Рюмка водки на столе (сборник) - Коллектив авторов

От неожиданности я вздрогнул.

– Но почему же? Так, знаете ли, выпиваю время от времени… Не сказал бы…

– Стоп! Стоп! Стоп! Стоп! – Станислав Львович выставил вперед свои белоснежные стерильные ладони. На запястье правой руки блеснул золотой браслет. – Так не пойдет, Владимир! Я не спрашиваю, а утверждаю: вы – алкоголик. И точка.

Доктор встал, склонился над своим имперским столом и, направив в меня палец, как красноармеец с плаката «А ты записался в добровольцы?», грозно повторил:

– Вы – алкоголик! Иначе бы вы не пришли ко мне. Да. Это надо принять как данность. Хотите вы или нет, но вы попали в ловушку, и, к сожалению, выбраться из нее невозможно. Алкоголизм – неизлечим.

С каждым сказанным словом Станислав Львович распалялся все сильнее и сильнее и к финалу речи уже фактически кричал, напоминая пастора Свидетелей Иеговы.

– Вы – алкоголик, – грянул заключительным аккордом кандидат, – согласны?

– Да… – пролепетал я, – я ал…ал…алкоголик… Хотя…

– Опять?! – взвился профессор. – Никаких «хотя»! Говорите громко: «Я – алкоголик!»

– Я – алкоголик…

– Уверенней, пожалуйста.

– Я – алкоголик, – произнес я во весь голос, сам не веря своим словам.

– Отлично, – похвалил профессор, – а теперь внятно, громко и, самое главное, осознанно: «Я – алкоголик, и болезнь моя неизлечима».

Я четко, словно солдат на плацу, отчеканил эту фразу.

– Ну вот и ладушки…

Профессор с шумом выдохнул: «Уф-ф-ф-ф» и плюхнулся в свое кресло. На лице его обозначилось чувство глубокого удовлетворения, будто он только что доказал теорему Пуанкаре.

– Считайте, полдела сделано, – сообщил он довольно, – даже больше половины. Остался, собственно, пустячок. Самое главное, признаться себе в своем неизлечимом недуге. Теперь рассказывайте, как вы пьете, с кем, при каких обстоятельствах.

– Да… как сказать, – снова замямлил я, – знаете ли, люблю выпить один. Побродить, почитать, подумать, кино посмотреть, стихи пописать… Ну… под этим делом… Подшофе, так сказать.

– Понятно! – тут же ухватился профессор. – Вы – алкоголик-мечтатель. Визионер! Это – самый тяжелый

случай. Алкоголик-мечтатель никогда не напивается и внешне не пьянеет. Лишь запах спиртного может выдать его состояние. Представитель этой злокачественной разновидности алкоголизма всегда контролирует себя. Его никогда не тошнит. Кстати, он может, как говорится, «взять на грудь» невероятное количество алкогольной отравы. При этом он никогда не дерется и не делает всякие глупости. Но пьет постоянно. Потихонечку творит свое зло, как клептоман или тайный эротоман. Онанист, проще выражаясь. Так?

– Ну… в общем…

Доктор радостно хлопнул в ладоши, словно подвел итог в каком-то важном исследовании.

– Скажем, так: вы – душевный онанист…

– Духовный, – поправил я.

– То есть?

– Ну, если вы ведете речь о хорошем человеке, занимающемся мастурбацией, значит, вы должны говорить: «душевный онанист», а если вы подразумеваете субъекта, предающегося духовной мастурбации, то есть меня, значит, вы должны говорить: «духовный онанист».

Нарколог на секунду застыл.

– Не надо умничать, – попросил он, – не надо казаться умнее, чем вы есть на самом деле. Это вам не к лицу. Вы зачем сюда пришли?

Я ответил глубоким вздохом и опустил голову.

– Ладно, дело ясное, – продолжил сеанс доктор, – не повезло вам. Лучше бы вы были буяном или напивались до беспамятства, как все нормальные алкоголики. А грезы подшофе – это, знаете ли, некое гурманство, от которого избавиться невероятно тяжело, но можно. Давно это у вас?

– Лет пять где-то… – пожал я плечами.

– А если хорошенько подумать? – вцепился профессор, уколов меня своим путинским взглядом.

– Ну… десять… вроде…

– О’кей!

Станислав Львович выскочил из-за стола и начал задумчиво прохаживаться по кабинету, потирая пальцем подбородок.

– Я сейчас вам скажу одну страшную вещь! – наконец произнес он. – Настолько страшную, что она может вас психологически нокаутировать и даже серьезно ранить. Но если вы примете ее – можно считать, что победа у вас в кармане. Готовы?

Я кивнул, оцепенев от ужаса.

– Ваша беда, – медленно, как гипнотизер, произнес профессор, – что вы слишком много мечтаете. А спиртные напитки – это топливо для ваших фантазий. Не будет грез – не будет потребности пить. А теперь внимание!

