Вечная молодость - Иоанна Хмелевская

Брюнет /в отчаянии/: – Ничего, совершенно. Если бы еще хоть две минуты!

Блондин /мрачно/: – Ну все, нам абзац. Теперь-то с нас глаз не спустят...

Лысый: – Вы ее хоть поцеловать-то успели? Вдруг и этого хватит?

Брюнет: – Может, и хватило бы, да разве в такой спешке до нежностей...

Блондин: – Эх-ма, сваляли вы дурака на всю вечность...

* * *

Платиновая /зевает/: – Господи, что это так тихо сегодня? И райские птицы не верещат! Милые дамы, вставайте! Что-то стряслось!

Седая: – А ведь верно! Судя по солнцу, уже поздно. Что бы это значило?

Платиновая /тревожно/: – Может, это ваш грех?..

Рыжая /испуганно/: – Господи, что же теперь будет?

Слышно хлопанье в ладоши.

Блондин: – Что тут творится? Какая-то суматоха...

Лысый /с надеждой/: – Минуточку, минуточку... Пан адвокат, а как там насчет попытки?..

Брюнет: – Вы имеете в виду попытку совершения преступления?

Лысый: – Вот именно!

Ужасающие звуки грозной музыки. Затем мертвая тишина.

Ангел: – Печальный и достойный сожаления случай... /пауза, всхлипывает, потом продолжает/: Во второй раз, на том же самом месте... С сотворения мира... Вы еще не доросли до рая... Поэтому... Поэтому идите отбывать наказание!

Лысый /испуганным шепотом/: – В ад?..

Ангел: – Хуже! Гораздо хуже!..

ЧАСТЬ III

Слышен грохот, свист бури, грозная музыка, потом вдруг все замирает и воцаряется тишина. Постепенно тишина наполняется обычным городским шумом и грохотом машин.

Платиновая /шепотом/: – Что это?

Блондин: – Где мы? Не понимаю...

Лысый /с радостным удивлением/: – Да чтоб я сдох, люди, это же Вежбно. Здесь нам хана пришла! Я же говорил, надо посмотреть в окно...

Рыжая /ошеломленно/: – Не может быть... Это слишком хорошо, чтобы быть правдой...

Платиновая /с жаром/: – Дорогие мои, ступайте завершите свой грех, чтоб нас, не дай Бог, обратно не забрали!

Брюнет: – Быстрей, вот свободное такси!..

Седая: – Надо бы проследить за ними, а то снова какую-нибудь глупость выкинут... Я бы рада и сама это сделать, да вон очередь стоит, наверное, потроха выкинули...

Лысый: – На земле присматривать? Да вы что! Я вам за них ручаюсь, пани!

Платиновая: – Вы уж меня простите, мне надо успеть к парикмахеру, должна была приехать делегация из Мадрида, может, я еще успею...

Лысый /с внезапной тревогой/: – А одного греха хватит ли?..

Блондин: – Какого там одного? Думаете, они на одном остановятся? Вы что, в ангелов верите? Пошли-ка! Тут за углом ресторан «Славянский»! Айда губить здоровье!..

КОНЕЦ

Вторую радиопьесу, написанную значительно позже, я тут приводить не стану, поскольку, во-первых, ее передавали по радио, а во-вторых, я получила за нее награду на каком-то конкурсе. Называлась она «Ласточки» и основывалась на подлинном событии.

Случилось оно в Подгуже, где на каникулах отдыхали мои дети со своей бабушкой и Люциной. Из-под стрехи выпало ласточкино гнездо, ударилось о землю и развалилось. Уцелели два птенчика, две маленькие ласточки, обреченные на смерть; родителям было не справиться с такой катастрофой, они всего лишь летали вокруг и отчаянно кричали. Мои дети пришли в ужас, Люцина с радостью им помогала, они вместе подобрали птенцов с земли, выложили им гнездышко и стали их выхаживать. Говорят, что спасти и выкормить ласточкиного птенца невозможно, во всяком случае неслыханно трудно, никто из окружающих в успех не верил, но мух, невзирая на это, ловила вся деревня. Ежи и Роберт не только получили какое-то конкретное занятие, но и приобщились к чувству сопереживания, а ласточки ели-ели, росли-росли, пока не выучились летать и в конце концов вылетели на свободу, благодаря чему пьеса получилась со счастливым концом. Люцина утверждала, что обе птички стали совершенно ручными, привыкли к своим опекунам и каждый день, до самого отлета, кружили у них над головами и даже садились на окно хатки.

* * *

В одном я совершенно уверена – и потому сразу предупреждаю читателей: мешанина в приложении побьет все рекорды, как по части хаоса во времени, так и в событиях. Оказалось, что у меня просто талант все забывать и упускать из виду. Сперва покончу с «Энергопроектом», чтобы больше к нему не возвращаться. В бытность мою там происходили весьма поучительные события.

