Розенкранц и Гильденстерн мертвы - Том Стоппард

– Пьесу?

Розенкранц (выходя вперед, робко, сбивчиво).

– Представление...

Гильденстерн.

– Мне показалось, вы называли себя актерами.

Актер (до него доходит).

– О да, да, конечно; мы актеры, именно, да. Но, знаете, когда спрос так невелик...

Гильденстерн.

– Но ты проиграл, нет? Как насчет какого-нибудь грека, а? Вы ведь знакомы с античными трагедиями? С этими великими классиками убийств? Все эти типы, эдипы, оресты, инцесты, братья и сестры, лезущие друг на друга, а также само...

Розенкранц.

– Срамо...

Гильденстерн.

– Самоубийства... девы, возжаждавшие богов...

Розенкранц.

– И наоборот.

Гильденстерн.

– В общем, в этом роде – подходит?

Актер.

– Да, хотя... знаете, мы скорей принадлежим к школе, для которой главное кровь, любовь и риторика...

Гильденстерн.

– Ладно, выбирайте сами... если тут есть из чего.

Актер.

– Это трудноразделимо, сэр. Ну, мы можем вам выдать кровь и любовь без риторики или кровь и риторику без любви; но я не могу дать вам любовь и риторику без крови. Кровь обязательна, сэр, – все это, в общем, кровь, знаете ли.

Гильденстерн.

– И это то, что как раз нужно публике?

Актер.

– Это то, на что мы способны, сэр.

Небольшая пауза. Он отворачивается.

Гильденстерн (кладя руку на плечо Альфреду, с иронией, но мягко). 

– Ну, ступай, мы дадим тебе знать.

Актер отходит в глубь сцены, Альфред – за ним.

Актер (командует).

– Тридцать восьмой!

Розенкранц (приближаясь, заинтересованно).

– Номер сцены?

Актер.

– Сэр?

Розенкранц.

– Одна из ваших – э-э-э – позиций? Фигур?

Актер.

– Нет, сэр.

Розенкранц.

– Ах нет...

Актер (отворачиваясь, к актерам, уже разбирающим повозку с реквизитом).

– Выходы там и там. (Указывает на обе кулисы.)

В течение последних четырех реплик сам он не двигается с места. Гильденстерн ждет.

Гильденстерн.

– Ну... разве ты не пойдешь переодеться?

Актер.

– Я никогда не переодеваюсь, сэр.

Гильденстерн.

– То есть всегда в форме?

Актер.

– Так точно.

Пауза.

Гильденстерн.

– Гм, и когда же твой выход – на сцену?

Актер.

– Я уже здесь.

Гильденстерн.

– Но если уже, почему не начинается?

Актер.

– Я уже начал.

Гильденстерн.

– По-моему, еще ничего не началось. Ну, ладно, мы пошли. Приступайте.

Актер.

– Я дам вам знак.

Он все еще не двигается, и неподвижность эта наконец становится заметной и несколько странной. Пауза. Розенкранц подходит к нему и останавливается, нос к носу.

Розенкранц.

– Виноват.

Пауза. Актер поднимает ногу, под ней – монета Гильденстерна. Розенкранц наступает на нее. Смеется.

– Благодарю.

Актер поворачивается и уходит. Розенкранц наклоняется над монетой.

Гильденстерн (удаляясь).

– Пошли.

Розенкранц.

– Слушай, вот везенье.

Гильденстерн (оборачиваясь).

– В чем дело?

Розенкранц.

– Это была решка.

Бросает монету Гильденстерну, который ее ловит. В это время происходит перемена освещения, в результате которой в действие как бы включается внешний мир, но не особенно сильно. И на сцену вбегает в некоторой тревоге Офелия, поддерживающая руками юбки; её преследует Гамлет. Офелия, очевидно, шила; в руках у нее какое-то рукоделие. В этой сцене они оба молчат. Гамлет – без шляпы, камзол его распахнут, чулки без подвязок спадают на щиколотки, он бледен как полотно, колени его дрожат. С печальным выражением лица он берет Офелию за плечо и крепко его сжимает, потом отстраняет ее от себя на расстояние вытянутой руки и, прижимая другую руку к своему лбу, вперяется взглядом в ее лицо, как бы желая запомнить его навсегда. Затем, махнув рукой и трижды кивнув головой – самому себе, – он поднимает взор, исполненный такой печали и глубины, как будто все его существо потрясено и сейчас он умрет. После чего он наконец выпускает ее и движется к выходу, не спуская с нее глаз... Офелия убегает в противоположную сторону.

