Пятая колонна. Рассказы - Хемингуэй Эрнест

Петра. Нет, сеньорита.

Дороти. Возьми себе чашку и выпей кофе со мной. Только поживее.

Петра. Я потом, после вас попью, сеньорита. Очень сильно вчера бомбили?

Дороти. Ой, это было прелестно.

Петра. Сеньорита, вы говорите такие ужасные вещи.

Дороти. Ну правда же, Петра, прелестно.

Петра. На Прогрессо, в моем квартале, на одном этаже шестерых убило. Сегодня утром их выносили; да еще все стекла повылетали на улице. Так и будем зимой без стекол.

Дороти. А у нас тут никогошеньки не убило.

Петра. Можно уже подавать завтрак сеньору?

Дороти. А сеньора здесь больше нет.

Петра. Он уехал на фронт?

Дороти. Ах, нет. Он и не бывает на фронте, только пишет о нем. С нами теперь другой сеньор.

Петра (печально). Кто, сеньорита?

Дороти (радостно). Мистер Филип.

Петра. О, сеньорита! Как ужасно! (Выходит в слезах.)

Дороти (окликает ее). Петра, эй, Петра!

Петра (покорно). Да, сеньорита?

Дороти (радостно). Посмотри там, проснулся ли мистер Филип.

Петра. Да, сеньорита. (Идет через коридор к двери мистера Филипа и стучится.)

Филип. Войдите.

Петра. Сеньора велела спросить: вы уже проснулись?

Филип. Нет.

Петра (у двери номера Дороти). Сеньор говорит, что еще не встал.

Дороти. Скажи ему, пожалуйста, Петра, чтобы шел со мной завтракать.

Петра (у двери номера Филипа). Сеньорита зовет вас завтракать; правда, там очень мало еды.

Филип. Передай сеньорите, что я никогда не завтракаю.

Петра (у двери номера Дороти). Он говорит, что никогда не завтракает. Но я-то знаю: завтракает, причем за троих.

Дороти. С ним так тяжело, Петра! Скажи, пожалуйста, чтобы перестал глупить и шел сюда.

Петра (у двери номера Филипа). Она велела прийти.

Филип. Слово-то какое, надо же. Слово-то какое. (Надевает халат и тапочки.) Маловаты. Наверное, это Престона. А халат – ничего. Надо будет спросить: может, он мне продаст? (Складывает газеты в стопку, открывает дверь, выходит из своего номера, подходит к номеру Дороти и, постучавшись, толкает дверь от себя.)

Дороти. А, вот и ты. Проходи.

Филип. Мы не слишком нарушаем приличия?

Дороти. Филипп, дорогой, ты такой глупышка. Где ты был?

Филип. В каком-то совершенно чужом номере.

Дороти. А как ты туда попал?

Филип. Не имею понятия.

Дороти. Ну, ты хоть что-нибудь помнишь?

Филип. Смутно. Кажется, я кого-то выставил за дверь.

Дороти. Не кого-то, а Престона.

Филип. Правда?

Дороти. Еще какая.

Филип. Нужно его вернуть. Так нельзя, это уже хамство.

Дороти. Ой, нет, Филипп. Не надо. Ушел – и нет его.

Филип. «И нет его»? Ужасно звучит.

Дороти (решительно). Да, ушел – и дело с концом.

Филип. Еще не легче. Прямо морози́на по коже.

Дороти. Дорогой, что значит «морозина»?

Филип. Как мурашки, только еще хуже. Знаешь, как бывает, когда видятся всякие ужасы: то есть, то нет, то как будто за углом поджидают.

Дороти. Но с тобой же так не было?

Филип. Все со мной было. Хуже всего – шеренга морских пехотинцев. Эти, помню, всегда неожиданно в комнате появлялись.

Дороти. Присядь, Филип.

Филип с опаской присаживается на кровать.

Обещай мне кое-что, хорошо? Скажи, что прекратишь пьянствовать и прожигать жизнь без цели, не имея достойного дела. Скажи, что перестанешь изображать из себя мадридского гуляку.

Филип. Мадридского?