В скобках хотела бы признаться, что у меня большие проблемы с именами. Не говоря уже о табунах Ежи, теперь я вижу, что перепутались еще и Тадеуши. Я не вправе оглашать их фамилии, поскольку люди эти живы, и не каждому нравится, когда на него показывают пальцем, поэтому я пользуюсь именами, из-за чего они перепутались между собой. Придется их перечислить.

Один Тадеуш – это мой дядя, муж Тересы. Второй – это мой коллега по работе, лучшая половина Эвы. Третий, Тадик, – сын моего молодого приятеля Мацека. Теперь еще добавился четвертый, сотрудник из «Энергопроекта».

Не помню его специальности, вроде бы конструктор, но звали его именно Тадеуш, был он красивый, симпатичный, интеллигентный и хорошо воспитанный, с прекрасными манерами. Я его очень любила. Нет-нет, никакой сердечный трепет тут не примешался, потому как муж и ребенок занимали мое время и сердце без остатка, но ведь бывает же и платоническая любовь!

Не исключено, что он пытался за мной скромно ухаживать, скорее всего просто так, шутки ради. Как-то мы с ним вместе возвращались через сквер с работы... Может, это были Лазенки? Хотя откуда взяться Лазенкам между Кручей и Груецкой! Неважно, где это было, но факт, что в том скверике он пытался меня поцеловать. Я понимаю, что одной этой фразой способна заставить современную молодежь лопнуть со смеху. Но, во-первых, это происходило сорок лет тому назад, во-вторых, я ведь уже ясно сказала, что воспитание у меня было довоенное. Кстати, могу сообщить, что у меня в институте была приятельница, которая ужасно стеснялась причесываться при мужчинах. Распускание волос в присутствии лица противоположного пола для нее было более страшным грехом, чем для мусульманки – показать личико. Так что я не побила рекорда в области целомудрия. Однако от поцелуя я с ужасом отшатнулась, Тадеуш не настаивал на своем, его мое поведение скорее рассмешило, и он сказал мне тогда очень умные слова:

– Вы такая молодая, что я могу позволить себе дать вам совет. Никогда не показывайте мужчине этой убийственной серьезности в глазах...

Я приняла совет к сведению, но дело не в этом. Флирт флиртом, но мы все-таки подружились, и Тадеуш рассказал мне о своем детстве. Я готова была дать голову на отсечение, что он воспитывался в благородной семье дворянского происхождения, среди любящих родителей, а оказалось – ничего подобного, ни в каких салонах он не вращался, скорее уж в придорожной канаве. Его родители погибли в самом начале войны, и он остался с бабкой, старой, больной и, видимо, глупой. Она не обращала на ребенка никакого внимания, ребенок же быстренько сообразил, что пропитание он должен добывать себе по методу волчьей стаи. Он прибился к дружкам постарше, замечательно выучился воровать, тогда это было даже признаком патриотизма, потому что воровали у немцев из железнодорожных вагонов, жизнь он вел совершенно беспризорную, а после войны перед ним открывались все шансы стать записным бандитом. Это ему не понравилось, неизвестно почему. Ему очень хотелось учиться, он добровольно пошел в школу, добровольно усваивал знания, хватался за самые разные заработки, кормил себя и бабку, потом получил стипендию. Окончил учебу и пошел работать, а откуда у него взялось настоящее светское воспитание – не знаю. Может, еще до войны его так воспитывали родители, может, бабушка применяла, сама того не зная, прекрасные методы воспитания. Не исключено, что она просто не умела есть иначе, как вилкой и ножом. А может, просто гены сказались, потому что родом он был из хорошей семьи. Во всяком случае, по его внешнему виду никто не догадался бы о его подзаборно-бандитском прошлом.

Тадеуш совершенно перестал со мной флиртовать и переключился на чертежницу, некую Ванду, у которой были волосы исключительной красоты. Я восхищалась ими, не скрывая зависти.

– Если бы вы только знали! – ответила Ванда. – Год назад я была совершенно лысая!

Я изумилась и не поверила, поэтому попросила рассказать подробнее. Ванда не отказывалась.

После какой-то болезни она настолько облысела, что на голове у нее было больше проплешин, чем волос, кроме того, и остатки лезли пучками: на горсти уже их не хватало. В отчаянии она решила попробовать чей-то совет и стала мазать голову касторкой, из-за чего в течение целого года у нее попусту пропадали субботы и воскресенья, потому что процедура выглядела следующим образом: в субботу вечером надо было втереть в голову теплую касторку при помощи зубной щетки, помассировать кожу головы, обмотать башку полотенцем и спать в таком виде. Утром в воскресенье она мыла остатки волос и ждала, чтобы они высохли, потому что в те времена фен был недоступной роскошью. Стиснув зубы, она выдержала этот год, и результат был потрясающий: грива у нее выросла как у дикой лошади.