О вас, ребята - Александр Власов

Мандат

Глебов Антиповых было двое — старший и младший. И похожи они были друг на друга поразительно. Хотя одному уже исполнилось тридцать, а другому еще не было двенадцати лет, — у обоих пересекала лоб глубокая вертикальная морщина. Глаза и у старшего, и у младшего были колкие, прищуренные. Оба Глеба срослись с кожаной курткой и лоснящимися кожаными галифе. На ногах у обоих поскрипывали высокие кожаные сапоги. И у того, и у другого обмундирование завершала черная кожаная шапка.

И горе у них было общее. Не уберегли они от тифа женщину, которая старшему Глебу была женой, а младшему — матерью. Ее похоронили за Путиловским заводом. Старший Глеб последний раз посмотрел на могильный холмик и сказал:

— Спи, Маша, спокойно… Больше тиф не получит от нашей семьи ни одной жертвы! Ну а пуля или штык… Сама знаешь — отсиживаться за углом я не мастак, да и из сына прятунка делать не буду…

С того дня у младшего Глеба на левом боку появилась фляга с керосином, а у старшего — маузер.

Керосином мазали запястья рук и шею, чтобы оградить себя от тифозных вшей. Маузер охранял от других, не менее опасных паразитов, которых в те годы было множество.

Антиповы почти никогда не разлучались друг с другом. Вместе пришли они однажды на Московский вокзал. Вместе проехали половину России и вместе возвращались обратно — в Питер.

Старший Глеб был доволен. Продотряд, которым он командовал, выполнил задание Ленина. Три теплушки, до отказа набитые мешками с мукой, сухарями, крупой и другим продовольствием, двигались на запад — в голодающий Питер. Теплушки прицеплялись к попутным поездам и с каждым перегоном медленно, но все же приближались к родному городу.

Младший Глеб выполнял обязанности ординарца: бегал на остановках от вагона к вагону и передавал приказания, приносил отцу еду из третьей теплушки, в которой была устроена походная кухня, а иногда на глухих разъездах, когда поезд останавливался у закрытого семафора, помогал проверять посты.

В отряде свято выполнялся приказ во время стоянок не дремать. Чуть паровоз тормозил, как двери теплушек открывались, все двенадцать бойцов спрыгивали с двух сторон на насыпь и никого не подпускали к вагонам. Желающих поживиться продовольствием было много. Ухо приходилось держать востро.

Длительные остановки выматывали бойцов. Иной раз поезд стоял по десять — пятнадцать часов. Какая бы ни случалась погода, бойцы бессменно шагали вдоль вагонов. И каждый час старший Глеб выходил из передней теплушки и проверял посты. Младший Глеб появлялся в промежутках между его обходами. На поверку постов отец разрешал сыну брать заряженный наган.

Отдыхали бойцы только тогда, когда пол теплушки успокоительно подрагивал и колеса выводили нескончаемую однотонную дорожную мелодию. В такие спокойные часы спали, вспоминали путевые происшествия, готовили еду. Питались плохо, несмотря на то, что под рукой были и крупа, и сало. Все помнили немногословную речь командира, которую он произнес перед отправкой нагруженных продовольствием теплушек в обратный путь.

— Везем, товарищи, золото!.. Нет! Ценнее, чем золото! Жизнь везем питерским рабочим! Кто возьмет лишний грамм, — тот враг революции! А с врагом разговор короткий! Сам буду и судьей, и исполнителем — и вам, и себе!

Антипов выразительно хлопнул по коробке маузера и спросил:

— Надо еще разъяснять?

— Не надо! Ясно! — ответили бойцы.

— Тогда порешим: мы — питерцы и жить будем на питерском пайке!..

И жили. Утром — кипяток с осьмушкой хлеба, днем — баланда из пшена, вечером — тот же кипяток и кусок хлеба. И никто не спорил, не возражал, даже младший Глеб.

Как-то после скудного обеда сын осторожно спросил у отца:

— Папка, а что, если в Петрограде паек прибавили?

Старший Глеб посмотрел на младшего.

— Что, не наелся?

— Нет, я просто так!

— Понимаю…

Отец взглянул на тугие мешки, громоздившиеся до самой крыши вагона, помешал щепки в железной печурке, сказал глуховато, с горечью:

— Прибавили, говоришь… А откуда? Хлеб на Невском не растет… Таких продотрядов, как наш, десятки. Ездят они по глубинным районам России, и одна у них задача — держать хлебный фронт революции! На них — вся надежда! Мы приедем — привезем продовольствие, другие, третьи… Тогда, может, и прибавят. А пока, ординарец, крепись! Про ремень не забывай! Он хорошо заменяет и хлеб, и масло. Затянись потуже! Сейчас все большевики новые дырки в ремнях сверлят!.. В голод это — первое дело… И фигура, опять же, от этого улучшается. Ну а уж если невтерпеж, — тогда вот тебе еще пища!..

