Лежачий полицейский - Юля Лемеш

– Не ссы, – успокоил дед. – Боек-то сточен. Держу так, для блезиру.

Остыв после баталии с экспроприацией неогнестрельного оружия, участковый примостил фуражку на голову и, не прощаясь, укатил на старенькой иномарке. Которой втайне гордился, как огромным прорывом от вонючего «Москвича» к вершинам прогресса.

Дед Нил по всеобщему мнению был именно достопочтенный. Соседские оживленные старухи мгновенно воспылали к нему активной любовью. Облепив нежданное сокровище, как мухи патоку. Их восторженности не разделяли только сердобольные Ниловы родственники. Которые привезли деда из деревни в целях опеки с последующим наследованием добротного дома на престижном берегу престижной реки.

Спустя пару недель они уже были в ужасе от своего опрометчивого решения. Особенно когда поняли, что вступление во владение дачей откладывается на неудобоваримо отдаленный срок. Старухи торжествовали. И при встрече не уставали напоминать незадачливым наследникам о невероятном Ниловом здравии.

Под предлогом чаепития из электрического самовара дед Нил собирал в квартире роту восторженных старушек. Ради такого случая дед облачался в воняющий нафталином серый крапчатый пиджак с куцым хлястиком на спине. Который крепился посредством двух щербатых пуговиц. Каждый вечер Нил беспощадно обжуливал бабушек в дурака.

– Плевал я на них с высокой колокольни, – делился он мнением о своих родственниках.

Кроме того, Нил приучил восторженных поклонниц нюхать табак, утверждая, что в нем и есть залог здоровой неограниченной жизни. Старухи, издавая взвизги, пронзительно чихали на весь дом. Проигрывая в карты за вечер рублей двадцать и с десяток поцелуйчиков. Которые вызывали все те же пронзительные взвизги.

Дед тоже чихал, словно древний навьюченный грузовик на долгом подъеме. Смахивал набежавшие слезы и временами грозился завести гармонь. Чтоб дом не забыл, что такое настоящие плясы.

Мне дед годился в настоящие прапрадеды, что не мешало ему при встрече грозно спрашивать: «Ну что, малахольная, в подоле не принесла?» – а затем шлепать по мягкому месту крепкой как железо ладонью. В силу воспитания я была просто обязана возмущаться такими нападками, однако меня они нисколько не раздражали. Раздражало дедово нескрываемое восхищение мамой.

– Та еще штучка. – Стариковские глаза бодро посверкивают. – Ушлая баба, но умная, мать ее ети, потому ум свой прячет. Попомни мое слово, не кулема, как некоторые.

Слово какое подобрал – кулема, наверняка на меня намекает. Ничего такого ушлого в маме нет.

Глава 6

Итак, спустя год я влюбилась.

Не в деда Нила, конечно, хоть он безусловно того стоил.

Того, в кого я втрескалась, звали Игорь. Он – умный, уравновешенный. Не урод, а при росте в метр восемьдесят пять и приличном телосложении можно сказать – красавец-мужчина в расцвете сил и возможностей. Правда, влюбилась я в него не из-за этих очевидных достоинств. Дело в том, что с первой минуты общения мне стало понятно: для него я самое ценное на всем белом свете. Здорово, правда? Говорят, люди любят тех, кому они нравятся. Я – не исключение.

У Игоря в нашем городе и его обширных окрестностях водится множество друзей из самых разных социальных слоев. Звучит идиотски. Это я про слои. Но он сам так объясняет свою товарищескую всеядность. Космополит. Из его друзей хоть завтра можно создать автономное карликовое государство. Невероятно шустрое, с непомерными амбициями в смысле разрастания. Там будут проживать исключительно гениальные, незаурядные личности различной профпригодности: от старшего офицерского состава до бомжей. А он, естественно, типа президента. Ну, министр при президенте, как минимум. Такой характер. Жуть как любит утрясать чужие проблемы. Хотя теперь в его государстве обосновалась я, так что извините-подвиньтесь. Мне тоже надо уделять изрядную толику внимания.

При более длительном общении выяснилось, что, хоть я и считаюсь несомненной ценностью, однако имеются некоторые «но». К которым смело можно отнести тот факт, что Игорь любит меня ровно настолько, насколько умеет. Наверное, так происходит со всеми страшно занятыми мужиками. Дела на первом месте, а даже более чем теплые отношения – на втором. Я активно претендую на первое, но меня постоянно спихивают с престола всякие финансовые срочности-неотложности. Я – ничего, я привыкаю, но усиленно тяну одеяло на себя. Медленно, осторожно, зубками-коготками, но тяну. Сначала обижалась, если свидание было отменено из-за завала на работе. Теперь дуюсь, но молча. Надую щеки, губы и сижу такая вся напрочь недоступная в своем страдании. Игорь изредка отрывается от компьютера и смеется. Говорит, что я похожа на чугунок.

