Дядя самых честных правил 4 - Александр Горбов

огнём орудий, пока я помогал нашей пехоте.

— Докладывайте.

— Три вражеских орудия поражено нашим огнём. Остальные пушки прислуга отвела за холм. Атаковать их не имеется никакой возможности! Разрешите прекратить огонь.

— Вольно, господин прапорщик. Прекратите, раз такое дело. Разрешаю.

Юноша щёлкнул каблуками и умчался к орудиям. А на меня навалилась усталость, и я присел на лафет «близнят». Кажется, отбились на этот раз.

* * *

Пока пруссаков не было видно, я занялся проблемами батареи. Отправил трёх контуженых фейерверкеров в лазарет, организовал горячий обед, чтобы люди восстановили силы, и послал в штаб корпуса посыльного с донесением о положении дел. Увы, ответа от командования я не получил.

Последняя атака пруссаков случилась уже под вечер. Они вяло попытались зайти на нас рассыпным строем, но получили десяток залпов картечи, а Тобольский полк отогнал их несколькими залпами. Враг откатился к холму, а потом и вовсе ушёл за мост, впрочем, держа строй и подняв знамёна. В семь вечера битва при Пальциге окончилась нашей уверенной победой.

Я собирался уже скомандовать отход в лагерь, как рядом с батареей показалась группа конных офицеров. В сумерках сложно было разобрать, кто к нам едет, и только на расстоянии десятка шагов я увидел среди них Суворова. Он делал «страшные» глаза и взглядом указывал на всадника, ехавшим первым.

Нет, это не Фермор, его я видел в штабе и запомнил. Этот же — невысокий, седой, в мундире без всяких украшений и в простой треуголке. Но взгляд был пристальный и внимательный. Неужели сам Салтыков? Вытянувшись по стойке смирно, я громко выкрикнул:

— Ваше Высокопревосходительство! Капитан-поручик Урусов. Разрешите доложить обстановку во вверенной мне батарее.

Глава 4

Франкфурт-на-Одере

Генерал-аншеф Салтыков внимательно выслушал мой доклад. Он не перебивал, не спрашивал, а только медленно кивал и недовольно поджимал губы, когда слушал про потери шуваловских батарей и ранение Корсакова. Про разбитый эскадрон гусар я упомянул вскользь, мол отбились орудийным огнём. Выпячивать успехи и привлекать к себе внимание сейчас лишнее.

— Очень хорошо, капитан-поручик.

Голос у Салтыкова был добрый, почти ласковый. Создавалось впечатление, что передо мной не боевой генерал, а добрый дедушка, приехавший проведать внуков.

— Урусов, верно?

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство.

— Князь?

— Никак нет.

— Урусов, — Салтыков задумчиво пожевал губами, — Урусов.

Он тронул поводья и подъехал ко мне почти вплотную. Наклонился в седле и тихо спросил:

— А не тот ли вы Урусов, что стрелялся в Москве с моим троюродным племянником?

Ёшки-матрёшки! Я даже не вспомнил про того хлыща, когда услышал фамилию командующего. А ведь Салтыковы — род не из последних, судя по всему. И что, мне теперь ждать от генерала мести за родственничка? Впрочем, гнуться и лебезить я в любом случае не собирался.

— Я, Ваше Высокопревосходительство, — без тени страха я посмотрел генералу в глаза. — Было дело.

Он покачал головой и улыбнулся одними уголками губ.

— Да вы герой, капитан. Такую выдержку редко встретишь: другие на вашем месте его бы убили. И сегодня на батарее перед гусарами не дрогнули. Молодец, капитан!

Салтыков выпрямился в седле и громко заявил:

— До излечения майора Корсакова назначаю вас командиром батареи, капитан! Командуйте! Постарайтесь и дальше не уронить честь русского офицера.

Конь генерала двинулся лёгкой рысью от меня прочь, а за ним и вся остальная кавалькада всадников. На ходу Суворов одобрительно кивнул мне и унёсся вслед за командующим.

В некотором недоумении я смотрел вслед Салтыкову. И как прикажете это понимать? Он меня наказал таким образом? Или, наоборот, поощрил? Ничего, что я фейерверхмейстер, а не строевой офицер? И вообще, не имею понятия, как командовать целой батареей по местному уставу. Тьфу!

Собрав волю в кулак, я подавил раздражение, развернулся и пошёл к солдатам, внезапно ставшими моими подчинёнными. Придётся разбираться со спецификой русской армии на собственном опыте.

* * *

Всё оказалось не так уж и сложно. Контакт с унтерами у меня был налажен, а они свою работу знали на совесть. Молодых прапорщиков я тоже озадачил, назначив каждого ответственным за одно орудие. А нечего прохлаждаться, пока я занимаюсь общими вопросами!

