За тридевять планет - Георгий Попов

— И не говори, капитан! — наконец сказал я, переставая смеяться. Сидишь и сидишь, как дурак. Час сидишь, два сидишь… И — ни закурить, ни слова сказать. Главное, курить нельзя. Вот тут, под ложечкой, сосет, сосет, а — нельзя.

— Бросать надо. Коли задумал лететь, то бросать надо. Кстати, куда же ты летишь?

— А никуда он не полетит. Струсит.

Фрося сказала это, чтобы задеть, унизить меня — женщины, они мстительны, — но я пропустил ее реплику мимо ушей. Пусть себе язвит, меня не убудет, — подумал я. Да и не до того было, чтобы отвечать на всякие шпильки. Я вдруг почувствовал, что сейчас-то, с этого вопроса, и начинается настоящий мужской разговор.

— Куда! На другую планету, куда же еще! — сказал я.

Капитана это страшно заинтересовало.

— На какую именно? — Он оперся на коромысло, давая понять, что готов слушать меня без конца.

— На какую попаду, — сказал я и, понизив голос до шепота, продолжал: Слушай, капитан, а правда, будто там (я кивнул вверх) черт-те сколько планет, как наша Земля? И вода, и воздух, понимаешь… И вообще, все точь-в-точь!

Капитан даже опешил от неожиданности.

— Что значит точь-в-точь? — спросил он и нервно переступил с ноги на ногу.

— У него шарики за ролики заехали. Пойдем, братик, а то он и тебе голову задурит, — встряла Фрося.

— Погоди, это интересно. Так как же, а?

— Ну вот, допустим, деревня, — стал объяснять я как можно популярнее. Она и здесь, на нашей Земле, и там, на той… А значит, и все остальное… Значит, и я тоже — здесь и там… И я, и ты, и все…

— А я? — прыснула Фрося.

Но ее вопрос я оставил без внимания.

— Все-все, — продолжал я, обращаясь к одному капитану. — Вот, допустим, бежит собака… И там бежит. Или, скажем, вот мы с тобой… Стоим и разговариваем, как приличные, культурные люди…

— И там?

— И там…

— Как приличные и культурные?

— Само собой.

— Уди-ви-тель-но! — Капитан опять переступил с ноги на ногу и уставился на меня своими круглыми глазами.

— Шишкин говорит, что главное, как повезет. Если, говорит, попадешь на планету, где все как у нас, тогда, говорит, тебе сам черт не страшен.

— Эдик, а трудодни там начисляют?

Это опять Фрося… Тут такое дело, а она — трудодни!

— Женщина, что с нее взять, — вздохнул капитан.

Я сказал, что в наше время и женщины должны кумекать, и продолжал:

— Одного я боюсь, капитан, — вдруг горючего не хватит!

— Не хватит, тогда обратно. Зачем рисковать! — Он подхватил полные ведра на коромысло, не расплескав ни капли, и наконец собрался идти. — Что ж, желаю удачи! С удовольствием полетел бы за компанию, да жаль, дела мешают… Дела, дела!

— Ну, на другую планету — это не так-то просто! — сказал я и побежал дальше. Но вынужденная остановка сбила меня с ритма, и остаток пути я бежал как-то вяло, без особого воодушевления. Да и мысли всякие мешали… «Красота! Красота!.. И что он нашел здесь такого?» — думал я про капитана. И Фрося…

Тоже мне, хочет, чтобы и там, на другой планете, ей трудодни начисляли!.. Не жирно ли будет?..

III

Кстати, с Фросей у нас были трудные отношения.

Когда-то я увлекся ею, раза два проводил до дому, даже поцеловал, знаете, как это бывает… А она вбила себе в голову невесть что, стыдно сказать.

Узнал я об этом совершенно случайно. Приехал Шишкин, инженер, и поселился у нее на квартире.

Дом-то дай бог, хоть танцы устраивай. А жильцов всего двое: сама Фрося и тетка Пелагея, ее мать. Вот и пускают — то агронома, то инженера, то какого-нибудь проверяющего. Сейчас их меньше стало, проверяющихто, а раньше, ого, успевай встречать да провожать.

И вот на другой день после того, как Шишкин поселился у Фроси, я подслушал разговор (случайно, разумеется), который заставил меня помахать ручкой.

Помнится, было утро. Шишкин, только что умывшись, топтался во дворе с мохнатым полотенцем через плечо. Фрося стояла рядом. Она, должно быть, подметала двор, остановилась передохнуть и завела тары-бары со своим квартирантом. А может, и просто так вышла, не знаю. Да это и не имеет значения. Важно, что они стояли рядом и разговаривали.

— Зовут меня, как Плеханова, — Георгий Валентинович. А в институте звали просто Жорой. Так и ты зови, — услыхал я приятный голос Шишкина.

— Дразнить будут, — засмеялась Фрося.

— Почему — дразнить?

— Был у нас Жора… Как пойдет по деревне: «Жора-обжора!» — проходу не дают.

— Жора-обжора… Не подходит! А если Георгий Валентинович? Длинно… Ты вот что, Фрося, зови меня так: Плеханов… Повтори: Пле-ха-нов!

Фрося повторила.

— Великолепно! Лучше не придумаешь! — обрадовался Шишкин.

Но радовался он, кажется, рано.

— Так Плеханов же был? — вдруг ошарашила его Фрося.

— Смотри ты, Фрося знает Плеханова!

— А кто же его не знает?

— Ты, может, читала и его знаменитый труд «К вопросу о монистическом взгляде на историю»? Не читала? — Слышно было, как Шишкин вздохнул. — Ну ничего, это дело поправимое. Главное, знать, что был такой — Плеханов, а что он написал и написал ли чтонибудь, не имеет значения.

Они умолкли. И эта пауза в разговоре была мне как раз на руку. Стоя у калитки, под развесистой березой, я задумался о превратностях случая. Шишкина назвали, как Плеханова, а вот меня — как английского короля. Почему? Зачем?.. Ну, Георгий — это еще куда ни шло. Юрий, Егорий, Георгий — так называли людей еще в древней Руси. Даже святой есть — Георгий-победоносец. Я не видел, но говорят — есть. А Эдуард…

Еще в юности моя маманя прочитала про какого-то Эдуарда, влюбилась в него, и вот результат: дочь назвала Шарлоттой, а сына — Эдуардом… Носи теперь это клеймо всю жизнь. И здесь и там. Ведь и там, на другой планете, тебя будут звать Эдуардом, а не Иваном, не Сидором и не каким-нибудь Пантелеймоном.

Я хотел было выйти из-за калитки и предстать перед Шишкиным-Плехановым (мне надо было именно к нему, к Шишкину), как вдруг опять послышались голоса, и я опять остался в своем укрытии. Я только присел на лавочке и закурил, и так сидел, пуская дымок, и слушал.

Мне могут заметить, что это свинство — подслушивать. Согласен, свинство. Самое настоящее свинство. Но возьмите в расчет и вот что. Произошло это совершенно случайно, без всякой инициативы с моей стороны.

Я не делал никаких попыток навострить уши, принять более удобную позу, словом, непременно подслушать.

Ничего подобного! Просто я подошел и стал, а потом и сел да еще закурил, вот и все.

— А вы на мотоцикле ездить умеете? — спросила Фрося.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});