Глаза Станислава Львовича сузились в две узкие щелочки, губы стали бесцветными.

– Запомните раз и навсегда! Мечтать не о чем! Подойдите к окну и внимательно посмотрите на окружающий мир. Что вы видите?

За стеклом расстилался обычный муторный, как тяжелое похмелье, московский пейзажик: серые дороги с гудящими нервными машинами, черные пустые глазницы окон, мертвые рекламные плакаты, ужасающие своей красочностью, люди-зомби, шныряющие по закоулочкам.

– Видите, – сказал Станислав Львович с каким-то легким злорадством, – так будет всегда. И даже не надейтесь на перемены. Мир не изменится. И вы не изменитесь. Вам уже тридцать восемь лет. Большая часть жизненного пути пройдена. Максимум того, что вы могли сказать миру, вы уже сказали; что могли сделать – сделали. Теперь вам остается лишь существовать по инерции. Что? Жестоко звучит?

– Да как-то… – промычал я, промокнув лоб салфеткой.

– Ничего-ничего! – Станислав Львович похлопал меня по спине. – Клин клином вышибают. Итак, все кончено! Понимаете, все! Не питайте иллюзий! Вам некуда больше идти. Еще некоторое время вы будете мечтать, читать, писать чего-то, но все это быстро иссякнет. Скоро, скоро вы перестанете читать, а будете смотреть сериалы и уплетать пельмени из пакетика. И пить водочку, надеясь непонятно на что. А надеяться-то не на что! Вот если вы окончательно поймете, что ждать нечего, тогда и потребность в алкоголе пропадет. Просто осознайте это…

– Подождите-подождите! – вспылил я. – Чего-то тут не сходится! Когда не знаешь ради чего жить, начинаешь пить как лошадь! Это даже детям известно! Да и потом, мечтать можно не только о себе, но и разных там… мирах, всяких реальностях…

– Еще скажите о Боге, – съязвил Станислав Львович. – Бросьте! Что толку мечтать о том, что не доказано, или о том, о чем понятия никто не имеет. И никаких реальностей, кроме нашей объективной, не су-ществу-ет! Если вы четко осознаете, что мечты – иллюзия, ваша зависимость от водки прекратится.

Глаза доктора резанули меня холодным, остро отточенным металлом.

«Ну вот теперь и жить можно», – подумал я, покидая кабинет Станислава Львовича.

Я пришел к профессору одним человеком, а ушел от него другим: полностью здоровым, без цели и мечтаний. Пить водку теперь не хотелось, потому как я не чувствовал в этом смысла. Спасибо доктору – он справился со своей задачей.

Помню, я брел по бессмысленной улице, вдоль бессмысленного парка, в котором на бессмысленных лавочках пили бессмысленное пиво бессмысленные студенты. Короче, все было отлично.

«А дай-ка я проверю результат, – сказал я себе, на сто процентов уверенный в эффективности радикальной терапии, – так просто, ради интереса».

Недолго раздумывая, я заскочил в продуктовый магазин, купил пузырь вермута и расположился на лавочке, неподалеку от студентов.

«Так чисто, ради интереса… – повторил я, отвинчивая пробку, – чисто для эксперимента. Все равно уже ничего не изменится».

Действительно ничего не изменилось. Разве что улыбнулось солнышко и проплывающие по небу облака стали похожи на овец, да листья на деревьях как-то позеленели, а голосящие рядом студенты вдруг похорошели, превратившись из визгливых недорослей в нормальных симпатичных ребят. Пробегающие мимо прохожие стали очень интересными людьми. Мне захотелось взять лист бумаги, ручку и создать что-нибудь этакое…

Эпилог

Я очнулся в полупустой электричке, летящей неизвестно откуда и куда. За окном в темноте мелькали фонари. Передо мной стояла толстая контролерша и свирепо поигрывала желваками. Так сильно я еще не напивался никогда…

Александр Третий

Старожилы говорят, что в лихие перестроечные времена среди населения был популярен коктейль «Александр Третий». Готовился он так.

Одеколон «Саша» – 1 флакон. Одеколон «Тройной» – 1 флакон. Размешать до однородного цвета, охладить. Пить крупными глотками.

Андрей Мигачев

Вольные каменщики

Полицейскому начальнику в городе МарсельОбъяснительная1

Мы, то есть я – Вася Кушилка, мой двоюродный брат Василий Кушилка, Сережа – не знаю фамилии, Коля, Иван один и Федор, про которого я знаю, что он из Ялты, встретились в Марселе на набережной.

Мы с братом сидели, пили пиво, а они шли-матерились, и поэтому мы их узнали.

Мы пили пиво, потому что остались без работы. А приехали сюда за этим. Мы в Чехии до этого работали на стройке, а нас оттуда депортировали.