Чикита - Антонио Орландо Родригес

к щедрым рожкам, на которые домашние возлагали большие надежды. Предполагаемые волшебные свойства верблюжьего молока, однако, остались под вопросом, поскольку росту в девочке не прибавилось.

Не помогли и пюре из маниока, маланги и батата, на которых старая рабыня Минга вырастила Сирению, и дорогущие снадобья, доставляемые по заказу доктора Сенды из Европы. Эспиридиона росла вызывающе медленно, с какой-то оскорбительной неохотой. Когда ей исполнилось полгода, падре Сирило окрестил ее прямо в родительском доме. Крестными выбрали доктора Картайю и кузину Сирении Канделарию, которую все звали Канделой.

Чикита, пребывавшая на руках у крестной, самым неподобающим образом описалась, когда ее окропляли святой водой. Присутствующие сделали вид, будто ничего не заметили, но после церемонии вдоволь посмеялись. Падре Сирило признался, что таких проделок за крещаемыми не припоминал.

Вполне возможно, это обильное дерзкое излияние в самую неподходящую минуту означало, что девчушке предстоит всю жизнь совершать нечто необычайное.

— Ах, она же просто куколка! — восклицали подруги Сирении и выхватывали малышку друг у друга. Каждой хотелось держать ее на руках, тискать и восхищаться ее черными глазками и волосами.

Но, стоило Сирении отойти, они принимались многозначительно приподнимать брови и обмениваться недоуменными взглядами. Девочка, конечно, красавица, но уж больно мелковата. Все приготовленные заранее одежки оказались ей велики, и пришлось заново нашить крошечных пеленок, распашонок и платьиц. Это ведь ненормально. Бедняжка Сирения. Тяжкий крест ей достался.

Супругам Сенда тяжело было побороть боль и негодование от того, что они произвели на свет столь странное существо. Они обожали Чикиту и все же не могли принять ее такой, какая она была. Их яростная любовь к дочери не знала границ, и неизвестно, как прихотливо мешались в этом чувстве нежность, жалость и угрызения совести. Они выносили Чикиту на улицу лишь по крайней необходимости, чтобы избежать любопытства и насмешек злокозненных горожан, и обижались, если родственники и друзья окидывали их чадо сочувственным взглядом.

Сирения часами сидела в церкви и молилась всем святым чудотворцам подряд, а Игнасио строчил письма лучшим европейским докторам в надежде, что те посоветуют лекарство для роста мышц и костей или хотя бы разъяснят болезнь Чикиты. Добился он лишь новой порции соли на свои раны: одно светило соизволило ответить, что вероятность породить такого ребенка равняется вероятности найти пресловутую иголку в стоге сена, но не пояснило, почему именно им досталась эта иголка. Сенда были молоды, здоровы, и в их семьях не встречалось случаев карликовости. Кто же виноват в случившемся? Может, это кара Господня? Расплата за неведомый грех? Падре Сирило поспешил разубедить несчастных родителей: ни в коем случае нельзя полагать, будто их постигло наказание. По его мнению, рост Чикиты являл собой посланное Всевышним испытание веры и силы духа Игнасио и Сирении.

Последняя, однако, так отчаялась, что однажды упросила Мингу сходить с ней к колдунье-майомбере, которую тайком посещали многие дамы в Матансасе. Укрывшись от любопытных глаз под мантильями, они отправились в хижину на берегу реки Канимар, где жила Нья Фелисита Семь Молний.

Хозяйка и рабыня молча смотрели, как негритянка плещет ромом на дно котелка. Трехногий железный котелок был ее нгангой, инструментом колдовства. Внутри лежали: земля кладбищенская и с перекрестка дорог, человеческий череп, веточки с разных деревьев и косточки всякого мелкого зверья. Это было вместилище духов, сверхъестественного, жилище Мертвеца. Некоторые майомберы заставляли покойников творить дурное. Но только не она, подчеркнула Нья Фелисита: она — майомбера-христианка и печется лишь о благе людском. Начертав странную фигуру на полу, колдунья забубнила:

Нганга, приди на зов

касимбирико.

Нганга моя, приди на зов

Нганга, зову касимбирико…

Она дважды раскинула на столе семь ракушек, чтобы узнать, что́ уготовило будущее Эспиридионе Сенде дель Кастильо и стоит ли надеяться на ее выздоровление, но ответы выходили уклончивыми и противоречивыми. Уж такая была эта нганга — своенравная недотепистая хулиганка. Не всегда соглашалась работать, как пояснила Нья Фелисита. Она натерла котелок кокосовым маслом, запалила свечу и ласково замурлыкала.

Но не тут-то было. Нганга по-прежнему плевала на колдунью. В надежде расшевелить котелок хозяйка подожгла три щепотки пороха и отстегала стенки пальмовой метелкой. Все без толку. Тогда Фелисите Семь Молний пришлось обратиться за подмогой к святым, мпунго. Она глубоко затянулась сигарой и принялась молиться Нсамби, Самбиапунгеле, Инсамби Всемогущему Создателю, а также Иисусу Христу, Мпунго Кикорото и Маме Кенге, Святой Деве Милостивой.

Внезапно майомбера впала в забытье, сотряслась всем телом и глухим и скрипучим стариковским голосом спросила, зачем его потревожили и вернули туда, где ему довелось так тяжко. Это подал голос Кукамба из народа конго, почивший три столетия назад, первый африканский раб, что пересек океан, ступил на землю Кубы и был заклеймен, словно скот.

Сирения онемела от ужаса, поэтому беседовать с Кукамбой пришлось старой Минге. Она попросила разузнать, какие виды у обитателей потустороннего мира на юную Эспиридиону Сенду дель Кастильо.

Глазами медиума Кукамба уставился на посетительниц и отвечал, что они там не знают никого с таким пышным именем. Разве что… Минуточку! Уж не о Чиките ли речь? Так бы, черт побери, и сказали! К чему такому ошметочку такое длиннющее имя? Сирения закусила губу и подумала, что если Кукамба и при жизни позволял себе так выражаться, то не зря хозяева лупцевали его кнутами. Но, скрыв обиду, она заговорила и самым уважительным тоном еще раз попыталась выяснить, излечима ли болезнь Чикиты. Она, Сирения, готова сделать все, что угодно, ради дочки: нужно — босой и в джутовом вретище отправится в паломничество к каталанской часовне Монтсеррат в Альтурас-де-Симпсон; нужно — принесет в дар мертвым все, что пожелают, самое дорогое, хоть из-под земли достанет.

Кукамба с ехидной усмешкой осведомился, а чем, собственно, больна ее дочь. Она что, слепая? Сирения испуганно замотала головой, а дух продолжал. Глухая, немая? Неходячая? Может, дурочка? Сирения ответила, что, слава Богу (и тут же попросила прощения у Всевышнего за то, что поминает Его в такой кощунственной обстановке), Чикита прекрасно говорит, слышит и двигается, да и с головой у нее вроде бы все хорошо.

Кукамба нетерпеливо фыркнул и опять сварливо спросил, что же в таком случае ее беспокоит.

— Она очень уж… очень уж… маленькая, — поскорей откликнулась Минга, заметив, что хозяйка вновь лишилась дара речи.

Мертвец расхохотался и заявил, что в мире — на то он и мир — должно быть всякое: люди большие, помельче и вовсе маленькие. Кто сказал, что маленьким не суждено стать великими? Нечто в