Конюшенная площадь, дом 1 - Юрий Михелевич Гедзберг

скорости! Поверни кочергу-то.

(А ведь, действительно, когда переключают скорость, как будто кочергой угли ворошат в печке)

Не скажу, что Клён нянькался со мной – тем не менее, он заранее предупреждал, например, о стопорном кольце: "Смотри, осторожней, кольцо злое, может и отскочить". Если надо было чуть увеличить диаметр пружинного кольца, то подсказывал: "Обойди колечко плоскогубцами".

Васька, напарник Клёна, сразу дал мне своё определение: "Труба на бане, а не електрик". От Васьки я ничему не научился.

Серёжа (так я звал Клёна) объяснял всё, как умел, а я старался схватывать с первого раза, хотя это было непросто.

Вот Клён держит в руках принесенную со склада проводку – длинный, разветвленный, как корневище, жгут проводов. Провода в оплётке из темной ткани, наружу выходят лишь их цветные, в ПВХ-изоляции концы с металлическими наконечниками для крепления под винт. Своего рода, нервная система автомобиля.

В то время 3D-моделирования не было, поэтому перед тем, как накидывать новую проводку, автоэлектрик должен был сам чётко, пространственно представлять, какие провода куда должны идти в данной модификации автомобиля (и подходит ли вообще эта проводка!).

Я слежу, как Серёга бегло перебирает провода и проговаривает: "На предохранители… стоповОй… на сигнал… коричневый масло… синий вода… жёлтый бензин… подфарки… на центральный… на прикуриватель".

На минуту он озадаченно останавливается: "А это что? На печку? Нет, не похоже. Что-то не врублюсь. Ага, это на подкапотную лампу, а это освещение номерного знака. Усёк?"

Это он мне. Что я мог ответить?

Если я не сразу схватывал, то у хорошо поддатого Клёна могло от нетерпения вырваться: "А зачем же тебя государство учило?!". Похоже, в нём сидела его ремеслуха и обида, что он-то всему выучился сам. Однако при посторонних, особенно, за бутылкой, меня – своего ученика – Клён всем знакомым представлял с деланным пиететом: "Это Михалыч (так он меня звал) – у него два высших образования". Я каждый раз отнекивался, поправлял, что лишь одно, однако в следующем моем представлении у Клёна опять звучало "два".

Первые несколько месяцев я просто боготворил Клёна, безгранично восхищался его опытом, навыками, ловкостью, умением, мельком взглянув, сразу взять нужный гаченый ключ – для меня это было непостижимо, недосягаемо. Когда я про Клёна рассказывал друзьям, то они скептически выслушивали меня; им не передавалось моё восхищение талантами Клёна (друзья оставались такими, каким ещё недавно был я, но каким я уже никогда не буду).

Помню, как первый раз я пошел с Клёном на машину (это была ГАЗ-24), и он мне командует, чтобы я посмотрел-понажимал тепловики, что под торпедой. Я сел на водительское сиденье, но как тут с моими метр-восемьдесят изогнуться-изловчиться, чтобы заглянуть под торпеду? Изгибаюсь и так, и эдак – никак не вижу тепловиков.

Клён (нетерпеливо): "Э-эх… ты неловкий, дай-ка я!". Я уступаю ему место в машине, а он быстро сворачивается калачиком на водительском сиденье (голова ниже приборной панели), шир-шир и в пару секунд находит сработавший тепловик.

Каждую свою победу над техникой Клён сопровождал присказкой: "Ловкий я парень!". Мне же было донельзя стыдно перед шоферами – господи, какой же я неумеха!

Проходя по двору мимо водителей я спиной чувствовал, что они смотрят на меня, показывают друг другу на меня пальцем.

Когда Клёна вызывают на машину, я при первой возможности увязываюсь за ним.

Выходим из цеха, я захлопываю дверь:

– И в миг ворота на запор.

Серёга неожиданно подхватывает:

– В минуту псарня стала адом.

Смотрим друг на друга, смеёмся и быстро идём ремонтировать машину (да-да, мы идём ремонтировать, типа "мы пахали").

