Сокровища Кряжа Подлунного - Иван Сибирцев

Это событие могло бы стать великим праздником в истории человеческого знания. Но в Западном мире — мире крови, насилия и войны — целям войны подчинили и это открытие. Так поднялся над миром призрак атомной смерти.

Но, к счастью для всего человечества, в те дни вольный ветер с Востока — ветер человеческого счастья, мира и коммунизма уже одолевал тлетворный ветер с Запада. И весной 1956 года, когда металлисты и докеры Англии на своей окутанной серыми туманами и фабричным дымом земле приветствовали коммуниста № 1 Никиту Сергеевича Хрущева, в просторном конференц-зале атомного центра в Херуэле советские ученые информировали своих английских коллег о первых советских опытах по мирному энергетическому использованию термоядерных реакций. Правительство страны, первой на земле шагнувшей в будущее, первым на Земном шаре рассекретило эти опыты, несущие благо и счастье всему человечеству.

Булавин чувствовал, что исторический экскурс в его сообщении несколько затянулся, но Виктор Васильевич не мог без волнения вспоминать о прошлом. И хотя Булавин понимал, что несколько отвлекся от темы, в зале стояла сосредоточенная тишина. Волнение докладчика передалось и слушателям. Ведь все они, кто находился сейчас в этом зале, — и руководители государства, и академики, и министры — все они, кто в юности, как Булавин, кто в зрелые годы были солдатами священной войны с фашизмом. Они знали войну, знали и помнили ее кровавую поступь. Они были сынами одной страны, бойцами одного лагеря. Все они жили, трудились, боролись во имя окончательного избавления людей от войн, нищеты, нужды и бесправия. Борьбе за счастье людей была посвящена их жизнь, только о человеческом счастье говорили в этом историческом зале.

Булавин говорил о том, что стало делом всей его жизни. Он вспомнил первые установки, где велись опыты с раскаленной до звездных температур плазмой. Известную всему миру «Огру», восхищавшую ученых всех стран в конце пятидесятых годов. Теперь «Огра» — эта прабабушка новейших экспериментальных установок — давно уже стала музейным экспонатом. На смену ей пришли установки более совершенные.

Далеко с тех дней продвинулись советские ученые. Были найдены способы и режимы нагрева плазмы до температуры в десятки миллионов градусов, способы изоляции плазменного шнура от взаимодействия со стенками установок. Уже рождались проекты первых термоядерных электростанций.

— Так чего же вам все-таки не хватает? — напомнил, наконец, о своем вопросе председательствующий.

— Многого, — задумчиво отвечал Булавин. — Прежде всего, нет пока надежного стенового материала для будущего термоядерного реактора. Нет пока достаточно надежного и легкого материала для борьбы с излучениями. Все еще несовершенна и очень дорога технология получения трития — важнейшего компонента плазмы. Нужна, наконец, более широкая экспериментальная база. Много неясностей в конструкции реактора и в его энергетических возможностях…

Булавин называл и многие другие нерешенные еще проблемы, трудности, стоящие на пути полного укрощения термоядерных реакций, на пути создания электростанций мощностью в миллиарды киловатт, на пути сотворения человеком своих Земных Солнц.

Теперь вопросы звучали все чаще. Виктору Васильевичу пришлось рассказать обо всем, чем жил он долгие годы. Реплики и вопросы сидевших за столом президиума свидетельствовали о том, что они во всех деталях и подробностях были осведомлены о планах Булавина, о его успехах и неудачах.

Наконец, Булавин умолк, в зале воцарилась напряженная тишина.

— И что же дальше? — с интересом спросил председательствующий.

— Дальше? Дальше нужно продолжать эксперименты, всемерно расширить их, — ответил Булавин.

— Согласен: продолжать, расширять. А где? — вновь быстро спросил председательствующий.

— Очевидно, в институте, — чуть пожал плечами Булавин.

— Согласен и с этим — в институте, — живо отозвался председательствующий. — Но вот где, в каком институте? — жестом остановив приготовившегося ответить Булавина, председательствующий встал, вышел из-за стола и, остановившись рядом с трибуной, заговорил, обращаясь уже ко всему залу:

— А если, товарищи, проверку теоретических расчетов и данных ограниченных лабораторных опытов, — председательствующий чуть выбросил вперед руки, — нам перенести сразу в естественные, так сказать, полевые условия, на природу?

Председательствующий, увлеченный своей идеей, заговорил горячо, убежденно:

— Пусть тепло и свет вашего, товарищ Булавин, искусственного Солнца согреют нам хотя бы один квадратный метр почвы, вырастят хотя бы один колос, один цветок. Пусть хотя бы на одном квадратном метре земли будет уголок, независимый от капризов естественного солнца, пусть человек создаст хотя бы крохотный, но собственный, им порожденный мир. Мне кажется, что вы уже сейчас в состоянии это сделать, а такая скромная частная, на первый взгляд, удача, не явится ли она лучшим доказательством вашей правоты, не окрылит ли она вас на достижение новых, более весомых успехов…

Заражаясь взволнованностью и убежденностью председательствующего, Булавин, вначале смутившийся и не знавший, что ему делать: сойти ли с трибуны или продолжать оставаться на ней, быстро произнес:

— Мы — ученые давно мечтали о такой проверке, как вы говорите, на природе, но где, где можно осуществить такую проверку?

— Где? — переспросил председательствующий. И в свойственной ему быстрой и энергичной манере ответил:

— В Сибири! Только в Сибири, товарищ Булавин.

Тогда один из сидевших за столом президиума повернулся к председательствующему и, как бы проверяя свои мысли, негромко произнес:

— Если подумать в этом плане о Крутогорье?

Почувствовав по одобрительным кивкам, что высказал общую мысль, он поднялся и заговорил:

— Недавно мы получили ходатайство Крутогорского обкома партии, товарищи просят усилить работы по изучению области, ускорить ее развитие. А дело это — стоящее. Крутогорье, как уверяют геологи, — удивительная кладовая природных богатств Расположен этот район в Северной Сибири, почти у Полярного круга. Ясно, что в тепле Крутогорье нуждается сильнее многих других областей страны. Крутогорская земля, если ее отогреть, дать ей те миллиарды киловатт энергии, о которых говорил здесь товарищ Булавин, вознаградит нас такими дарами, таким обилием металлов, химических продуктов, что перед ними все древние сказки померкнут.

Сторонник Крутогорья умолк. Наступила короткая пауза.

— Вот там, в Крутогорье, и надо открыть филиал института Булавина, — заговорил опять председательствующий, все более воодушевляясь. — Или еще лучше — не филиал, а самостоятельный институт. И не только сверхвысоких энергий, как здесь, в Москве, а комплексный, поставить перед его коллективом задачу не просто создать рабочий вариант термоядерного реактора, но и действительно зажечь над этим районом Сибири наше Земное Солнце, отогреть Крутогорье, превратить его в цветущий сад. И пусть одновременно занимаются возможностями изменения структуры различных атомов посредством контролируемых излучений, пусть думают о том, как посредством атомной энергии проникнуть в недра земли и без дополнительных процессов прямо из земли взять нужные нам металлы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});