Пишем ужасы. Роман - Елена Иваницкая

Необходимые условия: Интернет не ловит, мобильной связи нет. Только в садовом поселке кое у кого местные телефоны. О чем еще не забыть? На даче забора нет, ставней нет, электричество есть, вода есть, удобства на дворе и овраг на пути к ближайшим соседям.

Повествование от «объективного автора» с неявным уклоном к сфере восприятия одного из персонажей.

Братьев, разумеется, делаем близнецами. Ради намека на вопрос, кто же из них погибнет, потому что в близнечных мифах один брат смертный, другой бессмертный.

– Ходить в лесу – видеть смерть на носу: медведь задерет, – страшным голосом сказал Виктор. – Был бы лес, будет и леший. Поле слушает, а лес смотрит. Вы же чувствуете, что кто-то за нами подглядывает?

– Подожди, потом испугаешь, – остановила его Полина. – Пусть Рома ужасы рассказывает. Помнишь еще что-нибудь?

– Конечно. Вот отличный ужас. Во втором номере Вестника. Просто классический. Появился законопроект. Не помню, кто и куда его внес, – может, императору на подпись, но суть была в том, чтоб не пускать на судебные заседания студентов и женщин. Заметка называлась «Ограничение судебной гласности», но доказывала, что ни малейшего ограничения гласности тут нет. Учащимся учиться надо, в судах им делать нечего. От присутствия в зале женщин разбегается внимание адвокатов и судей, а им нужна сосредоточенность. Так что законопроект не только не противоречит идеалу гласности и публичности, а напротив того. Если двери суда закрываются для части публики, то исключительно для пользы судопроизводства и самой публики. Это близко к тексту излагаю, а теперь дословно. «Надо же верить компетентным судебным органам! Как справедливо выражено в мотивах законопроекта…»

– Это не ужасы, а государственное вранье, – посмеялась Полина. – Про жуть давай.

– Вот тебе жуть. Папоротник, он для погребальных венков, а ты его на себя надела.

– Глупости! Суеверия дурацкие! Что ж ты сразу не сказал!

Полина сняла венок, задумчиво подержала, размахнулась, словно хотела отбросить подальше, и вдруг нахлобучила Роману на голову: на тебе! Получилось на редкость красиво. Зеленые листья над загорелым лбом, и кудри черные до плеч, и светлые глаза. Полина присмотрелась, скептически выпятив губы, и потребовала фотоаппарат: вообще-то здорово, тебе идет. Лиру в руки – настоящий Орфей!

– Как странно, – не удержавшись, сказала Катя, – вы же близнецы-двойняшки, а такие разные, что не всякий догадается, что братья.

– Вовсе не разные, – почему-то обиделась Полина. – Совершенно похожи. Друг на друга и еще на меня. Особенно глаза. Большие, голубые и ресницы в полпальца. Просто у Ромы волосы длинные, а у Вити короткие. И щетина эта трехдневная. С ней Витя не на Орфея, а на разбойника похож.

– Благородного, надеюсь? – спросил Виктор, а Роман с комическим пафосом указал на синий девиз своей белой футболки: «Свобода! Неравенство! Братство!»

Решившись, Катя обеими руками сняла с Романа венок и надела на Виктора. Нет, не разбойник. Победитель в лаврах. Атлет-олимпиец или полководец-триумфатор. Хотелось сказать об этом, но слишком напыщенные сравнения как-то неловко было выговорить. Помолчали. И молчание застыло, долгое и приятное.

– Вообще-то домой пора, – наконец, вздохнула Полина. – На сегодня приключений хватит.

– Не хочу пугать, – строго, хмуро сказал Виктор, – но, кажется, мы заблудились.

Теперь встало молчание тяжелое и придушенное. Посмотрели вокруг. Солнечно-зеленая красота повеяла зловещим.

– Да ну тебя! – шепотом вскрикнула Полина. – Тропинка рядом, мы же совсем чуть-чуть отошли.

– Где она? В какой стороне?

– Сейчас поищем. Только все вместе!

