Сионюга - Шломо Вульф

На этот раз электричка была почти пустая, да и ехать было одну остановку. Мои мальчики, естественно, начали в вагоне демонстрировать новые приемы перед заинтересованными пассажирами, среди которых была симпатичная девочка. Она так хлопала, что мы едва вытащили близнецов из вагона на станции Чайка.

Лед был украшен впаянными в него нарядными белыми звездами - какое-то чудо кристаллизации - гладкий, но соленый, а потому не очень скользкий,. По его зеркалу мела снежная пыль, пахло арбузом, свежими огурцами, хотя таких продуктов в обозримом времени и пространстве не было и в помине. Наша компания весело скользила по направлению к островку, напоминавшему развалины старинной крепости. Мы с Таней расшалились и носились вокруг подавленных нашим превосходством мужчин, делая фигуры доморощенного пилотажа. Неутомимая Таня увлекла мальчиков за руки так далеко, что полный Зяма совсем испыхтелся, пытаясь их догнать. Я бы смогла, но не бросать же его одного среди льдов. Берег едва был виден в сияющей розовой дымке, зато островок уже нависал над нами, а на его вершине вился дымок костра. Уму непостижимо, где на бесплодном клочке земли Таня нашла топливо, откуда у них взялись спички и бумага для растопки, но какой же, к чертям, турпоход без костра!

Мы с Зямой объехали островок вокруг и так и не поняли, как они туда забрались, тем более в коньках, и как съехали по крутым осыпям обратно, но вскоре мы снова соединились и буквально полетели обратно: только теперь осознав, что все время по дороге к Коврижке нам дул в лицо довольно сильный ветер. Таня ухитрилась найти где-то мальчикам по палке, и теперь они азартно играли в хоккей со льдиками. Как только разлеталась одна, кто-то находил другую.

Когда мы снова садились в электричку, у всех пылали обветренные и загорелые лица, Таня казалась вообще девочкой, что тут же сказал мне, но не о ней, слава Богу, верный Зяма. Сумерки быстро перешли в неестественно ледяную южную ночь дальневосточных субтропиков.

Мама поняла по моему голосу, что сопротивление бесполезно, тут же пришла и увела мальчиков на вечер к себе. Их взгляд на Таню в дверях можно было сравнить только со сценой прощания солдата с любимой.

6.

"А кто ваш муж, Таня? - Зяма, как любой приличный еврей, быстро пьянел и уже не стеснялся пялиться на мою новую подругу. - Я его не знал по Одессе или по Владивостоку?" "Вряд ли. Его зовут Михаил Абрамович Бергер. Он окончил Одесский мединститут, здесь был хирургом в Первой городской, потом плавал на "Тикси". Там мы с ним и познакомились. Я тогда работала в таком-то ЦКБ. Приехала на судно на съемки с места и сняла себе мужа на всю оставшуюмя жизнь. Пикантно, не правда ли?" "А не знали ли вы в ЦКБ Трахтенберга?" гнул в нужную сторону Зяма, понятия не имея, что говорит с "сионюгой", а не с обычной русской дамой, приятной во всех советских отношениях. "Как же! прямо лезла рыбка на его крючок. - Наш главный конструктор. Все девочки были в него влюблены. Я сильно подозреваю, - оглянулась и понизила голос моя дура, - что Иосиф Аронович естественным образом переселился туда, где давным-давно место всем нам..." "Что вы, - не менее наивно возразил Зяма. Он уже четыре года в Израиле. Насколько я знаю, он не только жив, но и здоров." "Еще бы! Там знаете какая медицина. Мертвых ставят на ноги..." "И наоборот, - долила я рюмки. - Кому как повезет." "Да нет! - отчаянно махала рукой Таня с набитым ртом. - Все это гебешные выдумки. Вы читали "Белую книгу"? Нет? И не советую. Все письма от них к нам, что там опубликованы, написаны одной и той же истеричной местечковой еврейкой, не имеющей ничего общего ни с нами, ни с израильтянами. Примитивная пропаганда. Там все довольно быстро и хорошо устраиваются." "А почему же, если не секрет, твоя семья пока здесь? - решилась я на лобовую атаку. - Насколько я поняла, у тебя работа не секретная, а уж у твоего хирурга..." "Он уже давно психиатр, - заторопилась она. - И довольно известный. Иначе наши сатрапы давно упекли бы меня в дурдом за подобные разговоры." "А вас не смущает, Таня, - вдруг побагровел Зяма, - что у ваших собеседников по таким разговорам совсем нет покровителей в психиатрических кругах?"

"Так я что, по-вашему, дура? Я всегда знаю, с кем говорить об Израиле, а с кем придуриваться, что я любовница генерала Драгунского из Антисионистского комитета советской общественности. Я стукача чую за версту. У них совершенно особенный мерзкий запах." "И какой же? - это меня очень заинтриговало. - А то у нас с Зямой нюх нетренированный. Проведи с нами уроки самбо от стукачей." "Какой? - наморщила она свой чистый лоб. - Как у собаки, собравшейся укусить." "Зяма, - смеялась я, - тебе приходилось обнюхивать собаку перед тем, как она тебя укусила?" "Меня вообще в жизни никто не кусал, кроме комаров. Ну, разве что клопы или блохи в детстве. Но клопы пахнут, как известно, коньяком."

