Завещание английской тетушки - Мила Серебрякова

Внутренний голос запротестовал: «Ты ничегошеньки не знаешь об убитой, а посему не можешь обвинять или оправдывать людей, руководствуясь их внешними данными и наличием купюр в кошельке».

Свернув за угол, Катарина увидела группу «согревающихся» граждан. Трое красноносых мужиков и две тетки неопределенного возраста закусывали дешевую водку ломтиками колбасы, покоящейся на коробке из-под бананов.

Кашлянув, Катка спросила:

– Скажите, кто-нибудь из вас был знаком с Аллой Денисовной?

Высокий дядька в объеденном молью тулупе икнул и уставился на Копейкину мутными глазами.

– С Алкой все были знакомы.

– Поминаем сейчас Денисовну, – пискнула продрогшая бабенка.

– Тогда мне надо с вами поговорить.

– А ты кто? – прогнусавил низкорослый толстяк. – Из газеты, что ли?

– Ага, – подхватила тетка, – «Москва и москвичи».

Выпивохи мерзко заржали.

– У Аллы были родственники? – Катарина старалась не реагировать на хамство.

– Не было! – гаркнула бойкая алкашка.

– А ты откуда знаешь? – усмехнулся низкорослый.

– Алка мне сама рассказывала.

– Да ладно тебе заливать! Алка с нами не зналась. – Толстяк подошел к Катке вплотную, положил руку ей на плечо и, кивнув в сторону серого здания, заявил: – Топай туда, в винный магазин. Три года назад Алка там продавцом работала. В нашу компанию она не входила, у нее свои друганы имелись.

– Вот и вали к ним, – огрызнулась тетка, – не фига нам поминки портить.

Толстяк выругался.

– Не обращай на Дуську внимания, она дура.

– Ты рот-то закрой, а то ща по мордам схлопочешь! – мило откликнулась алкашка.

Послав собутыльницу на три веселых, толстяк продолжил:

– Тебе нужны Танька-Фонарик и Борька Змей Горыныч.

– Кто? – Катарина отшатнулась.

– Да ты не смотри на меня так, я серьезно. Ступай к магазину, Фонарик с Борькой тама ошиваются.

Под взрыв пьяного хохота Копейкина поплелась к винному.

У входа толпились такие же жертвы горячительных напитков. Постояв в раздумьях минуты две, Катарина захотела уже плюнуть на все и вернуться домой. Но вовремя вспомнила умоляющий взгляд Арсения, и внутри ее что-то щелкнуло. «Ну уж нет, – сказала она самой себе, – если взялась за собственное расследование, то будь добра довести его до конца».

Вдохнув полной грудью морозного воздуха, Ката заголосила:

– Товарищи, кто из вас Танька-Фонарик и Борька Змей Горыныч?

Полагая, что пьянчуги обязательно поднимут ее на смех, она на всякий пожарный отошла на два шага назад. Но никто не засмеялся. Напротив, у всех были такие лица, будто здесь собрались не любители выпить, а по меньшей мере академики, готовящиеся к важному выступлению с трибуны.

Когда из толпы вышло «нечто», Катка сразу поняла – это Танька-Фонарик. Под глазами «красавицы» сияли два иссиня-черных «фонаря». Перекатывая во рту жвачку, Танька пробасила:

– Ну и че дальше? Какие дела у нас с тобой?

– Вы Фонарик?

– Не звезди зря, Фонарик я, Фонарик.

– А я Змей Горыныч, – прохрипел высоченный бугай в полинялой шапке-ушанке.

– Вы мне очень нужны, – затараторила Катка, – дело касается Аллы Денисовны.

Татьяна шмыгнула носом, быстро покосилась на Бориса и тоном, не предвещающим ничего хорошего, заявила:

– Я ничего не знаю, ничего не видела, и вообще иди своей дорогой.

– Я заплачу, – выпалила Катка.

– Платить будешь в магазине, – последовал ответ.

– Тогда куплю вам выпить.

– Во, блин, приставучая! Ну так че хошь от нас?

– Поговорить. Это очень важно.

Татьяна велела Борису отойти, а сама, подойдя к Копейкиной, зашептала:

– Алка была законченной стервой. Я с ней с самого лета в контрах. Поняла?

– А почему в контрах?

– Ха! Она у меня мужика отбить хотела. Борьку, чтоб его. В июне его день рождения праздновали, собрались у нас, сидим, гудим. А потом я на минутку из комнаты вышла, а когда вернулась, смотрю: она… – Татьяна начала выражаться непечатными словами. – В общем, Алка к Борьке прижималась. Стерва старая! Представляешь, полтинник справила, а к молодым лезла… А мой козел лыбится, ему-то приятно. Ну я ей, сучке, и устроила веселенькую жизнь – за шкирдон схватила и с лестницы спустила к такой-то матери. Все! С тех пор мы со стервой даже не здоровались. Она для меня умерла.

– А до ссоры вы тесно общались? Что вам известно про Аллу?

