Ведьма полесская - Виталий Кулик

Тут уж дружный хохот заставлял и бравого мужика сконфузиться. Да-а, видать, зря он тогда затеял подшутить над первыми склочницами на селе.

Но вот вскоре после полной капитуляции опрометчиво поступившего мужика, его облик быстро потерял разудалый вид, а шум понемногу стих. Несколько неуклюжих попыток оправдания за поднятый шум — и бабы тоже мирно замолкали. Мужики, перекинувшись с дедом Чигирём двумя-тремя незначительными фразами, выжидающе посматривали на его кудлатую бороду.

— Дед, а что сталось с тем парубком? — не выдержав, давал наводящий вопрос один из селян.

— С каким парубком? — непонимающе переспрашивал старый Чигирь.

— Ну, тот, которого черти извести хотели. Запрошлый раз поздно уже было, и ты, дед, обещал, что в следующий раз доскажешь, чем дело закончилась.

— Хм… А чем закончилось?.. — хмурился дед, вспоминая прошлую историю.

— Ни на того черти напали! Смелый и хитрый оказался хлопец, да ещё и заговоры от ихней братии знал. Так что пришлось тем чертям, несолоно хлебавши, катиться назад к себе в болото. Во, как оно было…

Хотя такой быстрый и простой конец истории и разочаровывал всех, но начало было положено. Дед Чигирь ненадолго замолкал. У костра тоже воцарялась тишина. Все догадывались, что в голове старого Чигиря рождается новая жуткая история. Догадывались — и не ошибались.

И вот в мертвой тишине таинственно начинал вещать голос старика, с первых же фраз завораживая слушателей. Затаив дыхание и стараясь не пропустить ни единого слова, все неотрывно взирали на рассказчика. Напряжение нарастало. Казалось, что во тьме вокруг огня витали упыри или ведьмы, зловещие мертвецы или неведомые чудища из рассказов старого Чигиря. В такие мгновения отчётливо слышались лишь писк комаров, охотящихся за человеческой кровью, подобно персонажам звучащей истории, да слабое потрескивание костра, по праву своей значимости осмелившееся вплетаться в новую страшную историю.

У всех захватывало дух. Дети, ещё не достигшие отроческого возраста, жались к матерям, у которых у самих от страху округлялись глаза; мужики сидели с застрявшими в бороде или повисшими на губе потухшими самокрутками; молодежь испуганно переглядывалась, ища заранее с кем бы после возвращаться домой. Все теснее жались друг к дружке, и никто не хотел сидеть с краю.

Маленькому Прохору тоже тогда становилось жутко и страшно, но его ещё и распирало чувство гордости за своего деда.

Иногда история старого Чигиря заканчивалась далеко за полночь, но никто из неподвижно сидевших всё это время слушателей, включая и самых младших, ни разу не зевнул, ни разу не клюнул носом. А после все расходились тесными кучками — напуганные, но довольные.

Прохор, как сейчас, помнит момент, когда после одного из таких вечеров, спросил у деда:

— Дед, а откуда ты столько страшилок знаешь? Их тебе кто-то рассказывал?

— Не, внучек, никто не рассказывал. Половину всего выдумал твой дед, — отвечал старик и, видя разочарование внука, с улыбкой трепал его вихрастую макушку.

— Ну а как же с другой половиной? Кто-то ж тебя научил? — никак не унимался мальчик.

С морщинистого лица старика тогда вдруг сошла улыбка. Взяв Прошку за плечи и глядя ему в глаза, дед твёрдо, чтобы это запомнилось надолго, произнёс:

— А другой половине, внучек, научила меня жизнь. И не дай бог познать тебе такой науки на своём пути.

Старик задумчиво вздохнул. Не отрывая серьёзного взгляда от любимого внука и, словно что-то предчувствуя, старый Чигирь добавил:

— Хотя… жизнь, Прошка, — шибко[8] сложная штука, и кто его знает, что нас ждёт впереди. Но… ко всему надобно быть готовым. Всяко ведь может статься…

После этого разговора дед начал часто объяснять, показывать и рассказывать Прохорке много разных и странных слов, действий, вещей. Дело в том, что старый Чигирь славился не только своим умением интересно рассказывать. Во всей округе его знали как умелого знахаря. Люди обращались к нему со всевозможными просьбами, жалобами, хворями и прочими напастями.

Знахарство было обычным и неотъемлемым явлением в жизни сельской глубинки, и без этого не могло обойтись ни одно хозяйство. Зачастую в деревне или на селе проживали несколько знахарей, и, естественно, люди охотнее обращались к тем, у кого чаще получался положительный результат. Этому во многом способствовала и молва, как всегда, преувеличенная и приукрашенная. А это уже напрямую зависит, через какое количество пересказов она пройдёт.

Старый Чигирь в помощи никому не отказывал. Если мог — помогал. Если не мог, то успокаивал и говорил, что Бог обязательно поможет.

Как-то раз после ухода одной посетительницы дед грустно произнёс, глядя ей вслед:

— Жаль… Молода ведь ещё.

— Деда, так ты ж сказал, что всё будет добре! — заметил находившийся рядом Прохорка.

— Сказал, сказал… — задумчиво произнёс дед и тут же грустно добавил: — Отойдёт она вскоре… Не поможет ей уже ничто. Но всё равно… без надежды человеку нельзя. Худо, брат, без надежды-то жить… особливо, когда эта жизнь сама же тебя за горло и давит…

Прошка хотя и был тогда совсем ещё мальчишкой, но уже точно знал, что дед его связан с какими-то неведомыми силами. А таких людей называли колдунами. И слово это очень нравилось мальчику.

— Деда, а почему тебя называют знахарем, а не колдуном? — спросил однажды он деда.

Дед удивлённо взглянул на внука и, чуть поразмыслив, ответил:

— Запомни, внучек, что знахари, в отличие от колдунов, в основном помогают людям. Ну а колдуны большей частью норовят зло сотворить. Хотя, конечно, и они могут помочь человеку… но, видать, душа у них не лежит к этому. Теперь тебе понятно, почему твоего деда кличут знахарем?

— Угу.

— Ну, вот и ладно.

После того разговора для Прохорки уже слово «знахарь» звучало более красиво и значимо.

И так уж получилось, что именно Прохору дед многое передал из своего умения и знания. Проницательный взор деда именно Прохора выделил из множества внуков за его тягу к познаниям, за его крепнущую силу воли и духа. И главное за то, что старый Чигирь видел в Прошке искру божью, которой обладал и сам.

Однажды в осеннюю пору дед внезапно занемог. Несколько дней он тихо лежал на полатях в глубоком полузабытье. Все домочадцы уже догадывались, что дед — не жилец. И, как будто делая обыденную работу, взрослые с грустью, но деловито готовили холстины, тесовые плахи для гроба и другие необходимые вещи для похорон.

Прохорка подолгу сидел возле любимого деда. Ему было очень жалко его, было непривычно и дико видеть всегда бодрого деда угасающим и безмолвным. Мальчишка по-настоящему боялся остаться без такого заботливого опекуна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});