До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове - Георгий Метельский

— В Балаханских мастерских Нобеля… Слесарь я.

— В Балаханах скоро своя библиотека откроется. А здесь мы черногородских обслуживаем.

— Я от «интеллигента», — сказал Фиолетов, инстинктивно переходя на шепот.

Библиотекарша улыбнулась, и на ее щеках появились две ямочки.

— Что-то он давно не заходил. Здоров ли?

— Здоров. Я его вчера видел.

— Увидите еще — передайте, пожалуйста, пусть зайдет. А вас я сейчас запишу. Ваше имя, отчество, год рождения, фамилия? Восемьдесят четвертый? — удивилась она. — Выглядите вы еще моложе.

— А как вас величать? — спросил Фиолетов.

— Лидия Николаевна… Вот мы и познакомились, Иван Тимофеевич.

— Да какой я Тимофеевич. — Фиолетов смутился. — Просто Ваня.

— Тогда уж лучше Ванечка. Вы знаете, к вам как-то удивительно подходит это уменьшительное имя.

Библиотекарша Фиолетову понравилась. Было в ней что-то от его школьного учителя, этакая мягкость в обращении, основательность, доброта.

— Что бы вы хотели почитать, Ванечка? — спросила она.

— Это уж что вы мне посоветуете. Я читал мало, совсем мало…

— Ничего, это дело поправимое. На первый раз я вам предложу…

— Да, совсем забыл, — перебил Фиолетов, — Щедрина у вас что-либо есть?

…Из библиотеки он ушел нагруженный большой стопкой книг, и всю дорогу мечтал о том, как, придя домой, он сначала полюбуется этим вдруг привалившим богатством, посмотрит картинки, а потом, пододвинув к постели лампу, начнет читать.

— Батюшки-светы! Да откуда у тебя столько книжек? — удивилась мать. — Неужто деньги на них истратил?

— А что, если б и истратил? Книги ведь, — весело ответил Фиолетов. — Не картошка.

— То-то и оно, что не картошка. Без картошки, Ваня. не проживешь, а без книжек я жизнь прожила. И ничего.

— Но беспокойся, мать. Целы деньги… В библиотеку я записался. Там бесплатно книжки дают читать.

— Ну, это хорошо, ежели бесплатно. — Мать успокоилась.

Отчима не было, — наверно, опять забрел к дружкам в казарму, сестренка Анюта спала, и Фиолетов раскрыл томик Щедрина.

— Спать бы ложился, а то завтра не встанешь, — сказала мать.

— Ничего, встану.

В Туголуково она обязательно заметила бы, что нельзя так долго жечь лампу, накладно, но здесь керосин стоил дешевле хорошей воды и его не очень берегли.

Отчим пришел поздно, как всегда навеселе, буркнул что-то невнятное про пожар, который обязательно будет, если опрокинуть лампу, и залез под одеяло.

А Фиолетов все читал, никак не мог оторваться, и утром взял с собой на работу книжку — авось удастся докончить в обед.

…До гудка еще оставалось несколько минут, и он успел рассказать Вацеку про библиотеку и симпатичную библиотекаршу.

— Ты знаешь, у этого Щедрина есть еще сказки, — сообщил Фиолетов тоном человека, сделавшего великое открытие.

Вадек улыбнулся.

— Знаю, Ванечка. Читал.

— Вот как? Ты, может, и «Севастопольские рассказы» графа Льва Толстого читал?

— Нет, этого не читал. «Войну и мир» читал, а рассказы — нет.

— Прочитай. Я принесу… Послушан, Иван Прокофьевич, ты, часом, не скажешь, где мне товарища Авеля увидеть? Библиотекарша велела передать ему, чтоб он к ней зашел. Срочно. Говорит, для него кое-что интересное есть. Наверно, книжки.

— Книжки? Это хорошо!.. А товарища Авеля, пожалуй, я раньше тебя увижу.

Глава третья

Ольга не всякий раз приходила на занятия кружка, но сегодня пришла.

Последнее время Фиолетов стал ловить себя на том, что подозрительно часто думает о ней. Даже читая, он вдруг замечал, что порой совершенно не помнит содержания целых страниц — о чем они. В это время его мысли были заняты Ольгой. На улице, заметив впереди женщину, хоть немного похожую на нее, он убыстрял шаги, догонял, осторожно заглядывал в лицо и, убедившись в своей ошибке, отставал, разочарованный. Опять не она.

Но сегодня Ольга пришла, и он уселся напротив.

Нет, она не выглядела писаной красавицей, однако было в ней что-то такое, что обращало на себя внимание и заставляло смотреть именно на нее. Тяжелые темно-русые косы обвивали голову, красиво оттеняя высокий, чистый лоб. Большие карие глаза смотрели открыто, и от всего ее облика, от статной фигуры веяло уверенностью и спокойствием. Одета она была очень просто, даже бедно: длинная суконная юбка почти до пят, белая кофточка с пышными рукавами и стоячим воротничком, наглухо закрывавшим шею, вишневого цвета платок, наброшенный на покатые плечи…

Кто она такая, откуда, где работает, где живет — ничего этого Фиолетов не знал. «Вот наберусь храбрости и обо всем расспрошу», — решил он.

