Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Но тогда… — начал Хаусман с энтузиазмом, но потом смущенно улыбнулся и замолчал.

— Да? Что вы хотели сказать?

Хаусман покачал головой:

— Ничего, господин инспектор, это нелепо.

Райнхард, нахмурившись, посмотрел на своего напарника.

— Ладно, — уступил Хаусман, — но это просто предположение.

— Конечно.

— Фройляйн Лёвенштайн. Ее записка…

— Что с ней?

— Запретное знание…

Райнхард покачал головой:

— Хаусман, вы намекаете на вмешательство сверхъестественных сил?

Его помощник поднял руки:

— Я же сказал, что это просто предположение.

Райнхард непроизвольно содрогнулся. Он взял записку фройляйн Лёвенштайн. «Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет».

Сколько бы Райнхард ни качал неодобрительно головой, сколько бы он ни думал, на ум приходила только одна альтернатива предположению Хаусмана. Судя по всему, фройляйн Лёвенштайн действительно была убита кем-то — или чем-то, — способным проникать сквозь стены.

3

Дверь открылась, и санитар вкатил кресло с пациенткой профессора Вольфганга Грунера. Она была босая, в простом больничном белом платье. Женщина сидела, наклонив голову вперед так, что длинные темные волосы падали ей на лицо. На скамьях амфитеатра расположились доктора — их было больше пятидесяти. Как только в аудитории появилась женщина в кресле-каталке, по рядам пошел шепот.

Либерман громко вздохнул и сгорбился, скрестив руки на груди.

— Макс?

Он поднял глаза на своего друга и коллегу доктора Штефана Каннера.

— Что?

Каннер поправил манжеты своей рубашки, чтобы были видны золотые запонки, потом привел в порядок галстук-бабочку. Запах его одеколона был приторно-сладким.

— Не начинай опять, Макс.

— Штефан, я не думаю, что смогу выдержать это еще раз.

Он хотел было встать, но Каннер схватил его за руку и усадил обратно.

— Максим!

Либерман покачал головой и прошептал:

— Это настоящий цирк.

Человек, сидевший на скамье перед Либерманом, бросил на него через плечо сердитый взгляд.

— Довольно, — прошипел Каннер, толкнув Либермана локтем в бок. — Может, это один из друзей Грунера!

— Грунер уже знаком с моей точкой зрения.

— И именно поэтому твое положение здесь с каждым днем становится все более неустойчивым.

Санитар поставил шаткое кресло-каталку рядом с профессором Грунером. Вместе они подняли женщину на скромное подобие сцены, перенесли к большому деревянному стулу, похожему на трон, и усадили ее на него, аккуратно поставив ее ноги и положив на колени руки. Затем профессор подсунул под стопы женщины металлическую пластину, а санитар убрал каталку и встал у дверей.

— Господа, — произнес профессор. Его звучный голос наполнил аудиторию. Все присутствовавшие замолчали. Стало слышно, что ветер за окном уже утих, а яростная дробь дождя о стекло сменилась легким постукиванием.

Грунер был высокий и внушительный мужчина с длинной бородой и копной непокорных, уже начавших редеть, седых волос. С его лица никогда не сходило выражение легкого недовольства, отчего высокий лоб профессора рассекала вертикальная складка.

— Господа, — повторил профессор, — разрешите представить вам синьору Локателли.

Женщина выпрямилась и убрала с лица волосы. Посмотрев на нее, Либерман решил, что ей около двадцати пяти. Ее трудно было назвать красавицей, но что-то в ее внешности притягивало взгляд. У нее были темные, глубоко посаженные глаза и резкие черты лица. Она оглядела зал, а потом посмотрела на Грунера, который наклонился вперед и улыбнулся, — но не более чем на долю секунды.

— Эта синьора, — продолжил Грунер, — жена итальянского дипломата. Три или четыре месяца назад у нее начали появляться симптомы, говорящие о развитии нервного заболевания. Через некоторое время местный врач поставил соответствующий диагноз. Она слабела все больше и больше, потеряла аппетит, а сейчас страдает очевидным и, возможно, полным параличом обеих ног. Проведя обследование, мы не обнаружили ничего, указывающего на травму или болезнь.

Грунер повернулся к синьоре Локателли:

— Синьора, вы подтверждаете, что не можете ходить?

Женщина кивнула.

— Простите, — сказал Грунер, — боюсь, я не расслышал вашего ответа.

Женщина сглотнула и ответила с легким акцентом:

— Да, я не могу ходить.