– Подожди, – так же мрачно сказал Виктор. – Есть древний народный способ. Почему он действует, неизвестно, но действует. Нужно снять шапку, рукавицы и надеть наизнанку. Если не помогает, то вывернуть тулуп. Правда, у нас ни рукавиц, ни тулупа. Но можно иначе. Когда заблудились несколько человек, кто-то должен поменяться одеждой. Мы с Катей сейчас поменяемся, а потом уже поищем.

Виктор положил венок Кате на колени и медленно стянул черную майку. Полина успокоилась и хихикнула. Катя занервничала, засмотрелась. Широкие плечи, гладкий загар, накачанность именно такая, как надо, когда в меру и красиво, а не чересчур. Взяла себя в руки, смело сняла маленький фиолетовый топик. Ей тоже стыдиться нечего. Моднейший черный с зеленым купальник, плечики острые, талия – двумя пальцами обхватить.

– Жил на свете рыцарь бедный, из-за дамы он страдал, – ехидно-насмешливо проскандировал Виктор. – Он себе на шею топик вместо шарфа повязал.

И повязал топик себе на шею. Катя натянула черную майку, встала, подхватила венок, надела на голову. Длинная майка достала до края коротеньких шортиков. Получилось платье супер-мини. Все хорошо. Только бы Полина опять не обиделась. Очень уж она любит быть в центре внимания.

– А еще косы надо распустить, – мудро вспомнил Виктор. – Давай, сестреныш, спасай положение.

Все встали. Полина медленно, напоказ расплела тяжелую косу: не колосок, а целый сноп. Спросила: ну, теперь видите тропинку?

– Да, сама нашлась, – указал Роман. – Я другого не могу понять. Вот это – как сюда попало?

Надо же, седой валун оказался куском бетонной плиты. Почему-то стало смешно. Настоящее чудо, хотя ужасно нелепое. Валуны растут сами, но кому и зачем понадобилось тащить сюда бетонный обломок? Кто и как умудрился его дотащить? Впряглись, как бурлаки, и поволокли? Эй, ухнем!

– Теперь направо, – объяснял Роман, – перейдем через ручей, поднимемся на просеку, а там выйдем к дому с другой стороны.

Тропинка послушно привела к ручью. Или даже к речке, если ручей можно перешагнуть, а речку уже нельзя. Появился мостик – две досточки без перил, подпертые обрезком деревянной шпалы и сколоченные поперечными рейками. Зелено-коричневая вода катилась сонно и неслышно, ее движение угадывалось только по блеску золотых зайчиков. Солнце клонилось к закату, длинные лучи, налившиеся темным медом или морковным соком, прокалывали густые кроны вкось. Переходили по одному и останавливались: с мостика особенно красиво было смотреть. Ай! Катя угодила металлическим каблучком в трещину, да так, что пришлось вынуть ногу из сапога, дохромать до берега, а Виктор долго выкручивал каблук из ловушки. А потом помог обуться. Как принц Золушке.

Тропинка запетляла вверх среди тяжелой поступи могучих деревьев. Вышли на светлую просеку. Уже хотелось скорей дойти. Вдруг появились заросли колючих кустов не кустов, травы не травы – сплошь в полыханье кроваво-лиловых венчиков.

– Смотрите, смотрите! – обрадовалась Полина. – Это же как у Льва Толстого. Хаджи-Мурат! «Я заметил чудный малиновый в полном цвету репейник и задумал положить его середину букета. Но это было трудно, стебель кололся со всех сторон и был страшно крепок» Давайте букет нарвем. Ножик есть?

– Гениальный сестреныш! – засмеялся Виктор. – Только у Толстого сказано не репейник, а татарник. А это и не репейник, и не татарник, а чертополох.

– Нет, вспомнила! – не сдавалась Полина. – У Толстого сказано «репейник, который называют татарином». Татарином, а не татарником, понятно? А чертополох у нас не водится, это символ Шотландии, только там и растет.

– Если бы только в Шотландии, то и название было бы шотландское. Кельтское. А оно самое наше: чертополох – чертям переполох. Согласна? Никакой кельтики.

Конец ознакомительного фрагмента.