На другом берегу (сборник) - Надежда Никитина

Настя подошла к недостроенному мосту. День был ясным, прохладным. На том берегу у костра сидела группа солдат в немецкой форме. Пара часовых с автоматами, сменяясь время от времени, подходила к реке. Там, внизу, в холодной осенней воде вяло передвигались люди, таскавшие и устанавливающие тяжелые бревна. Настя пошла к ним. Грязные, небритые и худые, они уже людьми себя не чувствовали. Не только от голода и холода. От унижения. От безысходности. У них не было ни малейшего шанса остаться в живых.

От костра отделился плотный немец. Он стал подманивать птиц, бросая им куски хлеба. Один кусок упал в воду. Крайний военнопленный протягивает руку. На берегу ждут. Дождались, пока он поднесет кусок ко рту, но откусить не дали. Автоматная очередь. Смех. И красная струя в светлой воде. Тело уплывает так медленно, словно ожидает оставшихся в живых. Товарищи замерли на мгновенье. Но стоять нельзя.

А она почти рядом, невидимая. Если сделать еще несколько шагов, она окажется в том мире, ее заметят. Настя приседает, чтобы вода скрыла по горло, и продвигается вперед.

– Ребята, – шепчет она, – не оборачивайтесь. Найдите меня глазами. Я помогу вам.

– Я один с ума схожу? Или мы вместе? – сквозь зубы произносит тот, что с краю.

Почему-то кажется, что он был командиром. Гимнастерка сидит более ладно, не мешком.

– Вместе, – чуть слышно отвечают сразу двое.

Настя боится, что ей не поверят. Она горячо шепчет:

– Возьмите все вместе бревно и несите на мой голос. Здесь стена. За ней вас не увидят.

– Ты кто?

– Да какая разница! Скорее! Сюда!

– Верим, мужики. Один хрен помирать.

Настя боится, что их суета привлечет внимание часовых, но вода не дает ускорить темп передвижения. Солдаты подтягивают бревно подлинней. Часть выстраивается на одном конце, поднимает для установки, роняет. Бросившись поднимать бревно, группа почти разом пересекает границу невидимости. Они сразу это понимают. На том берегу – переполох и стрельба, но их не видят. Стреляют по воде, по окрестным кустам. Пули не залетают на этот берег. Это берег другого мира.

Солдаты, их двенадцать человек, выбравшись из воды, рухнули на песок. Отсюда хорошо видно, как беснуются их мучители.

– Что дальше? – спросил тот, что выглядел старшим и по званию, и по возрасту.

– Дальше вы сами. На этом берегу постарайтесь избежать плена и выйти к своим.

– Я был неверующим. Но, думаю, ты – ангел. Значит, не пойдешь с нами?

– Я не смогу. Я живу не здесь, и у меня свой путь.

Разбудил ее звонок в дверь. Поглядела на часы – восемь. Испугалась было, что перепутала смены, но вспомнила вчерашний день и успокоилась. Сон еще звал к себе, но звонок в дверь повторился – длиннее и настойчивее. Настя, путаясь в рукавах халата, заспешила к двери. За дверью нетерпеливо приплясывала Светка.

– Настя, спаси меня!

– О, господи!

– Пусти скорей. Я все объясню. Тебе надо только расписаться в дневнике и дать свой телефон. Вот здесь, под записью.

Дневник она заранее приготовила и держала в руке, раскрыла страницу, где крупными буквами с сильным нажимом запись: «Прогуливает уроки без уважительной причины. Прошу родителей сообщить мне о том, что они поставлены в известность».

– Не помню, чтобы я тебя удочеряла, – зевнула успокоенная Настя.

– Распишись. Иначе меня на литературу не пустят. Ты имеешь право как совершеннолетняя сестра. Я бы и сама расписалась, так она просила дать телефон, чтобы позвонить и убедиться.

– А я при чем? Пусть маме звонит.

– Так матери надо звонить через соседку. Ты ж понимаешь! Пообещай ей, мол, сама сообщишь маме, что со мной поговорят, накажут, и все такое.

– Свет, эта запись неделю назад сделана. Чего тянула?

– Думала – забудет. Не забыла, представляешь? После выходных уперто требует телефон родителей. Ты запиши ей там свой мобильный.

– Ага, чтобы потом вся школа год читала. На листочке запишу. Смотрю я на тебя, Света, и сердце мое радуется, что я детей не завела.

– Только ты меня не добивай, ладно?

– Да ладно уж, беги. С уроков почему уходила, поделись со старшей сестрой.

– Надо было.

– Мне так учителю и сказать?

– Скажи, заболела, простудилась, голова болит и все такое.

– Скажу – тошнота по утрам, аллергия на запахи, резкая прибавка в весе.

Светка гневно на нее взглянула, но отвечать не стала – некогда. Оставила Настю в неведении – встать или лечь. Легла, но ее замечательный сон не вернулся. Очень захотелось побывать на месте события. Теперь она совершенно уверена, что мост во сне – тот, что рядом с домом.