Клён был на голову ниже меня, поэтому со стороны, наверное, казалось, что это Дон Кихот несёт инструменты для Санчо Пансы. В нужный момент я подавал Серёже пассатижи или требуемый гаечный ключ (да и то умудрялся при этом ошибиться, позор-позор!). Клён передвигался легким, быстрым шагом, лавируя между машинами, так что я едва поспевал, следуя за ним, как собачонка. Водители разговаривали с Клёном, а на меня, оруженосца, не обращали внимания, будто меня не существует.

Однако обучение продолжалось, и не стесняясь водителей (а может, и радуясь возможности быть в центре внимания) Клён командовал мне своим пропитым-прокуренным голосом:

"Прерыватель устанавливают по первому горшку. Вывинчиваешь первую свечу, суешь палец. Крутишь ручкой. Чувствуешь сжатие?

Так, теперь загоняешь метку под иглу. Ротор должен смотреть на первый горшок, понял? Начало разрыва смотри по лампочке, видишь?

Вот, всё правильно. Ввинчивай свечу. Надевай провода 1-2-4-3.

Теперь подкачать бензин, примерно 2/3 по стеклу, видишь?

Включай!".

Постепенно, о-ох, постепенно, у меня стало получаться.

10. Слова, слова, слова…

В течение длительного времени, до Конюшни, я жил и работал среди привычных мне терминов: максимально допустимый ток, напряжение холостого ход, полоса пропускания, входное сопротивление, ТУ, ТЗ, СхЭ, СхФ, таблица проводов, МНСЧХ, ЕСКД, Разработал-Проверил-Утвердил, ОНС, сетевое планирование, Форма секретности, Командировочное удостоверение, Отчет о командировке, Социалистическое обязательство, личный творческий план, коэффициент творческого участия, Моральный кодекс строителя коммунизма, политинформация, переаттестация, определяющий год, завершающий год, колхоз, овощебаза, дружина…

Особым талантом считалось владение высоким штилем служебной переписки: "Главному инженеру…", "Начальнику 1-го Управления…", "Направляю Вам…", "Прошу Вас…", "Обращаю Ваше внимание…", "В соответствии с Планом…", "Согласно Приказу…".

И вот всё это, как раньше бы я тактично выразился, "накрылось медным тазом" или "пролетело как фанера над Парижем".

Одним из шоковых ощущений первого времени моей работы на Конюшне, было погружение в новую, незнакомую мне языковую среду. Вместо тонких острот, интеллигентской игры слов, политических анекдотов и формально уважительного общения я попал в мир грубых шуток, незнакомых терминов и непривычных оборотов русского языка.

Вот присказки, которыми Клён постоянно сдабривал свой трудовой день:

Кури, кум, кури – на то и свадьба!

Кто е…ёт, тому и сало!

Эх-ма, деньжонок бы тьма.

Та-ак, сказал бедняк, а сам заплакал.

Через Ново-Ебуново на деревню Ебашлык

Руку мы уже набили. Осталось морду набить.

Рожденный пить е…ать не может.

Все будет в лучшем виде.

Хороший стук наружу выйдет.

Сразу видно – девка б…, по глазам её видать.

Керосиновый ремонт.

Что сгорит, то не сгниёт.

Гарантия – до ворот.

Новьё, и муха не е…лась.

После каждой присказки Клён заразительно смеялся своим хриплым смехом, потом следовало традиционное "Ага, ага, ага…" или "Добро, добро, добро…", после чего он повторял шутку на бис.

После визита кого-нибудь в электроцех, Клён мог продекламировать:

"Это что за чучело

К нам в гости прих…чело?

Попрыгало, поквакало

И снова у…яколо!"

Конечно, полно было и всяких ошмёток от неумных анекдотов: "Надо зе… То-то зе!", "Мышь в п… Ор-ри-ги-на-льно!!!" и т.д.

Исполнялся также классический шофёрский фольклор:

Только вьет.

Ветер в харю – я х…ярю.

Дело было не в бобине – распи…яй сидел в кабине.

Свечи Bosch, бобина Bosch, что ж ты, падла, не идёшь?

Кривой стартёр.

Дадут тебе "лохматку" – на ней х… заработаешь.

Со временем я начал понимать, что профессионал не скажет: "Привезли на буксире" – обязательно: "Притащили на галстуке".

Не "отъехать задним ходом", а