Контрапункт - Татьяна Любецкая

В самый разгар гулянья иногда появлялись плоты, и плотовые при подходе к мостам, озорно поглядывая вверх, на «приличную» публику, брали рупоры и начинали весело перекликаться «по матушке». И тогда публика на удивление быстро редела…

Рассказывая о Петре I, дядя приводил мальчиков в Летний сад, в «Люстгартен с водяными куштанами», и чудились им развеселые шумные пиры с пушечного пальбою да преизрядной огненною потехою, со сладостным пением, трубами да «мусикиею».

Картины Петровских времен, как в сказке, возникали перед ними именно в этом саду. Нельзя сказать, что «таинственный» дядя был настоящим волшебником – они не верили ни в какую магию, – но это было немного и так.

«В те времена в городе еще не построили ни одного моста, – такие невероятные вещи рассказывал дядя Володя, – и гости царских увеселений приезжали в лодках и, привязав их к кольям на берегу, спешили в сад, в летнюю резиденцию Петра Великого…»

В ранние утренние часы они бродили по тенистым аллеям сада, дядя Володя рассказывал и рассказывал, а они тянули к нему свои любопытные мордочки, хотя в конце концов знали эти дядины уроки наизусть…

Совсем особое место в жизни братьев занимал Зоологический музей. Его посещение было таким важным событием, о котором вслух даже говорить не принято. Собираясь туда, мальчики лишь обменивались заговорщическими взглядами: уже скоро! В музее их ждал весь животный мир в чучелах, но больше всего их интересовали хищники: львы, тигры, барсы, акулы, рыба-меч, крокодилы и самая большая змея – анаконда. Их тянуло к хищникам некое смешанное чувство. С одной стороны, это было, бесспорно, восхищение – ведь хищники так красивы! С другой – отвращение к их кровожадности, к убийству. И еще их ужасно волновал такой момент: как же все эти животные – такие большие, сильные – все-таки попались и превратились в чучела? Мир вставал перед братьями удивительной, непостижимой загадкой. Они рано начали размышлять над смыслом жизни: для чего все это, если потом – все равно чучела? Неужели папа и мама тоже умрут?! И для них самих все рано или поздно кончится, а жизнь – небо, солнце, земля, Нева, Васильевский остров – все это останется без них?! И братьев вновь и вновь тянуло смотреть на всесильных некогда хищников, теперь же не более опасных, чем их тюбики с красками.

Все же вечером, когда во время купания кто-нибудь из них нарочно вопил: «Акулы!!!», оба мигом вылетали из ванны и бросались к матери.

Получается, о чем ни начнешь рассказывать – все занимало в их жизни особое место: живопись, поэзия, история, животный мир… Но дело в том, что обширный круг увлечений детства и сыграл, как видно, одну из решающих ролей в формировании их личностей, а в конечном счете – и личностей их учеников, обученных ими не только верным уколам и ударам, по также глубокому пониманию окружающего мира, искусства…

Итак, животный мир занимал в их жизни также особое место и, кстати сказать, обширнейшую площадь их квартиры и двора. У дома Аркадьевых всегда скитался нестройный, но многочисленный отряд кошек, и было такое впечатление, что дом заселен кошками и у некоторых из них живут люди.

А уж в квартире кого только не было! Клетки с птицами, которым разрешалось свободно летать по комнатам, аквариумы, террариумы с ужами, медянками и гадюками. Прямо в зелени цветов на подоконниках жили лягушки и ящерицы, на полу ютились белые японские мышки. И все это квакало, чирикало, мяукало и шипело…

И это было далеко не все. Всего не знали даже родители, ибо братья постоянно тащили в дом всякую страдающую, мерзнущую и голодающую живность.

Раз к Соне пришли подружки на чай. Они весело чаевничали, как вдруг из детской донесся какой-то странный звук, и через некоторое время в дверях гостиной показалась темная змея – полоз. Она бешено извивалась, но продвигалась мало, так как жутко скользила по паркету. Вот это-то скольжение и давало столь непонятный, жужжащий звук.

Раздался пронзительный вопль, и гостьи мигом взлетели на стол – зазвенели чашки, блюдца, вазочки с вареньем. На крик в дверях появились братья. В презрительном недоумении они оглядели прижавшихся друг к другу девчонок и, бережно ухватив змею за шею, молча вышли из комнаты.

Следствием этой любви братьев к животным (а возможно, и страсти к закаливанию) спустя много лет явится вот что. Однажды в морозную зимнюю ночь, разбуженный воплями своей кошки Мурки, Виталий Андреевич (ему тогда будет уже за шестьдесят) выскочит в одних трусах с рапирою «наголо» на улицу – спасать Мурку от кошачьей драки. И спасет, при этом сильно напугав на беду случившегося в ту пору прохожего…

Зная эту благоговейную любовь братьев к животным, может быть, и не воспримешь историю с индонезийской обезьянкой столь уж удивительной.

