Тень рока (СИ) - Таран Михаил

— Твою мать! — воскликнул Эзекиль, стискивая зубы от боли. — Что это за дрянь?

Капрал попытался отдёрнуть руку, но Томми крепко в неё вцепился, словно голодный волк в добычу.

— Я не знаю что это, но нас инструктировали, что при поверхностном ранение нужно засыпать порошок в рану, — монотонно бормотал Томми, зубами распаковывая пакет с бинтом.

— Поверхностном? С чего ты взял, что оно поверхностное? — не унимался побледневший Монг.

Белый порошок, что попал в рану, превратился в шипящую, пузырящуюся жижу, вызывающую невообразимую боль и жжение.

— Много вопросов, Ваше благородие. У меня три класса образования, я не очень грамотен в таких делах, — ответил Томми.

Размашистыми, ловкими и быстрыми движениями он туго забинтовывал рану капрала, от чего складывалось впечатление, что этим он занимается не в первый раз.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — выдохнул Монг, жмуря глаза.

— Уверяю Вас, я в этом ни черта не смыслю, — успокоил Томми, доставая из аптечки какую-то красную пилюлю и протягивая капралу.

— Что это? — не понял Монг, разглядывая пилюлю.

— Анальгетик, — уверенно ответил Томми.

Эзекиль взял таблетку и закинул её в рот. Через десять минут боль и правда притихла, хотя полностью и не прошла. Захотелось спать. Усталость и запредельное переутомление, вместе с красной пилюлей, затянули капрала вязкое болото дремоты.

Глава 3 «Гори, еретик!»

Поспать удалось не долго, полчаса, не больше. Пилюля быстро прекратила своё действие и порезанное плечё вновь начало аккомпанировать раздробленным рёбрам. Проснувшись, наглая боль поспешила разбудить и своего капрала. Всё остальное время, до самого вечера, Эзекиль молча смотрел на танцующее пламя висящего на стене факела. Искр много, а света мало. Желто-оранжевые языки огня дрожали, порождая тем самым причудливые тени. Тени бегали по всему бункеру, словно живые. На секунду Монг почувствовал себя средневековым рыцарем прошлой эпохи. Он представлял, что сидит в древнем замке, где вот-вот начнётся бал. Представлял, как открывается дверь и в окутанный полумраком зал входят гости. Прекрасные дамы в пышных платьях, сопровождаемые статными кавалерами. Воображая, что он тоже танцует и кружится в вальсе с одной из этих дам, капрал мечтательно закрыл глаза.

Но потворствующую разыгравшейся фантазии тишину, нарушил грозный голос толстяка:

— Слышите? По-моему всё.

Сидящие рядом с ним солдаты взволнованно переглянулись. На их лицах появилась тревога, словно кто-то отдал приказ к наступлению. Возившийся со своими вонючими портянками Томми, задумчиво задрал голову. Все жадно вслушивались в тишину. И правда, звуки взрывов, что грохотали всё утро и весь день, наконец-то утихли. Утихли, словно их и не было вовсе.

Капрал задумался. Сколько же солдат погибло в этом наступление? Сотни? Тысячи? Да и вообще, осталось ли ещё что-то от грозного авангарда? Или они единственные из целой армии, кто сумел уцелеть? Если это так, то он и вправду начнёт верить в судьбу.

— Артиллерия заткнулась! Значит, Сигилиус всё-таки отступил, — радостно воскликнул Томми, уставившись на капрала, словно ожидая от него ответной реакции.

Но Эзекиль ничего не ответил. Он по-прежнему разглядывал факел, словно ожидая от него предзнаменования или какого-то другого знака судьбы. Судьбы, вера в которую становилась всё крепче.

— Нужно идти. Сейчас или никогда, — шустро вскочив со скамейки, толстяк направился к дверям.

— Подожди! Если идти, то идти всем вместе, — окликнул его Томми, поднимаясь с пыльного пола.

— Тогда поторапливайся, — злобно бросил один из поравнявшихся с толстяком солдат.

— Ваше благородие, идёмте скорее! — Томми протянул руку обессиленному капралу.

Монг взглянул на него снизу вверх глазами полными усталости и какой-то обречённости.

Поднявшись на ноги, Эзекиль закряхтел от невыносимой боли в груди. Он чувствовал, как хрустят его рёбра. Хрустят при каждом движение, при каждом вздохе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну что, все готовы? — строго уточнил толстяк, уставившись на капрала, что еле стоял на ногах.

— Вот, оденьте Ваше благородие. Не весть что, но хоть какая-то защита. — Томми протянул Эзекилю его каску.