– Сам ты… «учупизник».

– Ребенок, ты что! – возмущение от предполагаемого мата выводит Игоря из душевного равновесия.

– Знай и люби свой родной язык. Даже столетней давности.

Неприкрытый ужас на лице моего любимого вынуждает меня пояснить страннозвучное слово.

– «Ягольник-та яруе, двухвостка, возьми цупизник да уцупизни яго», – продекламировала я с нескрываемым удовольствием цитату из словаря Даля.

– И что эта хрень значит?

– А сам как думаешь?

– Безобразие.

Пришлось напрячь память и перевести.

– «Корчага кипит, невестка, возьми уполовник да отчерпни из нее», примерно так.

– Здорово, только я бы в жизни не вызубрил такую абракадабру.

Скромно потупясь, я решила не сообщать, что на запоминание баллады про учупизник у меня ушло немало времени. Почти полгода с перерывами. Но оно того стоило.

– А почему сначала было слово с «ч», а потом с «ц»? – поразмыслив, полюбопытствовал Игорь, не рискуя вслух повторить незнакомое обзывательство.

– А фиг его знает, – весело разъяснила я, сообразив, что все-таки привлекла к себе его внимание.

– УчупризДник, значит, – раздумчиво бормотал Игорь.

– Вот балда стоеросовая, неправильно. Теперь точно гадость получилась.

– Зато так лучше запоминается. Можно кого-нибудь сильно удивить.

– Ты матюгаешься, а такой с виду приличный дядька.

Мы бурно выясняли, кто из нас приличней. Потом не менее бурно мирились, выпав из поля зрения вселенной на часик-другой. Примирение сопровождалось разнообразными милыми играми и методичным доламыванием ветхой кровати. У которой в самый патетический момент нахально отвалилась деревянная боковина. Бабах! Соседи снизу колотятся в потолок шваброй. Мы умираем со смеху при виде бренных останков лежбища.

«Прощай, мой друг, все кончено меж нами. Тебя чинить я больше не могу!» – шепчет Игорь, допинывая рассохшиеся кроватины ножки.

Я азартно помогаю в убийстве мягких частей супружеского ложа. Из зеленого сукна высовываются куски поролона абсолютно неприличного цвета.

Все. Для кровати жизненный путь безоговорочно закончен. Теперь можно смело покупать новую, так как старая отработала на сто пятьдесят процентов. Гип-гип-ура!

После всестороннего осмотра мама посчитала Игоря подходящим другом для дочери. Что не мешало ей осторожничать. Она отказалась признавать, что я влюбилась на всю жизнь.

– На нем свет клином не сошелся. Кто знает, может, погуляете да разбежитесь. Сейчас это модно. Ты иногда поглядывай по сторонам. Мужички иногда даже очень ничего подворачиваются.

Сконфуженно оценив ужас в моих глазах, мама прибавляет:

– Тебе хорошо? Ну и радуйся, пока все хорошо. В любом случае, потом будет что вспомнить.

Одно ее радует наверняка – Игорь очень ответственный. Она уверена, что я пожизненно буду нуждаться в опеке. Вот уж фигня. Я давно взрослая. С того момента, как познакомилась с Игорем. Или – почти с того момента. Где-то так. Не верите? Точно взрослая. Я даже научилась уважать его за отказ от свидания со мной ради педантичного вникания в вопросы. Которые в перспективе приумножат благосостояние его и его фирмы. Блин, какая я молодец. Наверное, взрослею.

Папашка на известие о моем стремительном романе отреагировал из рук вон плохо. Он малодушно вообразил, будто по моей вине автоматически попал в затрапезную категорию почти старикашек. Не за горами внуки, и он сам переиначится из молодого (?) отца в банального деда. Войдя в роль, временно перестал бриться. Типа бороду он отращивает. В результате ему устроили выволочку на работе за неопрятный вид. Вывод: у папы депрессняк, а виноват кто? Угадали. Конечно – мама.

А может, я ошибаюсь. Может, моя личная жизнь ни при чем. Может, папина скорбь питалась из другого, более прозаического источника. Не исключено – его бросила очередная пассия. Или залетела. Кстати, здорово бы было. Папа свалил бы к новой жене, отстал от нас со своей проворной душевной организацией. Ни для кого не секрет – все равно уйдет.

Мне его жалко немного. Он какой-то покореженный по жизни. Наверное, его бабушка в детстве забаловала, не иначе. Не позволяла принимать самостоятельных решений. Поэтому у него не развилось чувство ответственности. Эгоист и полный придурок. Убежденный, что все ему чего-то недодают. Как глистастый барбос – для него всегда чужой кусок жирнее и слаще.