болью отзывалось в моем сердце.

Печально вздохнув, мама закрыла лицо руками.

— Мара! Ты знаешь, что я очень ценю твою заботу, но мне бы хотелось…

— Чтобы я больше была похожа на Гизу, — закончила я за нее.

Мама отрицательно покачала головой. Очередная ложь.

— Нет, конечно же нет. Я не то имею в виду.

— Ладно. Я просто хочу вам чем-то помочь, прежде чем мне придется вас покинуть.

Я уверена была, что горечь, терзающая мне душу, слышится в каждом произнесенном мною слове, как бы сильно я ни сдерживалась. Впрочем, всякое упоминание о том, что мне придется идти на войну, способно было тотчас же угомонить всех в нашем доме. Умолк даже свист, исходящий из груди папы. Мама повернула голову в мою сторону. Щеки ее покраснели. Она явно рассердилась. Под столом сестра сжала мою руку в своей.

— Я понимаю, что все, что ты делаешь, ты совершаешь исходя из лучших побуждений, — тихо произнесла мама.

Видно было, что маме это далось с трудом, но ее слова меня успокоили.

Я замолчала и кивнула.

А потом Гиза встрепенулась.

— Ой! Я почти позабыла! Я зашла на почту, когда возвращалась из Саммертона. Вот письмо от Шейда!

В доме словно бомба разорвалась. Мама и папа потянулись за грязным конвертом, который Гиза вытащила из кармана своего жакета. Я им не мешала. Никто из них грамоте не обучался. Пусть полюбуются конвертом.

Папа обнюхал конверт, желая уловить, чем он пахнет.

— Пахнет сосновой живицей, а не дымом. Это хорошо. Значит, он сейчас далеко от Чоука.

Все мы почувствовали большое облегчение. Чоук был разбомбленной полоской земли, соединяющей Норту с Озерным краем. Именно там почти постоянно пылал костер войны. Большая часть жизни солдата проходила в окопах. Там на него сыпались бомбы и снаряды. Время от времени его бросали в убийственные атаки, заканчивающиеся общей резней. Остальная граница проходила по озеру, а за ним на севере простиралась тундра, слишком холодное место для того, чтобы воевать. Папу ранили в Чоуке много лет назад. Бомба тогда угодила прямиком в ряды его подразделения. За прошедшие с момента первых вооруженных столкновений десятилетия это место настолько изрыто взрывами снарядов и бомб, что там ничего не растет, а в воздухе постоянно висит пыль и реет дым. Короче говоря, в Чоуке все серо и мертво, как после войны.

Наконец родители передали мне письмо. Я с нетерпением распечатала конверт. Мне очень хотелось получить от Шейда весточку, но в то же время я страшилась того, о чем он может написать.

— Дорогая семья! Я жив, как вы можете уже догадаться.

Я и папа рассмеялись. Даже Гиза улыбнулась. А вот маму шутка Шейда не порадовала.

— Нас отвели с передовой. У папы хороший нюх, поэтому, мне кажется, он об этом уже догадался. Я рад вернуться в базовый лагерь. Здесь, как только рассветает, остаются одни красные. Прямо-таки красный рассвет, когда мы встанем все вместе. Даже серебряных из офицеров почти не встретишь. Без дыма, как в Чоуке, можно по утрам наблюдать за тем, как встает солнце. Жаль, но долго я в тылу не пробуду. Командование планирует отправить нас обратно на озеро. Нас припишут к новому военному кораблю. Здесь я встретил военврача из подразделения, в котором служит Трами. Она сказала, что с ним все в порядке. Получил осколок, когда его подразделение выводилось из Чоука. Теперь он идет на поправку. Никакой инфекции, никаких серьезных повреждений.

Мама тяжело вздохнула и сокрушенно покачала головой.

— Никаких серьезных повреждений, — язвительно произнесла она.

— О Бри ничего не знаю, но не волнуюсь за него. Он лучше нас всех. Вскоре брат приедет к вам на побывку. У него впереди — пять лет вольной жизни. Он точно скоро приедет. Не волнуйся, мама. Ничего больше не приходит на ум. Гиза! Не особо зазнавайся, хотя ты заслуженно можешь собой гордиться. Мара! Не будь такой негодницей и перестань избивать Уоррена. Папа! Я тобой горжусь. Люблю вас. Ваш любимый сын Шейд.

Как всегда, письмо Шейда задело нас за живое. Сосредоточившись, я почти что могла слышать его голос. А потом лампы над головой побелели.

— Что, никто из вас не подложил бумагу, которую я сегодня принесла? — успела я задать вопрос прежде, чем свет, мигнув, погас и настала тьма.

Как только мои глаза немного освоились с темнотой, я увидела, как мама отрицательно покачивает головой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});