Капрал взял каску в руки и затем вернул её себе на голову.

Толстяк пыхтел от нетерпения и недовольства, явно не желая ждать нерасторопных сослуживцев.

В ту же секунду, откуда-то снаружи, раздался оглушающее громкий голос, по-видимому, доносящийся из громкоговорителя Иерихонской системы оповещения. Голос шипел статическими помехами и здорово искажался, но даже так было понятно, что он принадлежит очень суровому и бескомпромиссному человеку.

— Внимание внешним рубежам! Немедленно ретироваться в твердыню! Обеспечить подачу липтриона в траншеи! — Быстро и по-военному лаконично приказал таинственный голос, после чего эфир заполонили помехи, и связь была отключена.

— Это ещё что за нахрен? — в негодование, тряся винтовкой, спросил толстяк.

— Это громкоговорители, что бы отдавать приказы и координировать тактику. Очевидно же, разве нет? — ехидно улыбаясь, произнёс Эзекиль.

— Очевидно, что этот козёл приказал им отступить в крепость. Но вот нахрена это делать, когда Сигилиус тоже отступает? И что ещё за липон, лирон тьфу… — раздосадованный толстяк сплюнул себе под ноги.

— Надо убираться отсюда. Их военачальник, слишком не предсказуем, — снимая винтовку с предохранителя, добавил Томми.

— Давно уже пора! — встрял один из стоящих рядом с толстяком солдат.

— Ладно, пошли, — согласился Эзекиль, понимая, что ситуация действительно странная.

Толстяк кивнул и направился к выходу. Подойдя к стальной двери, он рывком дёрнул за ручку. Петли заскрипели и дверь распахнулась. Толстяк уже было хотел выходить, но тут же замер в недоумение.

Прямо за порогом стояло нечто. Высокий силуэт в распахнутом, чёрном балахоне, накинутом поверх необычной и хитро устроенной брони. Блестящая серебром броня покрыта замысловатыми клапанами, то и дело стравливающими сжатый воздух. Сеть сочащихся конденсатом трубок, говорила о том, что у этой брони имеется мощная система охлаждения. Лица у силуэта не было, вместо него на толстяка смотрела грозная маска. Маска с массивным, встроенным в неё респиратором и круглыми линзами визоров. Жутковатая маска была частью герметичного шлема, полностью закрывающего голову неведомого незнакомца. Да и вообще, весь его костюм был герметичен. Ни малейшего зазора. Все его элементы и сочленения плотно прилежат друг к другу, полностью изолируя своего хозяина от внешнего мира.

На голове у незнакомца был высокий, остроконечный колпак из плотной, чёрной ткани. На колпаке изображена красная христаграмма, что совершенно точно являлась символом жречества. В руках незнакомец сжимал гротескного вида оружие, состоящее из двух линкованных труб. От этого оружия к весящему за спиной металлическому баллону, тянулся гофрированный шланг.

Оцепеневший от неожиданности и ужаса толстяк принялся пятиться назад, не спуская глаз с жуткого гостя.

— Гори, еретик! — Раздался многократно искажённый статикой помех голос и в бункер с шипением ворвался столб огня.

Освещающее недра фортификации пламя, моментально поглотило обескураженного толстяка и двух стоящих рядом с ним солдат. Эзекиль, забыв о мучающей его боли, спешно отпрыгнул назад и поспешил закрыть лицо руками, пытаясь защититься от нестерпимого жара.

Раздались истошные крики объятых пламенем солдат. Монг даже и подумать не мог, что суровый толстяк может так вопить.

Те жалкие секунды показались капралу вечностью. Крики заживо сгорающих людей проникали глубоко в мозг, наполняя его едким ужасом и отчаянием. Запах жжёной плоти ударил в нос.

— Очистись, богохульник! — послышался искажённый статикой, еле различимый на фоне истерических криков голос.

Затем, в бункер ворвалась очередная струя всепожирающего огня. Стало трудно дышать. Невыносимый жар нарастал, давая понять, что смерть неотвратима. И не просто смерть, а самая жуткая и ужасная, какую только можно представить. Тем временем крики солдат прекратились. Их обугленные, объятые пламенем тела лежали на полу, застывшие в ужасающих, скрюченных позах. Эзекиль поспешил подняться на ноги, намереваясь бежать. Он не знал, куда именно ему нужно бежать, но инстинкты кричали, что куда бы он не побежал, всё это будет лучше, чем остаться в этом крематории. Пламя объяло стены и пол. Топливо, что использовали в своих огнемётах жрецы, продолжало упорно гореть, превращая гранитный бункер в раскаленную печь.