…Несколько раз за это время «горец» менял место собраний кружка, пока Абдула не предложил свой дом — стоит на самом краю поселка, далеко от полицейского участка, да и к старому Байрамову часто заходят посторонние люди нанять арбу.

Сегодня на занятиях читали и обсуждали последний помер газеты «Искра», и товарищ Авель намекнул, что она хотя и издается за границей, но, возможно, скоро будет печататься здесь, в Баку.

— У меня к вам просьба, товарищ Иван, — сказал он, когда закончились занятия. — Вы не составите мне компанию в следующее воскресенье сходить к одному человеку?

Фиолетов замялся.

— Может быть, я нарушаю ваши планы? — спросил «горец».

— Нет, нет… Я свободен.

У Фиолетова действительно были другие намерения на это воскресенье. Он собирался договориться с Ольгой и провести вместе воскресный день, но отказать «горцу» не хотел да и не мог.

— Я свободен в воскресенье, — повторил он.

— Тогда условимся. Встречаемся в два часа в городе у вокзала. Хорошо?

…Обычно с занятий кружка он возвращался всегда вместе с Вацеком — им отсюда было по дороге, — но сегодня, смутившись и краснея, пробормотал что-то невнятное насчет того, что немного задержится и ждать его не стоит.

Вацек дружески похлопал Фиолетова по плечу.

— Ладно. Беги уж. Видишь, ожидает… — И он показал глазами на Ольгу.

…Они молча шли рядом по узкой тропинке, заменявшей тротуар, и Фиолетов, беспричинно смущаясь, никак не мог начать разговор.

— Сегодня погода хорошая, — выпалил он, краснея от своей беспомощности.

Она улыбнулась и посмотрела на него.

— Разве ты это мне хотел сказать?

— Нет, конечно… — Он вдруг облегченно засмеялся («Чудак, чего стесняешься?») и сказал уже совершенно свободно: — Я хотел предложить тебе съездить вместе в город… Погуляем. На лодке по морю покатаемся…

Она повернула к нему голову.

— Я ведь замужняя, Ванечка…

— Замужняя? — Ему показалось, что он ослышался. — Что ты говоришь?

Она вздохнула.

— Что слышишь… Семнадцати мне не было, когда меня за него выдали. Насильно обвенчали…

— И кто он?

— А тебе зачем это? — Она подняла на него глаза. — Ну, слесарь… Банников по фамилии.

Фиолетов долго молчал, переживая только что услышанное.

— Как же это тебя муж на занятия кружка отпускает? — спросил он.

— Про кружок я ему не говорила… Мне у чужих людей часто приходится бывать… Белошвейка я. Хожу по домам и шью, что закажут.

— Кофточку, что на тебе, сама сшила?

— А то кто же.

Фиолетов погрустнел снова.

— Значит, мне нельзя с тобой встречаться? — спросил он.

— Почему нельзя? Встречайся… в кружке. А вот в город я с тобой не поеду. Мужик у меня больно ревнивый.

Остаток дня Фиолетов ходил сам не свой. Перед сном решил почитать, долго тупо смотрел в раскрытую книжку, думая об Ольге.

— Что с тобой, сынок? — спросила мать. — Уж не захворал ли?

— Да нет, ничего…

— Разве не видишь, мать, влюбился он. — Отчим хохотнул. — Шестнадцать годов стукнуло парню. Самая пора.

— Да ну тебя, дядя Саша! — Фиолетов покраснел и, чтобы скрыть смущение, погасил лампу.

…Читал он теперь очень много, из библиотеки приносил тяжелую стопку книг и, чтобы они не валялись где попало, смастерил полку перед постелью.

Теперь он книги выбирал сам, тем более что по придуманной им системе чтения это не составляло особого труда. Он брал все, что имелось какого-нибудь одного автора, и читал запоем.

Часто среди ночи просыпалась мать и, увидев, что горит лампа, сокрушенно качала головой:

— Все читаешь… Глаза бы свои поберег…

— Ничего им не станет, моим глазам-то.

Иногда среди взятых книг попадались мало ему интересные, вроде романов Шеллера-Михайлова, но он добросовестно прочитывал и это.

— Послушайте, Ванечка, — сказала ему однажды библиотекарша. — Вы действительно читаете все, что берете? — Она достала карточку, в которую записывала взятые пм книги.

— Конечно, Лидия Николаевна.

— Но это же почтп невозможно! Работать с шести утра и до шести вечера, ходить несколько километров от дома до мастерских — и столько читать! Нет, простите, но я вам не совсем верю.