— Вы чувствуете боль в ногах?

— Я ничего не чувствую. Они… — ее лицо перекосило страдание, — мертвы.

Грунер снова обратился к аудитории.

— К сожалению, в настоящее время, особенно в Вене, в нашей профессии существует пагубная тенденция объяснять возникновение нервных расстройств с точки зрения психологии. — Грунер медленно повернул голову и со значением посмотрел на Либермана, который сохранял невозмутимое спокойствие. Либерман понимал, что под этим взглядом он должен был занервничать и смутиться. Однако он гордо выдержал атаку и даже слегка улыбнулся. Грунер продолжил: — Господа, я настоятельно рекомендую вам усомниться в правомерности такого подхода и в здравости рассуждений его сторонников. Нервное расстройство — это болезнь, вызванная органической слабостью нервов. Эту слабость можно легко и быстро вылечить с помощью электротерапии.

Грунер указал рукой на аппарат, стоявший на столе рядом с синьорой Локателли.

— Сегодня я продемонстрирую, как работает устройство из Соединенных Штатов Америки. У меня создалось впечатление, что оно лучше тех, которые производят у нас.

Либерману приходилось видеть «устройства» Грунера. Внешне все они были очень похожи, но этот аппарат был намного больше. Грунер подошел к столу и погладил полированную поверхность деревянного ящика. Он открыл две медные застежки и аккуратно поднял крышку, обитую изнутри красной кожей, на которой красовалась надпись золотыми буквами «Чикагская компания по производству батарей гальванического и фарадического тока, Иллинойс, США». Внутри ящика было множество кнопок, роликов и циферблатов. Грунер вынул два блестящих металлических стержня с деревянными ручками, которые соединялись с установкой длинными проводами.

— Для тех, кого интересуют технические характеристики этого устройства, сообщаю, что оно имеет стандартную конструкцию. Работает от шестивольтовых сухих батарей, которые безопасны и просты в обращении. Выходное напряжение можно легко менять с помощью перемещения сердечника по индукционной катушке.

Грунер щелкнул выключателем, и комнату сразу наполнило громкое гудение. Он пригласил одного из собравшихся помочь ему. С места поднялся мужчина средних лет.

— Благодарю вас, герр доктор, — сказал Грунер. — Не могли бы вы встать по другую сторону от пациентки? — Мужчина поднялся на помост и встал по стойке «смирно» рядом с женой дипломата.

— Синьора Локателли, могу я попросить вас приподнять край вашего платья?

Женщина руками стала собирать ткань своего одеяния, край которого начал приподниматься, обнажая ее худые лодыжки и икры.

— Синьора, — продолжил Грунер, — нужно приподнять платье выше колен. — Женщина покраснела и собрала руками еще больше ткани, полностью обнажив ноги. Либерман отвернулся и с негодованием посмотрел на коллег, большинство из которых подались вперед. Почувствовав движение своего друга, Каннер еще раз пихнул его локтем в бок и кивнул в направлении помоста.

Грунер шагнул вперед и провел металлическими стержнями по ногам синьоры Локателли.

— Вы что-нибудь чувствуете?

— Нет.

— Совсем ничего, даже щекотки?

— Нет.

Грунер обратился к аудитории:

— Сейчас я увеличу заряд.

Он взял оба стержня в одну руку и стал крутить в ящике валики и переключатели. Гудение стало выше на октаву. Затем Грунер вернулся к пациентке и еще раз провел металлическими стержнями по ее ногам. Женщина не шелохнулась, глаза ее по-прежнему смотрели куда-то вверх и вдаль. Либерман заметил, что ее взгляд был прикован к бюсту какого-то давно забытого светила медицины.

— Синьора, сейчас вы должны что-то чувствовать. Возможно, покалывание?

Жена дипломата не повернула головы и продолжала смотреть в одну точку.

— Синьора, — повторил Грунер с раздражением, — что вы чувствуете?

— Я чувствую… — женщина помедлила, — что надежды нет.

Грунер тряхнул головой:

— Синьора, пожалуйста, воздержитесь от абстрактных ответов. Чувствуете ли вы что-нибудь в ногах?

По-прежнему не шевельнувшись, она мягко ответила:

— Нет, я ничего не чувствую… — А потом, после еще одной паузы, добавила: — В ногах.

— Очень хорошо, — произнес Грунер. Он передал оба стержня своему помощнику и погрузил руки в электрический аппарат. Гул стал громче: ужасное глиссандо такой высоты, что у Либермана заболели уши. Грунер снова взял стержни.