Мир Жаботинского - Моше Бела

Нация и национализм

«Сохранение индивидуального характера нации — необходимое условие прогресса».

Слово «национализм» не слишком популярно в наши дни. Однако не следует считать, что националистические чувства перестали существовать, что они не усиливаются во времена опасности или военных побед. В повседневной жизни национальная гордость бурно проявляется на спортивной арене, например, когда проигрыш матча становится чуть ли не поводом для объявления войны... Однако подчеркивание национальных отличий и особенностей порождает в среде интеллигенции совсем иные чувства: неловкости, смущения, а то и стыда и вины. Так реагируют совесть и разум множества порядочных людей на сам факт существования инстинкта национализма, присущего человеку. Поэтому их мысли и поступки направлены, сознательно или бессознательно, на уничтожение национальных отличий и на дальнейшее слияние народов.

Что же касается Жаботинского, то он был свободен от подобных «угрызений совести». Широко известна его декларация: «Вначале сотворил Бог нацию» (упоминание в «Повести моих дней»). Жаботинский полагал, что именно существование наций, их культуры и неповторимого характера — признак прогресса. В ходе ожесточенной полемики с одним из оппонентов Жаботинский утверждал:

Наша точка зрения та, что сохранение национальных индивидуальностей необходимо в интересах прогресса, что убыль хотя бы одной национальной разновидности сама по себе является траурным событием для всего человечества, и что никакой жертвы не жалко для предотвращения этой убыли. Вы же, м. г. (если только вы присоединяетесь к вышеприведенному возражению), вы находите, очевидно, что сохранение самобытности само по себе совсем не важно, а важно только то, чтобы никто не угнетал народности и не навязывал ей насильно чужую маску; но если вам удастся внушить этой народности такой шаг, последствием которого явится безболезненное и добровольное принятие чужой маски, то вы за это не в ответе и тужить не станете. Национальная индивидуальность вам не дорога, не свята; существует она? прекрасно; исчезла? тоже прекрасно. Дорог и свят вам только принцип свободы и справедливости; раз данное племя уцепилось за свою самобытность, словно за святыню, то вы не хотите, чтобы эту святыню вырвали у него насильно — хотя сами в ней ровно ничего святого не видите и со своей стороны ровно ничего не имеете против ее полного упразднения — лишь бы только без насилия и гнета. Это все очень похвальные чувства, милостивый государь,— эта любовь к справедливости и свободе и это уважение к чужой святыне. Но не именуйте же себя националистами, ибо националистами называются те, которые желают сохранения племенной самобытности на веки и во что бы то ни стало. Не называйте себя националистами. Перед тем, как позвать под ваше знамя нашу молодежь, стоящую на распутьи, спросите себя вдумчиво — не грозит ли ваша дорога незаметно и безбольно привести наше племя, столько перенесшее за свою самобытность, к последнему костру, в огне которого без следа испарится эта самобытность, непоправимо и неотвратимо? Задайте себе этот вопрос, и загляните ради него глубоко и подробно в чертежи будущего, как они вам рисуются, ибо, повторяю, кто зовет людей за собою, не имеет права не знать и не ручаться за каждую извилину своего пути. И если вы, действительно, сознаете, что ваши призывы только ведут нас по новой удобной тропе к той же старой могиле ассимиляции, то не молчите об этом. Заявите громко. Назовите себя громко партией безболезненного самоубийства, партией почетной капитуляции в рассрочку; но не именуйте себя националистами, чтобы за вами ошибкой не пошли те, которые желают нашему народу жизни вечной и не хотят его гибели, ни насильственной, ни безболезненной,— чтобы не пошли за вами, и потом, когда поздно будет вернуться, не послали вам горького упрека за обман.

«Письмо об автономизме», «Еврейская жизнь», 1904.