– Алка – одна из нас. Баба, у которой на первом, пятом и десятом месте водяра. Вот и весь сказ, коротко и ясно. Родни у нее нет, жила, как крыса, иной раз пожрать к нам с Борькой прибегала. Как из магазина турнули, так нигде больше и не работала. Сказочница хренова…

– Почему сказочница?

– А сказки Алка любила рассказывать. Нафигачится – и давай пургу гнать, дескать, раньше была богата, имела то да се. Тоже мне, Андерсен местного розлива… Ты прикинь, Алка говорила, что когда-то жила одна в шестикомнатной квартире в самом центре Москвы! – Танька засмеялась. – Ну абзац полный! Шестикомнатная квартира… Я прям уссывалась, когда ее сказки слушала. Бабища ходит в рванине, по помойкам лазит, а фантазия о-го-го. Как наклюкается – пошло-поехало.

Борис подошел к супруге и зачастил:

– Танюх, время поджимает, пора по квартиркам.

– Ща, погодь, не вишь – разговариваю.

– Не успеем, Ленка может заявиться.

– Я ей заявлюсь! Урою, под асфальт закопаю…

Борис выудил из мятой пачки папироску. Прикурив, начал канючить:

– Танюх, пошли, опоздаем.

Сплюнув, Танька-Фонарик смилостивилась:

– Достал. Ладно, потопали.

Махнув Катке, Татьяна проговорила:

– Можешь с нами пойти, по дороге договорим.

Пока они шли к первому подъезду, бывшая подруга Аллы гудела:

– Не люблю я баб, которые на чужих мужиков заглядываются. Если знаешь, что не твое, на хрена губищи раскатываешь? А Алка знала, что Борька чужой, так нет, решила, стерва, меня рогоноской сделать.

– Кончай про Алку базарить! – озлобился Борис. – Хоре покойнице кости перемывать!

– Заткнись, защитник. А я буду ей кости перемывать, буду! Она мне на больную мозоль наступила, так пусть теперь тама за грехи расплачивается. А тебе я вот что скажу, – Татьяна поманила Катку пальцем. – Арсений ее убить не мог.

– Конечно, не мог, – оживился Борис.

– Он же интеллигенция, у него высшее образование имеется. Уважаю я Арсения, как человека уважаю. Редкостной породы мужчина. Остальные-то козлы, – последовал кивок в сторону Бориса, – с бабой драку могут затеять, по шеям ни за что ни про что надавать, а он… У… он ни в жисть.

Остановившись у первой квартиры, Борис надавил на кнопку звонка.

Не понимая, для чего ее взяли с собой, Катка стояла у лестницы, ожидая развития событий.

Дверь открыл упитанный мужчина лет сорока. При виде «сладкой парочки» он невольно сморщил нос. А Танька заголосила:

– Здравствуйте! Извините, что беспокоим, но у нас горе большое случилось! Аллочку из пятого подъезда знали? Так померла она, подруженька моя родненькая… Убили ее! В страшных муках на тот свет моя милая отправилась. Родственников нет, хоронить Аллочку не на что. Помогите чем можете. Хоть рублик, хоть полрублика…

– На похороны дать – святое дело, – подал реплику и Борис.

Хозяин квартиры кивнул и, попросив подождать, хлопнул дверью.

Танька заулыбалась.

– В доме триста квартир, если соберем рублей по пять с хаты, получается… О!

– А кому вы собираетесь отдавать деньги? – ляпнула Копейкина. – Ведь родственников нет.

Прежде чем рассмеяться, Танька долго смотрела на Бориса, а потом супруги на пару сложились пополам от душившего хохота.

– Ну ты и деревня. Это ж обычай такой: когда в доме кто-то умирает, принято собирать деньги – на венки, цветы, поминки и так далее. Алку государство похоронит, значит, собранные деньги мы на сабантуй потратим.

– Помянем в лучшем виде, – веселился Борис.

Появившись на пороге, мужчина протянул алкашам две десятирублевые купюры.

– Спасибочко вам, добрая вы душа. Боженька вас отблагодарит на том свете, – забормотала на два голоса парочка.

– Идите, идите, – махнул рукой жилец.

– Благодарствуем.

Прежде чем надавить на звонок второй квартиры, Танька-Фонарик пробормотала:

– Жмотяра! У самого живот до колен свисает, а дал два червонца. Мог бы и полтинничек вынести. Тюлень вяленый!

Сбежав вниз по ступенькам, Катка обернулась и задала последний вопрос:

– Алла не упоминала, где проживала до переезда в ваш дом?

– Ну я же говорю: она утверждала, что в шестикомнатной хате хозяйничала. У тебя чего, уши ватой забиты?

– Где территориально?

– Елки вы мои палки! Опять двадцать пять… Ты чем меня слушала? Задним местом? Брехня все это, понимаешь, брехня! Не было у нее отродясь собственной квартиры. Откуда сюда пришкандыбарила, понятия не имею. Наверняка из такой же коммуналки.

– А мож, и была у нее хатка, только однокомнатная, – предположил Борис. – Денег на водку не хватало, вот и обменялась.