Последний конвой - Саморский

тут, как назло, тот прилюдно грохнулся в обморок. Пришлось тащить в землянку лазарета, к врачихе Лидии Андреевне. Эмиссар замысловато выругался, помянул недобрым словом Африку, и демонстративно ушел помогать водителям.

Михаил открыл все четыре дверцы МАЗа, чтобы тот охладился. Но разве он может остыть, если Солнце печет как ядерный реактор? От одной мысли о температуре внутри кабины почувствовал приближающуюся тошноту. Как же они поедут? Движок через полчаса заклинит от перегрева.

С полевой кухни доносились выкрики повара, вкусно пахло дымком. Жамкать хоцца, аж жуть. Итальянца все уважали, поэтому над его разноязыкой речью давно никто не смялся. Эмигранты теперь почти поголовно балакали на «интерлингве» — адской смеси из разных языков. Поговаривали, что ее придумал какой-то программист, рассчитал на компьютере коэффициенты частоты использования корней слов в разных языках, и собрал первые таблицы. Надо же, прижилось почти повсеместно. Еще в Метрополии использовался язык «эсперанто», но он почему-то оказался менее распространен, в отличие от той же Европы или Африки. Со временем люди, наверное, все языки на свете забудут, останется только эта неудобоваримая словесная каша.

А компьютеры давно сдохли, лет десять прошло с тех пор, или больше. Хотя, может в администрации Метрополии еще остались в живых несколько штук. Да остались, наверное, неужели для себя чиновнички не сберегли? Только простому народу к ним доступа нет.

Михаил видел ноутбук только один раз в жизни, да и то издали. Очень хотелось своими глазами посмотреть на знаменитые компьютерные игры. Но, увы, не повезло…

А телики все еще живы, как ни странно. Правда эфир давным-давно пуст, не вещает никто. Даже в Столице последняя радиостанция сдулась. Но зато всегда можно разыскать флешку со старым фильмом, и ткнуть в USB разъем. Это куда интереснее столичных новостей, хотя все фильмы уже давным-давно пересмотрены по несколько раз, а некоторые фразы даже выучены наизусть.

В шесть вечера звякнул рельс. Подъем! Для кого звонили, если все давным-давно на ногах? Кто четыре часа поспал, а кто всего два. Жарко!

Подошел Франсуа, довольный как слон, угостил сигаретой и похвастался новой фарой. Оказалось, выпросил у «Самого». Надо же, не побоялся к Эмиссару пойти и «настучать» на этого жмота и крохобора коменданта.

Михаил к Родиону Сергеевичу ни за что не пошел бы, в крайнем случае, отправил бы Иваныча. Он — мужик серьезный, внушающий уважение и расположение. У такого Эмиссар сам спросит, — «а не нужно ли чего?» А Михаил в свои двадцать три года выглядит как подросток. Ростом не вышел, худой — кожа да кости. Если бы не Иваныч, ни за что бы в экспедицию не попал.

Однако взяли, — «за врожденную любовь к технике и мастерство вождения». А как ему не быть, мастерству, если с шестнадцати лет за баранкой. Батя на своем тральщике в море, а дома жрать нечего.

А водилам, между прочим, спецовка положена, талоны на муку дают, солонину из тюленя. А главное — сигареты выдают ежедневно. Это ходовой товар, всегда обменять можно. Да хоть у того же Иваныча — на патроны, тушенку или шоколад для младшей сестренки. Малая она еще, ничего не понимает, а сладкое любит. Только сахар нынче очень дорого стоит. Его еще попробуй достань, только у «перекупов» на базаре и водится…

Патроны для «Калаша», так вообще универсальный товар в эмигрантских гетто. Оружие в каждой семье есть. А как без него? Времена такие, что без автомата в доме не выжить. А в Метрополии с оружием открыто ходить запрещается, разрешение на ношение нужно получать от властей. «Городовые» для острастки могут в кутузку на пару дней закрыть. Потом выпустят, конечно, и даже ствол вернут, но патроны, изъятые при задержании, могут прикарманить. Плечами пожмут, и скажут: «Так и було. Шагай паря, пока ноги ходють и ветер без камней».

Вот и получается, что смысла их копить, никакого нет, потому как «обрез» у Мишки не был официально зарегистрирован, и по малолетству никто ему разрешения не давал.

Подошел Иваныч, что-то бормочет под нос.

— Иваныч, ты чего? — спросил Михаил.

Тот смеется.

— Песенку напеваю.

— А что за песня? — удивился Михаил.

— Про Африку.

Михаил озадаченно замолкает.

В Африке акулы,

В Африке гориллы,

В Африке большие злые крокодилы,

Будут вас кусать,

Бить и обижать,

Не ходите дети в Африку гулять.

Откуда в пустыне акулы? И кто такие «гориллы?» Наверное, мутанты новой волны…

Жара все-таки немного начала спадать, Михаил взглянул на массивный градусник, прикрученный к бензовозу. Точно, снизилась на пару градусов. И все-равно слишком много.

Сорок шесть в тени, да это же с ума сойти можно!

Проклятая жара! Проклятая Африка!

* * *

После ужина на построение личного состава даже комендант и врачиха пришли. Эмиссар речь толкнул. Диспозиция такова: за ночь проехали триста километров, впереди еще черт-те сколько.

От нападения «падальщиков» кое-как отбились, жару перетерпели, техника на ходу, настроение бодрое, жратва есть, вода тоже. Впереди ночь, а значит, нас ждет большой переход. И все в таком же духе. Во имя человечества! Ура! Ура! Ура! А теперь сворачиваем лагерь, все свое берем с собой, по машинам и вперед!

Михаил послушал Эмиссара, хмыкнул многозначительно, с импровизированной трибуны в виде пустого ящика от патронов оно звучит красиво и многообещающе. А на деле? Жара усиливается с расстоянием от океана. Машины еле-еле ползут по песку. Надолго их хватит без запчастей? Взяли с собой столько, сколько смогли увезти. Горючего и воды пока хватает, но при столь бешеном расходе через пару дней и то и другое иссякнет. Что тогда? Пойдем дальше пешком и волокуши с грузом на себе потащим? Как бурлаки на Волге?

А-а, ладно, не мое это дело — думать. Мое — баранку крутить.

Чекист, сука, ничего не сказал. А ведь должен был. Это его, гребаного политрука, задача поддерживать наш боевой дух. А он, этот самый «дух», конкретно так проседает под воздействием температуры. И чем дальше от океана, тем сильнее проседает. Даже у него самого возникают мысли, — «а не повернуть ли взад, пока не слишком далеко отъехали от побережья?»

— Иваныч, ты хотя бы немного поспал днем? — спросил Михаил, — может, я за руль? А ты на лежанку давай, покемарь чуток.

— Подремал, не переживай, — щербато улыбнулся Иваныч, — много ли мне, старику надо? Ничего, порулю пока, не переживай Малой.

Тем временем в спешном порядке разбирали лагерь. Перетаскали школьные маты, зацепили тросами за рым-болты и выдернули