Вторая смена хуже первой и хуже ночной. В первую нельзя выспаться, но и во вторую не расслабишься. То и дело смотри на часы, чтобы не пропустить время выхода из дома. Настя растягивала время, чтобы выйти не по поводу сна, а как будто на работу. На мост поглядеть мимоходом, по дороге. Она же решила быть реалисткой. Пробовала читать, помыла посуду. Посмотрела на письменный стол с ноутбуком.

В начале сентября она дала себе зарок – сесть за компьютер с одной целью: найти учебное заведение. Хоть заочное, хоть курсы какие-нибудь. Но в роли студентки представить себя уже трудно, а упрямый характер не давал нарушить слово. Если б знать хотя бы область интересов! На работе поощряют учебу по специальности. Но к химии душа не лежала.

Наконец времени осталось столько, чтобы вдоль реки, не спеша, дойти до проходной. Накинула куртку и вышла из дому. В неуверенном утреннем свете мост снова выглядел наполовину реальным. Правая сторона – темная, левая – светлая. Посередине моста маячила одинокая фигура с удочкой. Настя вышагивала по направлению к мосту и явственно увидела, как фигура рыбака, взмахнув руками, исчезла.

Зажмурилась. Открыла глаза. Никого не видно. Настя заспешила к мосту и скоро поняла, в чем дело. Рыбачок медленно поднимался, потирая ушибленный локоть. Он уже заметил Настю, так что отступать поздно. Настя пошла к старичку.

– Не ушиблись?

– От народ, дочка. Ворье кругом! Смотри, что творят. Правду говорят, Сталина на них нет.

Середина моста была разобрана. Оставались одни перила да поперечные бревна. Досок не было.

– Неделю назад здесь рыбачил. Кто-то с той стороны досок пять снял. А сегодня прихожу – моста нет. С краю пристроился, да видишь – забыл, оступился. Рыбалка здесь никакая, но охота пуще неволи. Поплавок дернулся. И я дернулся. Чуть сам к рыбам не пошел. Спасибо тебе, что испугалась за меня. Не каждый бы побеспокоился. От народ! Сначала церковь на кирпичи разобрали, потом мост к церкви.

Настя насторожилась:

– А что, этот мост вел к церкви? Я не слышала, чтобы здесь строили церковь.

Старичок собирал свою снасть и охотно пояснял. Небольшая церквушка простояла недолго. Здесь до революции жил богатый купец. У него была единственная дочь. В этом месте она, якобы, утонула. Тело девушки не нашли, хотя искали тщательно. А потом многие стали ее видеть на другом берегу. Она могла показаться, могла исчезнуть. Бедный отец решил освятить место на том берегу, построил церквушку, мостик перебросил. Потом началась революция и гражданская война, потом церковь взорвали, мост сожгли. Фундамент и остатки кирпичных стен держались долго. Но кто-то вспомнил про прочный довоенный кирпич, подчистил остатки строения. И до этого моста добрался.

– Чего улыбаешься-то? Не веришь?

– Просто подумала, почему, если у отца сыновья, то среди них обязательно один дурак, а если дочь, то – любимица-красавица-умница, но топиться идет и русалкой становится?

Рыбак хмыкнул, но за словом в карман не полез:

– Оно как получается… Если сын дурак, то отец вроде как не виноват. У каждого мужика своя голова на плечах. А если дочь не в порядке, то считается – отец не уберег. Дочь больше балуешь. От этого ей кажется, что все мужчины, как ее отец, на любой каприз откликнутся. А в жизни получается по-другому. Хочет наказать жениха, а страдает батя. Тебя-то, небось, отец тоже жалеет.

– Еще как, – захотелось соврать Насте. – И отец, и дедушка.

Старичок поохал еще и ушел, а Настя осталась стоять и рассматривать берег реки с искореженным мостом. Где-то здесь грелись у костра гитлеровцы. Она пришла с другого берега.

Эта фраза как будто осветила ее мозг. Она. Пришла. С другого. Берега. Она родилась в другом мире и жила на другом берегу. А здесь оказалась по ошибке. Разве не казалась ей своя жизнь чужой? Разве могло быть в жизни вот так – ни отца, ни брата, ни деда, ни бабушки, ни мужа, ни любовника, ни подруги, ни ребенка? Собственная мать через раз понимает. В институте учится подруга Ольга, которая в старших классах у нее списывала. Работа – так себе… Кстати, туда опаздывать не стоит.

На работе – народу полон цех. Из этого народа – половина тех, кто тобой командует, вплоть до лаборантов. В буфет можно ходить только по очереди. А что может быть хуже еды в одиночку в общественном месте? Ремонтники – ватагой. Лаборанты – компанией. Управленцы – по парам. Только аппаратчики – по одиночке.