Розенкранц и Гильденстерн стоят, окаменев. Первым приходит в себя Гильденстерн – он бросается к Розенкранцу.

Гильденстерн.

– Пошли отсюда!

Но – фанфары: входят Клавдий и Гертруда в сопровождении придворных.

Клавдий.

– Привет вам, Розенкранц (поднятой ладонью он приветствует Гильденстерна, пока Розенкранц кланяется; Гильденстерн кланяется поспешно и с опозданием)... и Гильденстерн!

Поднятой ладонью он приветствует Розенкранца, пока Гильденстерн кланяется ему; Розенкранц, не успев еще выпрямиться, сгибается снова. Опустив голову, он бросает быстрый взгляд на Гильденстерна, который готов выпрямиться.

Не только тем, что мы вас рады видеть,Но и нуждою в вас был причиненСтоль спешный вызов[1].

Розенкранц и Гильденстерн поспешно поправляют на себе одежду.

Вам уже известноПреображенье Гамлета; в нем точноИ внутренний и внешний человекНе сходны с прежним. Что еще могло бы,Коли не смерть отца, его отторгнутьОт разуменья самого себя,Не ведаю. Я вас прошу обоих,Затем, что с юных лет вы с ним рослиИ близки с ним по юности и нраву,Остаться здесь, средь нашего двораНа некоторый срок; своим общеньемВовлечь его в забавы и разведать,Насколько вам позволит случай, нет лиЧего сокрытого, чем он подавленИ что, узнав, мы властны исцелить.

Гертруда.

Он часто вспоминал вас (легкое замешательство), господа...

Розенкранц и Гильденстерн кланяются.

И, верно, нет на свете двух людейЕму любезней. Если вы готовыБыть столь добры и благосклонны к нам,Чтоб поступиться временем своим,Придя на помощь нашим упованьям,Услуга ваша будет не забытаМонаршею признательностью.

Розенкранц.

ВашиВеличества своей державной властьюМогли б облечь не в просьбу вашу волю,А в приказанье.

Гильденстерн.

Повинуясь оба.Мы здесь готовы в самой полной мереСложить наш верный долг у ваших ногИ ждать распоряжений.

Клавдий.

– Спасибо, Розенкранц (обращаясь на этот раз к Розенкранцу, который не был готов к этому, потому что Гильденстерн уже склонил голову) и Гильденстерн (обращаясь к Гильденстерну, который согнулся пополам).

Гертруда (поправляя Клавдия).

– Спасибо, Гильденстерн (обращаясь к Розенкранцу; тот кланяется, подмигивая Гильденстерну, который остается все время согнувшимся; оба кланяются, исподтишка поглядывая друг на друга)... и Розенкранц (обращается к Гильденстерну в тот момент, когда они оба выпрямляются; Гильденстерн снова кланяется).

Пройдите же скорее к моемуНе в меру изменившемуся сыну.Пусть кто-нибудь проводит вас к нему.

Двое придворных выходят вперед, давая знак Розенкранцу и Гильденстерну следовать за ними.

Гильденстерн.

Да обратит Всевышний нашу близостьЕму в добро и в помощь.

Гертруда.

Так, аминь!

Розенкранц и Гильденстерн направляются к выходу, но навстречу появляется Полоний. Они оба останавливаются и кланяются ему. Он кивает им и спешит на просцениум, к Клавдию. Они оборачиваются и смотрят на него.

Полоний.

Мой государь, посольство из НорвегииВернулось счастливо.

Клавдий. 

Ты был всегда отцом известий добрых.

Полоний.

Да, государь мой? Смею вас уверить,Свой долг и душу я блюду пред БогомИ пред моим высоким королем;И вот мне кажется – иль это мозг мойУтратил свой когда-то верный нюхВ делах правленья, – будто я нашелИсточник умоисступленья принца...

Уходит; на сцене остаются Розенкранц и Гильденстерн.

Розенкранц.

– Я хочу домой.

Гильденстерн.

– Не давай им сбить себя с толку.