Вибротрон 10.33 - Галина Трашина

припёрся к Шурке? Чуть не спалилась. Так что без обид, и между рог за дело схлопотал. Сейчас и на верёвку посажу. Хвали Бога, что на твои рога не напоролась! Ууу… халера!

Хозяйка погрозила пальцем и сняла с гвоздя верёвку с ошейником. Козёл подскочил и съежился в углу.

– И не вздумай жалобить, ишь… прикинулся горемычным! Я предупреждала, что за провинность награжу собачьим ожерельем.

Клава, поймав его взгляд, наполненный ужасом, вздохнула и вернула орудие наказания обратно.

– Радуйся, прощаю как подельника, говорят, гадину припечатали, полморды синяя. Считай, реабилитировался! Но если впредь у кого съестное возьмёшь, сама казнь учиню! Лопать будешь, пока копыта не откинешь. Почему те, у кого меж ног погремушка – вечно голодные! Точно… у мужиков две извилины: выпить и пожрать!

Животное насторожилось. Хозяйка, прищурившись, огляделась. Любимец явно нервничал. Женщина рассмеялась и, обречённо махнув рукою, вышла, замок всё же в петлю накинула. Бедняга заблеял.

– Нефига по ночам блукать, не зверь, а ходок прямо, – проворчала Клавдия.

*          *          *

Утром её разбудил шум и стук по воротам.

– Кому что надо, единственный выходной, и то поспать не дадут, – ворчала она, выходя на крыльцо.

– Надо же, почивать изволит! А мне как-то не до сна: весь огород трёхрогий уродец вытоптал! – верещала Александра. – Радуйся, что половину урожая собрать успела! То хана тебе вместе с приживалой…

Рядом с недовольной соседкой хмурился участковый и, загадочно улыбалась Матрёна, старушка, живущая напротив, носившая зимой и летом лисью ушанку.

– С чего взяли, мой – заперт, и почему не собака?

– Следы, следы козляка не научился заметать! – настаивала Шура.

– Если так… – Клава нехотя пропустила незваных гостей.

Дознавательная компания устремилась в сараюшку.

– Ты что-то, Александра, напутала. Разбойник под арестом реально, – констатировал факт полицейский.

– Кузьмич, замок – замком, а козёл там?! – вмешалась бабуся.

– Да, пожалуйста! – Клава распахнула сарай. – Убедились, теперь добрым людям и честным козликам жить не мешайте.

– Извинения Синицына не жди, пока всё не проверю.

– Ха-ха! Почему-то на другое и не рассчитывала. Ищи начальник, ищи…

– Несознательный ты элемент, Клавдия. Не на острове существуешь…

– Кузьмич, к чему тары-бары? Значит Шурка с белкой, полная ячейка общества… а я так, поо-ссаать явилась на грешную Землю!

– Энто верно, Кузьмич! Чой-то обшибка стряслась.

– Э… старая… ты за кого?! – возмущённо крикнула Шура, подняв одно ухо у бабкиной шапки.

– Чой-т?! – сморщилась недовольно старуха и оттолкнула крикуху.

– Уууу… господа, разборки за моим плетнём. Козёл на месте преступления не пойман? Не пойман! Закрыт был, как положено? Был! Свистите, милые соседи, новым козлам отпущения. Сашка, а не может статься что хвостатые опять материализовались на твоём угодье? Ты, бедолага, заспалась под стопочку-другую… а? Вот и нечего правдивых людей порочить! Надо же такое придумать…ишь, целую делегацию созвала! Вам, уважаемый смотритель за порядком, так скажу. Случись что Гришкой, на вас первого жалобу накатаю! Догадалась я, зачем пожаловали: на несчастного зуб имеете. По-другому вас днём с огнём не сыскать, а тут с утреца… в выходной день, личной персоной… Тьфу! Мелко-то как.

– Клав, а, Клав, почему Муж опять Гришкой стал?! – влезла снова Матрёна.

– Оттого, что козёл! Как всё мужское естество. На этом раунд закончен,– Клава круто развернулась и направилась в ограду.

