Вечная сталь - Григорий Игнатов

class="p1">Он сжал губы.

— Може… може, я тож сглупил.

Онория внимательно рассматривала господина. Это какой-то трюк? Все голубокровные — обманщики. Мучительно размышляя, она облизала пересохшие губы.

— Вы хотите плату? Я могу достать деньги… — Где-нибудь. Не так уж много она могла продать. Например, одежду — ту, которую Онория носила, чтобы одурачить мистера Мейси. Те платья из качественной шерсти и набивной хлопчатобумажной ткани. Заводных солдатиков Чарли. Может, даже отцовские дневники.

Онория отогнала мысль прочь. Эти дневники стоили отцу жизни. Он заставил дочь поклясться сохранить их, так как от этого зависели судьбы слишком многих людей. Онория не могла продать дневники, даже ради защиты своей невинности.

Значит, придется продать одежду. И, вероятно, расстаться с работой.

Онория едва не задохнулась от гнева. Каждый раз, когда ей казалось, что опора наконец найдена, что-то выбивало почву у нее из-под ног. Столько сил потрачено, чтобы не угодить в трясину долгов и голода. А лишившись работы, придется столкнуться с этой дилеммой уже через месяц.

Онории захотелось кричать от раздражения. Так нечестно. Глаза защипало от слез. Есть только две вещи, которые нужны Блейду: ее кровь и ее девственность. А Онория пока не была готова расстаться ни с тем, ни с другим. Пока нет.

— Достать деньги? — Он прищурился. — Где? У осушителей?

Онория покачала головой. Она видела слишком многих, вынужденных из-за голода продавать свою кровь осушителям. Каждый мужчина и женщина старше восемнадцати обязаны были ежегодно сдавать две пинты крови в качестве налога, но были и те, кто пользовался несчастьем бедняков, чтобы заплатить подешевле, а добыть побольше.

Последние полгода Онория наблюдала, как ее сосед потихоньку угасал, сдавая кровь каждую неделю, чтобы прокормить семью, пока не умер. Онория как могла делилась с несчастными едой, но через две недели жена того бедняги тоже скончалась, а их дети исчезли. И единственными, кто получил выгоду от этого несчастья, были осушители.

— Нет, — тихо ответила Онория. Лучше станет кровавой шлюхой хозяина трущоб, но и близко не подойдет к осушителям. Они худшие из худших. Блейд по крайней мере постарается сохранить ей жизнь. По традиции трэлей — кровавых шлюх — ценили и защищали.

— Тада мы в тупике. — Блейд сел обратно в кресло и взял все еще дымящуюся сигару. — Жалость мне не пристала. Да и вы ничо стоящего не даете.

Онория поморщилась от его неправильной речи, а затем широко открыла глаза.

— Я могу научить вас говорить, — выпалила мисс Тодд и тут же прикрыла рот рукой.

Блейд поднял глаза от окурка сигары. Затем нахмурил брови и проворчал:

— С моим говором ничо плохово нету, милашка.

— Я не имела в виду… в смысле этим я и занимаюсь. Исправляю выговор людей и учу их благородным манерам. Я обучаю юных леди — и иногда джентльменов.

Блейд одним движением раздавил окурок. Онория нервно посмотрела на оставшийся пепел.

— И на кой мне сдалась блахародная речь? — Он специально произнес это слово с ярко выраженным акцентом. И презрительно скривил губы. — Чтобы попасть в Эшелончик?

— Как вам будет угодно. Это все, что я могу вам дать.

Блейд медленно окинул взглядом ее тело.

— Дам, — поправилась Онория, заливаясь румянцем.

— И че, мне заскочить к вам на работу?

Онория побледнела.

— Нет. Нет. Не стоит себя утруждать, да и мистеру Мейси будет неловко.

Не говоря уже о том, что скажет последний о перспективе ее дальнейшего трудоустройства. Онория едва сдержала дрожь, мысленно представив, как этот опасный бандит бродит среди ее учениц — трепетных молоденьких леди. Волк, облизывающийся на невинных овечек.

Блейд снова сел и поднял три пальца.

— Значит, забегайте сюды. Трижды в неделю, вечерком.

— Трижды?

— Трижды, — подтвердил он.

Она же вымотается! Онория и так едва справлялась с дневной работой. Правда такая сделка обеспечит ей защиту этого опасного мужчины. Она сможет гулять по самым жутким закоулкам трущоб без пистолета. Лене не придется ежедневно проходить лишние полтора километра, только чтобы добираться до часовщика в целости и сохранности. И они смогут оставлять Чарли одного дома, не переживая из-за воров.

Внезапно на первый взгляд безнадежная ситуация обернулась самым большим везением Онории за последний год.

— Трижды в неделю по вечерам по два часа. Больше я не смогу вам выделить. Может, у вас и ночной образ жизни, а вот мне надо работать с самого восхода солнца. И хоть чуточку высыпаться.

В глазах Блейда блеснуло удовлетворение, и Онория опять застыла. Но это выражение мгновенно пропало, а лицо хозяина стало на удивление бесстрастным.

— Вы ж понимаете, че подумают люди, — заметил Блейд.

Онория сложила руки на груди, прекрасно понимая, на что он намекает. Если она станет навещать его три раза в неделю по вечерам, то все решат, будто за защиту она расплачивается своим телом. Как обидно. Полгода в бедности, казалось, приучили мисс Тодд к худшему, но где-то в глубине души она еще помнила, что приличествует респектабельной даме.

— Об этом я переживаю меньше всего, — тихо солгала Онория.

— Заметано. Моя защита за ваши уроки, — улыбнулся Блейд во весь рот.

И тут до Онории дошло: она выжила и выиграла. Входя в эту дверь, она думала, будто уйдет отсюда, потеряв нечто дорогое. Но вместо этого получила покровительство Блейда, не лишившись ничего. Уроки речи и манер будут стоить ей всего пары часов сна в неделю.

У Онории закружилась голова. От облегчения или от голода — непонятно. Ей вдруг очень захотелось сесть, но мисс Тодд не осмелилась выказать слабость перед этим мужчиной.

Хоть он и согласился на сделку, выгодную ей, но безопаснее не стал. Онория заметила голод, горящий в глазах Блейда. Это и составляло сущность любого голубокровного. Рано или поздно неукротимая жажда проявлялась во всех, как бы тщательно они ее не скрывали.

Нельзя расслабляться ни на минуту.

— Когда начнем? — спросила Онория, заставляя себя стоять ровно. Если она и сжала подлокотник слишком крепко, то Блейд и виду не подал. Он смотрел на лицо гостьи, словно запоминая ее черты.

— Завтра в десять.

Глава вторая

— Ну и как?

Блейд оперся рукой на кирпичный дымоход и уставился на потрескивающее пламя. Рип прикрыл за собой дверь, и теперь тишину комнаты нарушало лишь тихое стрекотание механической конечности. От привратника исходил легкий запах моторного масла, почти