"Смейтесь, смейтесь, - рассердилась она. - Вот нарветесь хоть раз, сразу запом-ните запах. Пот у них какой-то особый. Подлостью пахнет." "У подлости есть за-пах? - удивилась я. - А у благородства? И кто тебе сказал, что собака кусает только из подлости? Разве защищать любимого хозяина подлость? И разве нападать на ее хозяина - всегда благородство? Или смотря какой хозяин и кто на него напада-ет?" "Дай-ка я тебя понюхаю, подруга, наклонилась она ко мне.- Что-то ты как-то странно заговорила. Надушилась, ничего не чую." "И не почуешь, - спокойно ска-зала ветеран госсыска, - Будь я стукачом, стала бы я всяких сионюг в гости пригла-шать." "Да это же самый смак! - уже оттаяла она. - Напоить, разговорить, с Зямк-ой, обаяшкой таким, познакомить, близнецов приблизить, а потом - раз!.." "И в рейс! А там - под лед. И - концы в воду - Родина спасена, так?" "Девочки, по-моему вы обе перебрали и перешли все границы приличия, - закричал Зяма. - Говорят о политике, словно не мужчина у них за столом, словно мы не под градусом и у нас нет музыки. Танцы! Дамы приглашают... кавалера."

2.

1.

Капитан встречал нас на верхней площадке забортного трапа, отдал честь, пожал руки. Мороз был за двадцать, а с ветром - как все тридцать. Хорошо еще, что я послушалась Таню и заказала себе в рейс форменный морской полушубок и шапку-ушанку с козырьком. Таня отшатнулась, увидев меня в этом наряде: "Ну тебя, белка! - едва пришла она в себя. - Тебе только козырька нехватало. Вот это взгляд! Прямо из преисподней. И для чего только тебя такую сотворили папа с мамой?.."

Она была одета так же, но в удивительно изящных сапожках, которыми без конца постукивала ногу об ногу. Макар Павлович пригласил нас в капитанский салон, угостил кофе с коньяком - непременный атрибут приема гостей. Старпом что-то прошептал ему на ухо, он долго возражал, а потом смущенно спросил: "Как вы относитесь к двухместной каюте, товарищи инженеры? У нас в этом рейсе столько служебных пассажиров, что..." "О чем разговор? - бросила на меня Таня веселый взгляд. - Мы с вашей Изабеллой Витальевной стали неразлучны после техсовета. Вообще как сестры, правда?" Я охотно кивнула. Во-первых, в отличие, пожалуй, от любого другого сожителя, Таня была мне не противна, а, во-вторых... сами понимаете. Как говорится, наша служба... как там? на первый взгляд как будто не видна... Коль скоро я не излучаю пресловутого специфического запаха, то что лучше такого тесного общения?

Капитан просиял и лично проводил нас в довольно просторную каюту. Таня тут же заявила, что обожает верхнюю койку с тех пор, как она ехала с любимым как-то в Севастополь и всю ночь смотрела на него, спящего. Я категорически возразила, чтобы на меня всю ночь смотрели, но согласилась, что нижняя койка при качке как-то безопаснее. Макар Павлович пожелал нам счастливого плавания и быстро ушел. Мы стали устраиваться, раскладывать свои вещи по полкам и развешивать в шкафу. За окном мела злая метель и посверкивала покрытая летящим паром черная вода бухты Золотой Рог. У борта стучал дизелем портовый буксир. Мы вышли на палубу, когда "Святск" уже отдал концы и едва заметно отодвинулся от причала. Тут же между ним и берегом просунулась пыхтящая тушка второго буксира. Замызганные трудяги выдвинули нарядный ледокольно-транспортный гигант на простор бухты. Он послал им и порту приписки низкий прощальный гудок, после чего глухо и мощно застучало его собственное сердце и заработал винт, вспенивая воду за кормой. Мимо все быстрее поплыли назад краны, здания, сопки, а там осталась за кормой и бухта. "Святск" небрежно вспорол черным форштевнем ледяной панцирь, на котором чернели фигурки рыбаков и носились их машины, потом обогнул Русский остров и вышел на чистую воду, сиявшую тяжелой вечерней синевой на фоне злого серо-белого метельного неба. Так началось наше плавание. Стоять на ветру стало невыносимо и в тулупе. Я попросилась в каюту, Таня тут же согласилась.

Около нашей двери явно не первую минуту околачивался высокий рыжий субъект, в котором я безошибочно признала так называемого первого помощника капитана. Это явление - вечная загадка для иностранцев. У их капитанов первый помощник - лучший из штурманов, а у наших кто только не ошивается на такой должности, от парикмахеров до строевых офицеров. Последний, говорят, как-то в присутствии местного лоцмана в Сингапуре скомандовал своему судну "нале-во!" и тем самым вошел в книгу рекордов морских глупостей. Зато для экипажа это самые опасные люди. Зачем моряк вообще плавает вдали от дома и семьи? Правильно - ради валюты и дефицита. При той же зарплате, что и на берегу, покупательная способность вдесятеро выше. А кто его может турнуть с такого хлебного места? Опять угадали - помполит. Поэтому на судах с ними обращаются, как с опасными сумасшедшими. Уши вянут от беседы нормального моряка с первым помощником. Ни одна передовица не содержит столько штампов.