На следующий день я съездил в госпиталь и проведал раненого Корсакова. Майор выглядел бледновато, но держался молодцом.

— Положитесь на моих артиллеристов, — он похлопал меня по руке, — всё сделают, не подведут. Вы, главное, с провиантмейстерами договоритесь. С ними чуть не доглядишь, обязательно «забудут» вовремя подвезти.

— Всё сделаю, Иван Герасимович, не беспокойтесь. Доктора что говорят? Когда обещают вас отпустить?

Корсаков сделал скорбное лицо.

— Ох, не знаю, Константин Платонович. Эти коновалы до смерти залечат, если не сбежишь от них вовремя. При первой же возможности выберусь отсюда.

Да уж, я его прекрасно понимаю — уровень медицины везде такой, что проще самому помереть. Полевые хирурги ампутации хорошо делают, а в остальном ужас-ужас. Про зубы даже говорить страшно! Ходили слухи, что есть умельцы из Талантов, кто занимается действенным лечением, но я с такими уникумами не сталкивался.

На обратном пути из госпиталя я сделал крюк и заехал туда, где на правом фланге шёл магический бой. Ну что сказать — просто замечательно, что я был далеко отсюда. Деревню возле реки сравняли с землёй, оплавив камни фундамента до блестящей стеклянной корки. Сколько же здесь магов было? Даже представить страшно, если бы Салтыков не угадал направление магического удара и не послал сюда наши Таланты.

Возвращаясь на батарею, я раздумывал над своим положением. Обещание закончить войну я собирался сдержать. Никак не хотелось сидеть в войсках несколько лет. А значит, надо ударить в самое уязвимое место пруссаков — в великого и ужасного Фридриха. Вариантов, как это сделать, было несколько, инструментов тоже, так что надо держать наготове их все и применить по обстоятельствам.

* * *

Через два дня, приведя войска после битвы в порядок, Салтыков приказал армии выступать на запад. По слухам, ходившим среди офицеров, возле Франкфурта-на-Одере мы должны соединиться с австрийцами. Кто-то радовался такому повороту, мол, навалимся и дожмём пруссака. Другие, наоборот, особого воодушевления не испытывали — союзнички были трусоваты и предпочитали отступать, а не давать генеральные сражения. В эти споры я не вмешивался, готовя вместо этого оружие на привалах: зарядил Печати на пушках, добавил хитрых связок на «близнятах» и, самое главное, вплотную занялся некоторыми сюрпризами для противника.

Во-первых, сделал лично для себя снайперский «огнебой». Полностью переделал ружьё, заменив Печать на самую мощную и разрисовав ствол Знаками. А сверху прикрутил магооптический прицел, позволявший разглядеть клюв воробья в пяти верстах. Пожалуй, на таком расстоянии я вряд ли сделаю точный выстрел, но шишку за три версты сбить получилось.

Во-вторых, я зарядил работой батарейных кузнецов. Конструкцию заказал им не слишком сложную, но достаточно массивную. Я не требовал качества или хорошего металла, а только сделать прототип. Если задумка получится, у меня появится ещё один козырь к следующей битве. Для этого железного конструкта я наложил Знаки на хрустальную призму, захваченную из дома, и сделал ещё три «огнебоя». Но в целый механизм пока не собирал, ожидая сражения.

* * *

Мы заняли Франкфурт-на-Одере, а через день подошли австрийцы. Командующие обеих армий устроили небольшой смотр войскам и сделали холостой залп из пушек в честь такого события. А затем всё замерло, войска сидели в полевом лагере, и никакого движения, будто войны с Фридрихом нет вовсе.

Я съездил в штаб корпуса, нашёл Суворова и уточнил, чего мы ждём и к чему готовиться.

— Не знаю, — развёл подполковник руками, — Салтыков требует у австрияков идти на Берлин, а они не хотят. Предлагают отойти в Силезию, трусы несчастные.

Мне такой расклад не понравился совершенно. Да сколько можно! Эдак мы с пруссаками лет семь воевать будем, туда-сюда бегая.

— Может, сами Берлин возьмём? — предложил я шутливым тоном. — Даст нам Фермор полк драгун на такое дело? Рядом же, практически всего-то сотня вёрст.

Суворов посмотрел на меня с подозрением, будто я прочитал его мысли.

— Не даст, — он поджал губы, — уже спрашивал. Союзники не позволят, большая политика, чтоб её.

— А зачем у них спрашивать? — я улыбнулся. — Скажем, что случайно взяли. Адъютант, к примеру, не так приказ передал. Возьмём, а там будет поздно возвращать.

Покачав головой, Суворов ничего не ответил. Но сомнение я в него заронил, и этого было достаточно. Полка драгун, чтобы оккупировать город, естественно маловато. Но если ворваться на чистом нахальстве, взять верхушку города