Отец полез в карман гимнастерки и добавил, вытаскивая оттуда сложенный вчетверо листок бумаги:

— Пища для головы… Слушай!

И он прочитал текст мандата, в котором говорилось, что он выдан товарищу Глебу Антипову — командиру продотряда. В документе особо оговаривалось, что местные власти должны оказывать товарищу Антипову полное содействие в приобретении продовольствия для петроградского пролетариата. Далее подчеркивалось, что товарищ Антипов во имя революции уполномачивался применять любые чрезвычайные меры вплоть до силы и оружия. Мандат был подписан Лениным.

Младший Глеб посмотрел на подпись, на круглую печать, прихватившую уголок старой, выцветшей фотографии, вгляделся в нее и сказал серьезно:

— Здо́рово же ты похож на меня!

— Ну-у! — удивился отец и вдруг расхохотался на весь вагон. — А не наоборот?..

* * *

Маломощный паровозик с трудом преодолел крутой перевал. Машинист отлично знал этот участок пути и вздохнул с облегчением: больше подъемов не было. Колея круто уходила вправо и плавно устремлялась под уклон, который тянулся на два перегона. Состав выгнулся на повороте в дугу. Машинист, высунувшись в заоконную упругую темень, окинул взглядом вагоны. В хвосте поезда кто-то отчаянно сигналил фонарем. Привычные руки машиниста молниеносно выполнили приказ. Состав лязгнул, загрохотал и, пробежав метров двести, остановился.

Сигнал опасности подал старший Глеб. Он спал, когда в монотонное перестукивание колес вмешался посторонний звук. Антипов приподнялся с нар и прислушался. Под полом визжало и скрежетало. Вагон подергивало, будто какая-то сила стремилась оторвать его от состава. Антипов схватил фонарь и просигналил срочную остановку.

У теплушки собралась поездная бригада. Неисправность обнаружили сразу же: от левой передней буксы несло жаром. И коробка, и ось раскалились так, что не дотронуться. Горько пахло горелым маслом.

Осмотрев при свете фонаря сгоревшую буксу, машинист категорически сказал:

— Отцеплять будем!

— Может, дотянешь до станции? — хмуро спросил Антипов.

— Не уговаривай! Сам питерский… Дотянул бы без уговоров. Поезд пассажирский… Людей можем загубить…

Договорились, что машинист передаст начальнику ближайшей станции приказ командира продотряда о немедленной высылке дрезины с ремонтниками.

Под колеса продовольственных теплушек, чтобы они не покатились под уклон, подставили тормозные «башмаки» и расцепили состав. Паровоз хрипло прокричал и потащил пассажирские вагоны дальше.

Три теплушки остались на линии. А вокруг сплошной стеной стоял лес, сказочно убранный снегом, тихий, дремлющий и коварный.

Прошло два часа.

«Хоть бы где в поле остановились! — с тревогой подумал командир отряда. — И эта букса… чтоб ее!.. Подозрительно что-то!..»

Антипов подошел к часовому, шагавшему вдоль первого вагона.

— На последней остановке ты на посту стоял?

— Я, товарищ командир!

— Как там — все было нормально?

— Вроде!.. А вот сейчас сомнение берет! — признался боец. — Уж больно долго возился железнодорожник…

— Какой железнодорожник?

— Да тот, что с молотком ходил — по колесам стукал. Может, подлюга, сыпанул песку в буксу!

— А ты где был?

— Где… Здеся, товарищ командир! Глаз с него не спускал! Ничего такого не заметил.

— А не заметил, так и не вини! — грозно возразил Антипов. — За такое дело…

Командир не успел досказать свою мысль. Из леса долетело зычное, чуть смягченное расстоянием:

— Ого-о-онь!

И грянул залп… Падал снег с еловых лап. Падали бойцы — одни мертвые, другие — чтобы не быть убитыми. А огоньки выстрелов переметнулись на другую сторону железнодорожного полотна. По теплушкам стреляли и справа и слева.

Забился в предсмертных судорогах боец, с которым только что разговаривал командир. А сам Антипов, районный в левую руку, залег между рельсов у колеса, палил из маузера по высыпавшим из леса фигурам и хрипло ругался, понимая всю отчаянность положения. Для него теперь стало совершенно ясно, что отряд попал в заранее подготовленную ловушку.