Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Джейн рассказала, что существует чудовищная вероятность, если верить свидетельству доктора Рэя и тем предметам, которые он привез (сломанные часы, компасы и телескопы, хирургический нож, орден «За заслуги», несколько серебряных ножей и ложек с гербом Франклинов, а также небольшая серебряная тарелка с гравировкой «Сэр Джон Франклин, Рыцарь Командор ордена Гвельфов»[8]), что все члены экспедиции погибли страшной смертью. Леди Джейн сказала также, что не исключает такую вероятность. Но до тех пор, пока не будут предъявлены неопровержимые доказательства, это всего лишь домыслы, не более.
Будучи и сам опытным газетчиком, Диккенс относился к подобным публикациям как к самому дешевому способу привлечения внимания. Он пробежал глазами несколько первых абзацев статьи. В них рассказывалось, как после долгих мытарств доктор Рэй познакомился с эскимосом, который и хранил предметы, определенно относящиеся к экспедиции Франклина. Рэй осторожно расспросил остальных эскимосов. В результате складывалась ужасающая картина. Диккенс обратил внимание на столбец, отмеченный сбоку волнистой зеленой линией, и прочитал его очень внимательно.
Когда он оторвался от газеты, леди Джейн сказала:
– Но вот это я считаю абсолютно невероятным. И читать такое просто невыносимо.
Да, это было и впрямь чудовищно.
Судя по тому, как были обезображены тела, а также судя по содержимому чанов, – перечитал про себя Диккенс, не переставая умиляться этой замечательной детали про чаны, – становится очевидно, что наши несчастные соотечественники вынуждены были прибегнуть к последнему, ужасающему средству – каннибализму, – чтобы только продлить свое существование.
– Это неправда, – заявила леди Джейн. – Полная чушь. Выдается за сенсацию и тем самым оскорбляет память великих сынов Англии.
Диккенс положил газету на место и внимательно посмотрел на собеседницу.
– Если мой муж и впрямь погиб, кроме меня некому защитить его честь от подобной клеветы. А если он жив, но версия доктора Рэя возобладает, как можно обращаться к важным персонам, да и вообще как после этого можно будет набрать людей, чтобы помочь в поисках?
И тут вдруг Диккенс осознал, что просто нужен ей, чтобы разгромить доктора Рэя. Чтобы положить конец чудовищным слухам о сэре Джоне, якобы поедающем своих друзей. Да уж, ехидно подумал Диккенс, это ж как плотно нужно было питаться сэру Джону, чтобы сохранить свою комплекцию.
– Надеюсь, вы понимаете, мистер Диккенс, о чем я? – прервала его мысли леди Джейн.
– Да, разумеется.
Еще бы он не понимал. Эта знаменитая женщина нуждалась в его помощи. Уж ему ли, чей отец угодил в тюрьму за долги, не знать, что такое позор. Это потом уже Диккенс устроился на фабрику, где наклеивал этикетки на баночки с гуталином. Это потом он стал газетчиком, много писал и ему повезло. Он чего-то добился в жизни – да что там говорить, он добился всего, и каждое слово этой леди было тому подтверждением. Вот оно, самое лучшее доказательство: вице-королевская персона просит у него то, чего нет и в помине у людей, наделенных властью. Его, сына должника, просят об услуге, за которую будут перед ним в огромном долгу.
– Разве можно верить подобным свидетельствам? – сказала леди Джейн.
– Да, разве можно верить свидетельствам этого хитрого крысеныша?
– В самом деле, – ошарашенно согласилась леди Джейн. – Так оно и есть. – Она вдруг умолкла, обращаясь к каким-то далеким, смутным воспоминаниям, а потом заговорила, словно повторяя заученное, нечто такое, что далось ей долгой и мучительной зубрежкой.
– Да, мы знаем, что крысы очень хитры, – медленно проговорила она. – Ну не станем же мы ставить знак равенства между цивилизованностью и животным коварством. Если гладить их по головке, они могут долго притворяться. Но при этом они способны на самый чудовищный обман, и…
Было видно, как она взволнована – она даже стала немного заикаться. Приняв ее состояние за горечь об утерянном муже, Диккенс был тронут: все это уже походило на нормальные человеческие эмоции. А вот то, что она разыгрывала буквально минуту назад, восхваляя сэра Джона, выглядело дико и даже смехотворно. Одной частью своей души Диккенс презрительно относился к таким историям. Но в то же самое время ему хотелось поучаствовать – покопать землю, возвести дамбу, чтобы не лило из всех щелей, возвести и укрепить эту эпическую стену – воспеть английское величие и благопорядочность.
– Я сделала все, что… – начала было она, но тут ей показалось, будто кто-то дергает ее за платье. Она повернулась, ожидая увидеть перед собой маленькую девочку в красном платье. Но в комнате больше никого не было. Один знакомый несколько лет назад прислал ей письмо с Земли Ван-Димена, в котором и рассказал, что случилось с Матинной.
