Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

майский вечер возле моей палатки, на которую надвигалась длинная тень горы, послышался голос:

– Батюшка, вы здесь?

У входа, поражая густой окладистой белой бородой, улыбался странник Анатолий, знакомый мне еще по душанбинской церкви.

– Отец Симон, а я к вам!

Этот голос всколыхнул во мне далекое прошлое, которое в его облике снова позвало в объятия непредставимых и непостижимых проявлений неистощимой милости Божией.

Молитва – это непревзойденное, Богом дарованное благодатное средство для того, чтобы смело пройти сквозь железные двери помыслов и каменные стены заблуждений, которые внешне выглядят непроходимыми. Перед ней отворяются запертые врата и расступаются неодолимые преграды, словно неосязаемый воздух, и дух человеческий исходит из угрюмой клети своего одиночества в Твои сияющие просторы, Боже, просторы святейшей любви и неохватного счастья, которые не от мира сего. Разве могу я оставить сроднившуюся с сердцем молитву, если она укрепляет крылья горячей любви к Тебе, Спаситель мой? Ибо это Ты даешь мне небесные крылья свободы и живое сердце, жаждущее любить Тебя вечно, Возлюбленный Господь!

ТАМ, ГДЕ ПОЮТ ПТИЦЫ

Воздерживаюсь я от обильной еды, Господи, дабы не отягощать алчущее чрево, но вижу, что этого мало для спасения моего, если я остановлюсь лишь на воздержании от пищи. Достаточно для тела, если оно будет легким, чтобы легко вошла в него благодать, и быстрым, чтобы быстрее снизошел в него Дух Святой. Потому удерживаю я ум свой от обильных помышлений и обжорства мечтаниями и вижу, что это более значимо для спасения. Воздерживаю душу мою от пагубных страстей и постигаю в радости, что приближается она к начаткам безстрастия, преддверию священного созерцания. Углубляю воздержание сердца моего от привязанностей земных и в изумлении зрю Тебя, Христе, в самой сердцевине сердца моего, пылающего небесным огнем – огнем любви к Тебе, и постигаю, что истинное воздержание есть совершенное удаление от всего земного и прилепление к Тебе, Господи, ради всецелого соединения с Тобою навеки.

Вид у Анатолия сейчас был иной, чем тот, каким я его запомнил, – худое скорбное лицо и поношенная заплатанная одежда. Передо мной стоял улыбающийся, довольный жизнью человек в джинсах, хороших горных ботинках и дорогой куртке.

– Это мне в Иерусалиме паломники подарили! – пояснил странник, заметив мой недоумевающий взгляд. – Батюшка, не поверите, на Псху люди трогают меня, шутят: «Теперь, Анатолий, даже на твоей одежде иерусалимская благодать! Ты у нас редкий гость – прилетел аж из самого Иерусалима!»

– Что, правда? Из самого Иерусалима?

– Нет, конечно. После прилета я еще в Москве побывал, у преподобного Сергия помолился, одну ночь в Сергиевом Посаде у вашего отца переночевал, потом сюда приехал. Вот вам и письмо от Федора Алексеевича.

За вечерним чаем собралось все братство. Странник чувствовал себя гвоздем вечера.

– Как же ты в Иерусалим попал? Расскажи, любопытно, – обратился к нему геолог, разливая всем чай.

– Как только услышал я, что первых паломников из России в Иерусалим выпустили, пришла мне в голову идея: обязательно побывать в этих святых местах! Я тогда в Троице-Сергиевой Лавре паломничал. Помолился у преподобного и поехал в Москву. Пришел в Израильское консульство, а там – от ворот поворот: «Деньги плати!» Я говорю: «Нету денег!» А мне ответ: «Нет денег, нет и документов. Освободите помещение!» Но я стою на своем: «Дайте старшего!» Вышел старший, представительный такой: «Чего вам?» – спрашивает строго. А я набрался смелости и говорю: «Хочу помолиться в Израиле, на святых местах! Прошу помочь мне добраться туда безплатно, потому что денег у меня нет». – «Помолиться? Безплатно? Первый раз такую просьбу слышу! Хорошо. Зайдите ко мне в кабинет». И что же вы думали? – Анатолий обвел взглядом всех нас, выдержав паузу: – Сделали мне визу и на дорогу дали денег! Я и полетел.

– Ну а как Иерусалим? – Братья не дыша слушали рассказ странника.

– Город ничего, так себе. Очень старинный и жаркий. Пыль кругом. Мне после Душанбе не привыкать. Зато благодать-то там какая, Господи! До сих пор ее в душе чувствую…

– Анатолий, не тяни! Что дальше? Видел Гроб Господень? – не выдержал послушник Аркадий.

– Не только видел, но и прикладывался! И на Голгофе прикладывался, и к камню Миропомазания, где Спасителя миром помазывали. А на следующее утро причащался у греков.

– Без исповеди? – удивился отец Ксенофонт.

– А у них никто не спрашивает про исповедь, всех причащают. Но я к одной группе русских паломников прибился, там у них батюшка был. Он и поисповедовал меня. Поглядели они на мой вид, посовещались и купили мне одежду, спаси