Бенгальские душители - Луи Буссенар

Удерживаемые ружьями, дулами пушек и пиками уланов, разодетых в красные мундиры, индийцы, не будучи в силах помешать святотатству, мрачно смотрели, как совершается осквернение тела.

Когда смерть завершила свое дело, палач взмахом сабли отсек покойнику голову, которую тут же подхватил один из его подручных, ловко обрил и завернул в окровавленную свиную шкуру, в то время как другой занимался туловищем. Затем останки погрузили на повозку, окруженную эскадроном улан, и две сильные лошади помчали ее к реке.

Толпа разразилась гневными криками и, словно обезумев, ринулась вслед за повозкой. Возможно, эти фанатики хотели досмотреть все до конца, чтобы преисполниться еще большей ненавистью к англичанам, хотя и не исключено, что они еще надеялись спасти бренные останки от дальнейшего поругания.

Европейцы, расходясь после казни, по-разному реагировали на случившееся. Те из них, кто хорошо знал туземцев, заявил вполне определенно:

— То ли по собственному наитию, то ли по чьей-то дурацкой подсказке, но судьи совершили непростительную ошибку: хотели запугать индийцев, но в действительности лишь озлобили их. Дай Бог, чтобы не пришлось нам вскоре жестоко поплатиться!

Опасения эти, увы, оправдались!

__________

Со времени покушения прошло тридцать шесть часов. Леди Леннокс не умерла, хотя жизнь ее висела на волоске. Врач, которому она была обязана этим чудом, преисполнился надеждами.

Патрик и Мери буквально падали от усталости. Убитые горем, они так и не прилегли ни разу отдохнуть, во рту у них не было ни росинки. Но теперь и к ним постепенно возвращалась жизнь.

Бледная и печальная улыбка, мимолетная, словно солнечный луч в зимний день, появилась на обескровленных губах их матери, и она шепотом произнесла имена детей. И от этой улыбки, от того, что она позвала их, пусть и едва слышно, нервное напряжение, в котором все это время пребывали они, спало, на сердце стало легче и из глаз от радости брызнули слезы.

Их мать спасена!

Как трогательно возносили брат с сестрой благодарственные молитвы! Как пылко выражали свою признательность врачу, чьи знания и самоотверженность сумели предотвратить страшную трагедию!

Только теперь смогли они перекусить, а когда наступила ночь, то заснули тем глубоким сном, какой следует обычно после сильных душевных потрясений.

И сам доктор, едва живой от усталости, решился уйти в свой кабинет, поручив пациентку заботам сиделки, которой полностью доверял. Правда, на всякий случай, чтобы быть готовым вскочить в любую минуту, как только раздастся электрический звонок, он лег на кушетку, не снимая одежды.

Но на рассвете врача разбудили ужасные крики, доносившиеся с того конца коридора, где находилась леди Леннокс. Предчувствуя недоброе, он стремглав вылетел из кабинета и, когда распахнул дверь в палату, глазам его предстало ужасное зрелище. На полу, связанная, с кляпом во рту, лежала сиделка. Рядом билась в истерике Мери. Патрик с болью во взоре судорожно сжимал руки и кричал осипшим, не своим голосом:

— Мама!.. Мама!..

Лицо герцогини Ричмондской, белое и застывшее, казалось выточенным из мрамора. Грудь не вздымалась. Оледеневшая рука беспомощно свисала вниз. У приоткрытого рта тонкой струйкой застыла побуревшая кровь. Шея была туго затянута черным шелковым шарфом, завязанным крепким узлом. Молодую женщину дерзостно и с чудовищной жестокостью задушили во время сна.

Доктор, известный мужеством и выдержкой, побледнел и, задрожав всем телом, издал крик ужаса.

А прямо над койкой, пригвожденный к стене из кедрового дерева острием кинжала, висел большой лист бумаги, и врач, немного придя в себя, прочел слова, объяснившие мотив нового преступления: «Месть брахманов!»

ГЛАВА 3

«Бессребреник». — Вверх по Гангу. — Индийские крокодилы гавиалы. — Люди — добыча крокодилов. — Схватка с хищниками. — Своевременная помощь. — Спасенные. — Останки брахмана. — Ночь на реке. — В Калькутте. — Арест.

Красивая яхта под американским флагом медленно поднималась вверх по течению, направляясь в Калькутту. Это был восхитительный образец судостроения: водоизмещением около полутора тысяч тонн, изящная и вместе с тем прочная, она могла противостоять любым атакам моря, хотя предназначалась исключительно для гонок.

Белоснежный корпус, украшенные золотым орнаментом борта, иллюминаторы и надпалубные постройки, грациозно оттянутые назад, свежеотполированные и выкрашенные в бурый цвет мачты, резные перила, нактоуз[21], вентиляционные трубы, никелированные детали, удачно подобранные породы дерева, великолепие отделки — все говорило о размахе, богатстве и тонком вкусе.

Экипаж — человек тридцать, не считая машинного отделения, — стоял по местам в ожидании причала. Матросы — как на подбор, сильные, ловкие, с мощной грудью — были одеты в темно-синие тельняшки с вышитой серебром надписью: «Бессребреник».

Так называлось судно, о чем возглашали крупные золотые буквы на корме. Чтобы дать яхте, отделанной с расточительной роскошью, подобное имя, надо было обладать недюжинной фантазией, обостренным чувством юмора или философским складом ума. Впрочем, не исключено, что судно названо так в память о некоем таинственном событии.

На мостике стояла примечательная пара: высокий молодой мужчина — с горделивой осанкой, в элегантном костюме яхтсмена, и юная, сияющая красотой женщина, в скромном шелковом пеньюаре[22] кремового цвета. Он — брюнет с короткой, слегка вьющейся бородкой, с большими лучистыми карими глазами, матовым цветом лица, в котором отражались одновременно и энергичность и доброта. Она — блондинка с нежно-розовой кожей, с глазами цвета небесной лазури, с великолепными жемчужными зубами, блестевшими из-за коралловых губок. Выражение ее лица было нежным и вместе с тем решительным.

На корме орудовал бородатый человек атлетического сложения, с обветренным лицом и черными как уголь бровями, с руками огромными и покрытыми густой растительностью, с движениями резкими и ловкими, всем обликом своим напоминавший театрального злодея. Голову его украшала фуражка с золотым галуном, на куртке сияли металлические пуговицы с якорями. Судя по всему, это был боцман — должность необходимая и ответственная.

За блестевшим никелировкой штурвалом — этаким большим серебристым солнцем — стоял рыжий гигант с козлиной бородкой, типичный янки. Пожевывая табак, он уверенно, отлично обходясь без лоцмана, вел судно.

Хотя солнце уже завершило свой дневной путь, жара стояла удушающая. Боцман не мог оставить без внимания этот факт, и на палубе зазвучал его зычный голос с «южным» акцентом, выдававшим славный Прованс[23],— кстати, и исходивший от него крепкий запах чеснока подтверждал его происхождение.