Живущие рядом (сборник) - Екатерина Мурашова

А мама после этого случая сказала, что от Дашки нужно избавляться, пока она нас до суда не довела. И дядя Володя отнес Дашку в лес.

Я почти всю ночь не спала и все думала о том, как Дашке одной ночью в лесу плохо и страшно. И еще о том, что без Дашки мне будет совсем скучно и одиноко. У мамы свои дела и свои друзья, бабушка всегда занята, а соседский Ванька трусливый и противный. Правда, дядя Володя иногда играет со мной, и даже ветряную мельницу смастерил, но ведь у него работа и свой собственный взрослый сын Сашка, который перешел уже в седьмой класс и на меня не обращает никакого внимания. Я всегда хотела иметь собаку, но мама говорит, что от собаки вонь и грязь. А Дашка, она ведь была лучше любой собаки… От этой мысли я чуть не заплакала, но закусила губы и несколько раз сильно выдохнула носом в подушку. Это очень верный способ, чтобы не плакать. Потом я еще немного подумала и не заметила, как уснула.

А утром, не дожидаясь завтрака, побежала на то самое место, где дядя Володя оставил Дашку.

Дашка сидела на вершине елки. Я позвала ее и она сразу же слетела ко мне на плечо, больно ущипнула за ухо и сказала: «Кхе-ха!» — А я подумала, что даже если бы она откусила мне пол уха, то и тогда была бы совершенно права.

Всю дорогу Дашка сидела у меня на плече и время от времени сердито кашляла. Меня, конечно, уже искали. Сашка побежал к пруду, а дядя Володя пошел к автобусной остановке. Мама, увидев нас, ничего не сказала, только тяжело вздохнула. А бабушка пробормотала: «Слава тебе, Господи, нашлась! Не взяли греха на душу.»

И Дашка снова стала жить у нас в доме и на участке. Она продолжала проказничать и заодно вела войну со всеми, кто покушался на ее территорию и права. Врагов было немного: две рыжих белки, кот Антон и дворовый пес Тузик.

С белками Дашка расправилась быстро. Испуганно цокая, они покинули обжитое дупло, а рассвирепевшая сорока еще долго трепала и развеивала по ветру остатки дупляной подстилки.

Тузик тоже не представлял особой опасности. Он сидел на цепи, и поэтому Дашка могла сколько угодно выводить его из себя, прогуливаясь в нескольких сантиметрах от запретной черты, до которой он мог дотянуться зубами или лапой.

Оставался Антон. Он был толст и ленив, но иногда в глубине его рыжих глаз вспыхивали зеленые огоньки, и огромные когти словно сами собой выползали из кожаных футлярчиков.

Прогнать Антона было невозможно. Значит, его следовало напугать, чтобы раз и навсегда отучить смотреть на Дашку как на возможный ужин. Дашка терпеливо поджидала подходящего случая. И случай настал.

Наевшийся Антон улегся отдохнуть в тени вывешенного на просушку белья. Он задремал и только изредка подергивал во сне лапами. Наверное, ему снились приятные охотничьи сны.

В это время в саду появилась Дашка. Она присела на веревку и начала осторожно, боком продвигаться к тому месту, под которым спал Антон. Потом двумя ловкими движениями отщепила и отшвырнула в сторону прищепки. Замерла, наклонив головку, вглядываясь в своего врага. Антон даже ухом не повел. Тогда Дашка отодвинулась чуть-чуть в сторону и стала тихонечко стягивать занавеску с веревки. Потянет-потянет, поглядит на Антона. Потом опять потянет. Наконец занавеска соскользнула с веревки и упала на кота. И в тот же миг сверху с победным кличем кинулась на него Дашка. Бедный Антон вскочил на ноги, запутался в занавеске, упал, зашипел, забился, отчаянно дрыгая всеми четырьмя лапами. Дашка, не переставая кричать, клевала его сверху куда попало. Антон взвыл. На шум выскочили из дома мама и бабушка. И мы все вместе бросились спасать Антона. Он оцарапал мне руку и убежал. А Дашка в пылу битвы клюнула бабушку в палец, да так сильно, что палец к вечеру распух. Бабушка громко стыдила Дашку, а та садилась к ней на плечо, виновато кряхтела и ласкалась: пощипывала за ухо, терлась головой о волосы.

Антон прятался где-то два дня. Вернувшись, он сожрал целую миску мясных щей со сметаной, а когда появилась наша сорока, сделал вид, будто на свете нет и никогда не было никакой Дашки. С этого дня глаза его больше не загорались зелеными огоньками и скользили по Дашке, как по пустому месту. Дашка, наверное, тоже была удовлетворена, и никаких военных действий против Антона не предпринимала.

А потом Дашка как-то вдруг научилась говорить. Говорила она немного, всего 5 слов, но зато очень чисто, чуть растягивая букву «р». Мама утверждала, что Дашка говорит с французским акцентом. Вот какие слова знала Дашка: ириска, папироска, держи, кошмар и караул. Почему именно эти? А кто ее знает! Говорить Дашку никто не учил — сама выбрала.

Этими пятью словами Дашка еще больше «украсила» нашу жизнь. Утром мы просыпались от ее истошных воплей: «Кар-раул! Держи! Кар-раул!» — Вечером она ходила по столу на веранде и клянчила, наклоняя головку то в одну, то в другую сторону: «Ир-риска! Папир-роска!»

Когда к маме приходили гости, не было для Дашки большего удовольствия, чем незаметно пробраться в комнату и где-нибудь в середине разговора перебить кого-нибудь из гостей громким криком: «Кошмар-р!» — После этого Дашка сразу же оказывалась в центре внимания, топорщилась от удовольствия и раскланивалась.

Однажды рядом с нашим домом чинили линию электропередачи. Люди в толстенных резиновых перчатках залезали на столбы и что-то там отвинчивали, привинчивали, заменяли на новое. Крючья, с помощью которых они удерживались на столбах, назывались очень смешно — кошки. Дашка, сидя на проводах, с любопытством наблюдала за их работой.

Как-то раз, завтракая на веранде, я услышала дашкин «кошмар-р!» и еще чьи-то громкие крики. Я выбежала на крыльцо и увидела такое, что чуть не лопнула от смеха. Дашка прицепилась к заднему карману висящего на столбе монтера и деловито выбрасывала оттуда гайки, шурупы, мотки проволоки, монетки…

Монтер беспомощно размахивал рукой (вторая у него была занята) и кричал почему-то с дашкиным акцентом:

— Убер-рите сор-року! Убер-рите сор-року!

— Кошмар-р! Кар-раул! Дер-ржи! — вторила ему Дашка.

— Девочка, это твоя сорока?! — закричал монтер, заметив меня. — Убери ее немедленно! Р-работать мешает!

— Кар-раул! — крикнула Дашка и достала из кармана блестящий серебряный рубль.

— Дашка! Иди сюда! — позвала я и похлопала себя по плечу.

Но Дашке так понравился рубль, что она сама уже отцепилась от кармана монтера. Зажав в клюве добычу, она перелетела через дорогу и, петляя между деревьями, скрылась в лесу. Монтер проводил ее глазами и сказал:

— Безобр-разие!

— Дяденька! — сказала я. — Не сердитесь на Дашку! Она же птица. А рубль я вам отдам. У меня в копилке есть…