Какую унылую картину представлял бы собой мир, если бы осуществился идеал космополитизма и отдельные человеческие общества мало-помалу потеряли свои национальные особенности! В одной из ранних сионистских статей Жаботинский поднял голос против однообразия и атрофии культуры человечества:

Я, конечно, не сомневаюсь в том, что будущее приведет к самому тесному сближению между различными странами и народностями, как не сомневаюсь в том, что когда-нибудь и даже скоро люди по взаимному уговору признают какой-нибудь язык международным. Но не «универсальным». Это будет язык для международных сношений, и только. Внутренняя жизнь каждой нации будет по-прежнему выражаться при посредстве ее национального языка, и язык этот будет самобытно развиваться и богатеть по мере духовного развития нации. И точно так же, как с национальным языком, будет с национальной психикой. Не смешиваясь браками с чужой расой, да еще к тому живя постоянно в одной почвенно-климатической среде, впитывая из рода в род ее влияние, каждая народность естественно сохранит и будет самобытно развивать и углублять свою индивидуальную психику, внося национальный оттенок во все проявления своего творчества. Не к слиянию национальностей ведет естественный процесс, а к обеспечению за каждой из них полной самобытности. Исчезнет война, упразднится таможня, но никогда не сгладятся индивидуальные различия, врожденные расе и вечно питаемые различиями в почве и климате, и нисколько не препятствующие ни дружному прогрессу, ни взаимному уважению наций.

Но мало того, что сохранение национальных особенностей представляется, со строго-позитивной точки зрения, совершенно неизбежным: следует помнить и о том, что оно также в высшей степени желательно. Мы называем богатой и счастливой природу той страны, где растет и пальма и кедр, и вишня и дуб, где есть и горы и леса, и озера; напротив, бедною и скупою считаем мы природу тех стран, где растительность однообразна и ландшафт один и тот же всюду. Никогда никто не видел идеала в однообразии; напротив, мы и инстинктивно, и сознательно всегда предпочитаем всевозможное многообразие разновидностей, гармонически, но самобытно живущих и развивающихся друг подле друга. Человек не может быть исключением из этого идеала. Если бы национальных различий не существовало, то в интересах всего человечества il taudrait les inventer, их надо было бы изобрести,чтобы дух человеческий мог проявляться во всяческом многообразии оттенков. Есть уже не новый, но очень подходящий в этом случае пример: представьте себе человечество в виде огромного оркестра, в котором каждая народность как бы играет на своем особом инструменте. Возьмите из оркестра всех скрипачей, отберите у них скрипки и рассадите их по чужим группам — одного к виолончелистам, другого к трубачам, и так далее; и допустим даже, что каждый из них играет на новом инструменте так же хорошо, как на скрипке. И количество музыкантов осталось то же, и таланты те же — но исчез один инструмент, и оркестр в убытке. Если только мы понимаем прогресс, как стремление к наибольшей полноте сложности и богатству жизненных проявлений, а не наоборот — к наибольшей скудости и однообразию, то мы должны дорожить неприкосновенностью национальных индивидуальностей не менее, чем дорожим неприкосновенностью отдельной человеческой личности; и если никакой жертвы не жалко для исправления социальных неустройств, угнетающих личность, то не жаль никакой жертвы и в борьбе за то, что может обеспечить национальной индивидуальности законную неприкосновенность.

«Критики сионизма», 1905.

Жаботинский был убежден в том, что сохранение национальной исключительности таит в себе благо всего человечества, и решительно отвергал обвинение в склонности к изоляции:

Сохранение национальной самобытности возможно только при сохранении чистоты расы, а для этого необходима своя территория, на которой народ наш составлял бы подавляющее большинство. И если вы, м.г., с ужасом спросите меня: — Так что же, вы хотите обособления во что бы то ни стало? — то я отвечу вам, что не надо бояться никаких слов, и в том числе также и слова «обособление». Поэт, ученый, мыслитель, всякий, кому нужно творчески работать и проявлять свою личность, должен непременно обособиться на время своего труда, затвориться в четырех стенах и никого не видеть, потому что немыслимо писать стихи или создавать философские системы под шум чужого разговора. Творчество невозможно без обособления; и если в этом обособлении поэт или ученый пишут вещи, полезные для общества, то их обособление есть гражданский подвиг. Национальность тоже должна творить: национальное духовное творчество — это raison d'être[*] всякой народности, и если не ради творчества, то незачем ей существовать. Для этой задачи творящая народность нуждается в обособлении так же точно, как нуждается в нем творящая личность. И если народ не стал трупом, то в обособлении своем он создаст новые ценности; а когда создаст их, то не спрячет для себя, но принесет к общему международному столу на всеобщую пользу, и обособление его будет заслугою перед лицом человечества.