Леди Джейн хотелось вскочить и выбежать из комнаты, хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас наполнил ей ванну и успокоил ее, пожалел. Прижал к себе. Ей так хотелось, чтобы ее продолжали дергать за платье. Она вспомнила ее красные одежды, ее хулиганистых попугаев, поссумов и змей. Пока Матинна была маленькой девочкой, она старалась, чтобы все считали ее лапочкой. Но она не была никакой лапочкой. Она деградировала долго и неумолимо. И при этом леди Джейн помнила мягкий взгляд ее темных глаз, мельканье ее босых ног – тогда она разгневалась на нее, а вот теперь ей все казалось в ней трогательным.
В письме друг однажды написал ей: «Добротой их судьбу можно только отсрочить, но изменить – невозможно».
Как мне одиноко, подумалось ей. Эти босые черные ножки… Она тогда сожгла письмо, а потом с ней произошло то, что было ей несвойственно. Леди Джейн заплакала.
Она подняла голову, вытянувшись в струну, и эта поза утихомирила ее безрассудное сердце, которое когда-то давно доставило ей столько неприятностей. Хотя она и опасалась, что великий романист сочтет ее злой и неприятной старухой, ей хотелось произнести эти слова, облечь их в форму здравого смысла.
– У меня был опыт общения с подобными людьми, – сказала наконец леди Джейн, и в голосе ее появились жесткие нотки. – То были не эскимосы, но тоже дикари. Вандименцы, они ведь…
– Они каннибалы? – перебил ее Диккенс.
Леди Джейн вспомнила, какой видела Матинну в последний раз: оборванное дитя, одиноко стоящее в грязном внутреннем дворике. Тело леди Джейн пронзил спазм боли, как будто вот оно, отмщение, о неотвратимости которого она смутно догадывалась; вот она кара, которая поглотит ее точно так же, как перемолол лед тело ее мужа. Ей стоило огромных усилий, чтобы улыбнуться сейчас.
– Ваш бедный муж, – произнес Диккенс. – Мне трудно представить, как вам тяжко.
– Нет, – призналась она. – Дело не в этом… – Она замолчала. На секунду ей показалось, будто она почувствовала запах мокрого песчаника. – Это трудно объяснить… – продолжила она, уже и сама забывая, что именно хотела сказать. Но все же она договорила, стараясь почерпнуть из произнесенных слов уверенность и сохранить твердость духа: – Невозможно сложить правильное мнение о характере аборигенов, где бы они ни жили, только на основании их покорности белому человеку, когда он сильнее их.
– Вы уж простите, – с улыбкой произнес Диккенс, – но я ни за что не поверю в благородство дикаря.
– Правда и то, что нечто подобное происходило и с белыми людьми. На Земле Ван-Димена бывали случаи, когда каторжники в бегах поедали друг друга. Но то были люди, отошедшие от Бога, а значит – в сто раз хуже самых диких язычников. Поймите, мистер Диккенс, дистанция между дикарством и цивилизацией…
Но разве не говорила она и прежде нечто подобное? Что-то творилось неладное с ее аргументацией, с ее памятью и прежней манерой поведения. Она вдруг потерянно притихла, что было для нее нехарактерно, но тут Диккенс пришел ей на выручку:
– Дистанция, мэм, это насколько далеко мы уходим в своих желаниях от здравого смысла. – Не будет же он рассказывать ей, что вся его жизнь, даже его сегодняшнее присутствие тут являли собой пример обуздания страстей.
– Я не могу полностью согласиться с теми, кто утверждает, будто все это дело науки, – проговорила леди Джейн. – Скорее это касается человеческого духа.
Она поднялась из-за стола и подошла к шкафу-витрине, вытащила оттуда деревянную коробку, положила ее на геридон[9] из красного дерева и открыла крышку. Внутри коробка была обшита красным бархатом, и в ней лежали несколько сложенных писем и пожелтевший от времени череп.
– Это череп короля дикарей с Земли Ван-Димена, мистер Диккенс. Я показывала его нескольким известным профессорам и специалистам по френологии. Мне хотелось проверить их, поэтому я не говорила, кем был этот человек. Одни, изучив форму черепа, отметили признаки дегенерации, другие – благородства. Похоже, и те и другие были правы.
– О ком бы ни шла речь – каторжнике, эскимосе или австралийском аборигене, – они находятся не в плену черепной кости, обрамляющей их мозг, они обуреваемы собственными страстями, – произнес Диккенс и опустил крышку. Он театрально взмахнул рукой, словно оказавшись на сцене, и продолжил: – Но сэр Джон свободен от всего этого, потому что в нем живет дух цивилизованного христианина.
- Стоунер - Джон Уильямс - Зарубежная современная проза
- Хроника потерянного города. Сараевская трилогия - Момо Капор - Зарубежная современная проза
- Бруклин - Колм Тойбин - Зарубежная современная проза
- Камень соблазна - Николя Бюри - Зарубежная современная проза
- Ковентри возрождается - Сью Таунсенд - Зарубежная современная проза
- Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник) - Амели Нотомб - Зарубежная современная проза
- Грядет еще одна буря - Сейед Мехди Шоджаи - Зарубежная современная проза
- Любовница Фрейда - Карен Мак - Зарубежная современная проза
- Грас - Дельфина Бертолон - Зарубежная современная проза
- Девушка с глазами цвета неба - Элис Петерсон - Зарубежная современная проза