– Постойте, гражданка Синицына. Вы, оскорбили офицера при исполнении служебного долга.

– Оскорбила… когда? – искренне удивилась Клава, но припомнив последнюю фразу, обратилась к Матрёне:

– Бабусь, ты что-то подобное чуяла?

Бабка покачала отрицательно головой.

– Слышали, начальник? Один свидетель сдулся. Сашка, лицо заинтересованное. Думаю, всё справедливо? Так что, ааадью, – Клавдия игриво маша пальцами руки и скрылась за дверью дома.

– Шавка кручинная, – пробубнил участковый и пнул забор.

Шура скопировала его действие, а Матрёна отметила, что портить чужое имущество  – грех!

– Так, я что-то не врубилась… значит, моё – выстраданное потом и кровью, разрешено губить?! – взорвалась Шура.

– Ляксандра, Бог с тобой, ты, не так поняла, – Матрёна перекрестилась и попыталась вразумить обиженную.

Антон Кузьмич, воспользовавшись моментом, зашагал прочь от нарастающего скандала. Куда там, Александру понесло…

Старушка поправила шапку и развернулась к своей избе.

Оставшись одна, Шура завопила во всё горло о том, как жизнь несправедлива. Подобные выходки ею устраивались нередко и никого не удивляли. Женщина покричала… покричала и умолкла.

История 10

С большого горя Шура остограммилась, закусила хрустящим огурцом и села на кровать, в глубокой задумчивости погладила подушку, и тут её осенило! Она решила, если законным способом истины не найти, то… не навести ли на бандита-козла Куриную Порчу.

Данное магическое действо частенько применялась в обиходе у местных правдоискателей.

Шура вспорола наволочку, достала горсть перьев, и огорчению не было границ: она держала гусиный пух, а порча – куриная. «Курица, курица, курица…» – заклокотали мысли, подгоняемые самогонным градусом. Проблема состояла в том, что в её хозяйстве числился только самогонный аппарат. Желание достать средство мести засверлило с неудержимой силой. Купить у соседей, мол, лапшички захотелось… глупо, не поверят: в магазине потрошёных – море. Да и случай чего – улика налицо.

И Саша отважилась на преступление, украсть пернатую, хотя бы у Матрёны, так подставившей её в справедливом деле. «Ото всем насолю», – воодушевилась женщина на подвиг.

Александра знала, в обед старушка отдыхает, куры бродят по двору. Приманить одну не составит труда. Да и выходной день способствовал скукой пустынной улицы: в райцентре проходила ярмарка, и сельчане с утра там.

*          *          *

Успешно принеся в дом добычу, Шура заперла, на всякий случай, её в погреб. Сердце колотилось сильней, чем у птицы. «Выпить бы… Нет! Спать завалюсь, чего доброго вырублюсь до утра», – запаслась женщина терпением, и глядя на дрожащие пальцы, рассмеялась: «Верно говорят – руки трясутся, будто кур воровала. Схожу, в огороде покопаюсь до вечера».

…Как только у Клавы потух свет, Шура сцапала орудие мщения подмышку, прихватив в карман соль и нож. Нахоженная тропа оказалась блокированной. «Вот, гадина, когда успела забор починить? Наверно, когда я с Матрёной лаялась. Понятно, следы за козлом хоронила. Ничего, мы не гордые, через забор махнём!»

Курица завошкалась.

– Цыц, то придушу, – прошептала Александра и представила, как скручивает той голову.

Женщина с ужасом осознала: «Батюшки… мне ж впрямь башку резать придётся. Ай!»

– Не по себе  как вроде… «Рассуждай – не рассуждай… надо и всё!» – прозвучало в Шуриной голове, отдельно от её мыслей.

На удивление себе сразу догадалась, это голос силы воли, про которую из-за пьянства забыла, а сейчас, в нужный момент, та и выказала своё присутствие.

«Лезь уже, время тикает», – подталкивал снова внутренний голос.

И Шура, сделав глубокий вдох, направилась вдоль забора,