Дороти. Да. Пора завязывать с «Чикоте». И с «Майами». И с «Посольствами», с «Министерио», с квартирой Вернона Роджерса и с этой жуткой Анитой. «Посольства», по-моему? – самое отвратительное. Филип, ты ведь больше не будешь, правда?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Филип. А что, есть другие способы проводить время?

Дороти. Сколько угодно! Ты мог бы заняться чем-то серьезным, приличным. Чем-нибудь, где нужна отвага, но хорошим и тихим. Знаешь, что будет, если ты не перестанешь слоняться из бара в бар, якшаясь с кем попало? Тебя пристрелят. В «Чикоте» на днях одного пристрелили. Ужас!

Филип. Мы его знали?

Дороти. Нет. Просто какой-то бедолага ходил с брызгалкой в руках и пшикал на всех. Беззлобно, в шутку. А кто-то вспылил и выстрелил. Прямо у меня на глазах; неприятно! Выстрел прогремел неожиданно, и вот этот парень лежит на спине, лицо серое-серое, а ведь только что веселился. Нас продержали там битых два часа; полицейские обнюхали каждый пистолет; напитков больше не продавали. Его даже не прикрыли, а нас заставили предъявлять документы человеку за столом, возле которого и лежал убитый; неприятно! Носки все в грязи, ботинки – сношенные до дыр на подошвах, а нижней рубашки на нем вообще не было.

Филип. Не повезло. Знала бы ты, какое пойло там теперь подают – чистый яд. Так и ум растерять недолго.

Дороти. Филип, тебе-то зачем быть таким? Тебе-то зачем шататься в местах, где в любой момент могут выстрелить? Ты мог бы заняться чем-нибудь политическим или военным, но только приличным.

Филип. Не искушай меня. Не разжигай амбиции. (Помолчав.) Не надо этих радужных картинок.

Дороти. А твоя гадкая проделка с плевательницей? Ты просто взбесил их, так все говорят.

Филип. Кого взбесил?

Дороти. Не знаю. Неважно, кого. Никого не надо бесить.

Филип. Да уж, пожалуй. А может, и нарываться необязательно; я и так получу свое не сегодня-завтра.

Дороти. Оставь этот мрачный тон, дорогой. Теперь, когда мы стоим на пороге совместной жизни…

Филип. Совместной?..

Дороти. Да, нашей совместной, Филип. Ты ведь хочешь жить долго, счастливо, мирно где-нибудь в Сен-Тропе – или где-то в месте, похожем на Сен-Тропе, каким он когда-то был, хочешь совершать долгие прогулки, плавать, растить детей, наслаждаться счастьем и все в таком роде? Я серьезно. Разве тебе не хочется, чтобы все это кончилось? Я имею в виду, война, революция?

Филип. А к завтраку нам будут подавать «Континентал дейли мейл» и бриоши со свежим клубничным джемом?

Дороти. Будет aufs au jambon[18], дорогой, а ты, если хочешь, можешь подписаться на «Морнинг пост». И все будут говорить нам: Messieur-Dame[19].

Филип. «Морнинг пост» только что прекратили публиковать.

Дороти. Ах, Филип, с тобой очень трудно. Я придумала нам такую счастливую жизнь. Неужели ты не хочешь детей? Они могли бы играть в Люксембургском саду, гонять обруч, пускать кораблики…

Филип. А ты бы им показывала на карте – нет, лучше на глобусе… Мальчика назовем Дереком; я просто не знаю более противного имени. «Смотри, Дерек, – скажешь ты, – вот это Хуанпу[20]. Внимательно следи за пальцем, и я покажу тебе, где сейчас наш папуля». – «Хорошо, мамуля, – ответит Дерек. – А я его когда-нибудь видел?»

Дороти. Ах, нет же. Все будет иначе. Мы поселимся в каком-нибудь прелестном местечке, ты начнешь писать…

Филип. Что?

Дороти. Да что угодно. Романы, статьи; может, книгу о войне.

Филип. Милая получится книжка. Особенно если с этими… знаешь… с иллюстрациями.

Дороти. Или ты бы мог поднабраться знаний и написать книгу о политике. На них всегда отличный спрос, мне так говорили.