…Они с раннего детства мечтали побывать в южных странах, где самый богатый растительный и животный мир.

Виталий Андреевич реализовал свою мечту на Олимпийских играх в Австралии. Борис Андреевич – несколькими годами позже: с командой «Локомотив» он посетил «сказочную страну» Индонезию. И тут все его восторженные мечты были совершенно перекрыты увиденным: пышная, неистовая тропическая растительность, величавость океана, в океане акулы, в реке крокодилы…

Все это Борис Андреевич рассказывал во время одного из домашних воскресных обедов. Его дочь тонко чередовала всевозможные блюда – что ни блюдо, то сюрприз, но я не могла вполне оценить изыска кухни, ибо самым ценным сюрпризом для меня был рассказ Бориса Андреевича, и я неохотно меняла ручку на ложку. Я боялась упустить какой-нибудь красноречивый штрих.

Да, так история с обезьянкой. Там, в Джакарте, к Борису Андреевичу как-то заглянула «на огонек» (через окно) маленькая хорошенькая макака. Борис Андреевич ее покормил, и она стала аккуратно навещать его каждый день, а позже и вовсе решила поселиться в гостинице, забросив родное дерево в городском саду. Все это кончилось тем, что к пароходу, отплывавшему на Родину, Борис Андреевич шел с двумя чемоданами и обезьянкой на плече. Она крепко держала его за шею.

Пароход покидал Джакартинский залив, выходя в открытое море, за ним, вспарывая синий смятый шелк воды, то отставая, то догоняя, плыли бесцветные серые тени – акулы.

Благополучно преодолев долгий путь в неизвестность, индонезийская обезьянка быстро освоилась в квартире Бориса Андреевича в Москве, и за одни сутки раскачала все люстры, разметала в клочки все шторы на окнах, а также проделала много такого, после чего домашним стало ясно – зверек не приспособлен к жизни в московской квартире. К тому же был оскорблен привыкший ко всеобщему вниманию и ласкам кот Аркадьевых – Марс (интимная кличка – Крыса), ибо некое незнакомое, но нахальное существо захватило вдруг все время и помыслы домашних.

В конце концов на семейном совете – там присутствовал и Крыса – было решено отдать обезьянку в зоопарк, где все для нее «отлично устроено». И с великой мукой отдали.

Первые дни она ужасно грустила по Борису Андреевичу, ничего не ела. Ему же отсоветовали ее навещать, чтобы не тревожить, и он глядел на нее лишь издалека. По счастью, она скоро привыкла к своему новому пристанищу, стала есть, и казалось, ничто уж не омрачает ее более.

– Я все это придумал, – так закончил свой удивительный рассказ Борис Андреевич.

Признаться, концовка оказалась для меня несколько неожиданной, но я не жалела, что записала эту вымышленную историю – ведь нереальность рассказа, само его появление лишь подчеркивали реальность – отношение Бориса Андреевича к животным…

С самого раннего детства братья назубок знали все деревья и цветы, всех насекомых, птиц, рыб и зверей. И коль уж зашла речь о флоре и фауне, тут самое время вспомнить о Люсе.

Первого сына Адели Егоровны – он был старше близнецов лет на восемь – в семье почему-то все называли Люсей. Здесь кроется какая-то семейная история, но какая – все давно забыли. Ясно одно: Эрнеста все и всегда звали Люсей. Вообще в семье Аркадьевых происходит какая-то вечная путаница с именами. Дочерей Виталия и Бориса Андреевича также никто не называет их именами. К примеру, дочь Бориса Андреевича, нареченную Светланой (что и записано в ее метрике, а позднее в паспорте), спустя примерно год после рождения Борис Андреевич, а за ним и остальные стали звать Иришей. «Почему?» – спрашиваю я у Бориса Андреевича. «Э, понимаете, – отвечает он, словно слегка конфузясь, – просто я вдруг увидел, что это Ириша». В результате дочь ведет «двойную жизнь»: на работе она – Светлана Борисовна, дома – Ира, Ирочка. (И впредь, чтобы не путаться, я буду называть ее Ирой.) Ну и вот кот, прозванный грозно Марсом, в обиходе зовется совсем наоборот – Крысой.

Итак, зооуроки – это был «участок» Люси в воспитании младших братьев. Именно он притащил первый аквариум и первого котенка в дом. И это именно с ним близнецы колесили в пригородах Петербурга, ища водоемы с рыбой и болота, где водились водяные насекомые, тритоны и прочие «чудики», которыми постоянно пополнялись домашние аквариумы.